– То, что хотят увидеть, – неожиданно для себя закончила я.
– Именно, – Хейрон, казалось, не удивился, что я его перебила. – Думаю, что касается имен, ты можешь понять меня лучше, чем кто-либо другой.
Отчего-то от мысли, что красивому, уверенному в себе Хейрону тоже приходилось мириться с собственным именем, мне стало легче. Значит, я не одна такая.
Какое-то время мы шли в молчании, сопровождаемые громким голосом Огаста Бернела, которого зеннонское белое привело в хорошее расположение духа, монотонными репликами дяди и несмолкаемым журчанием Нии Бернел и Неллы, которые, судя по всему, сошлись в пренебрежении к альвионской моде. Наконец Хейрон сказал:
– Эта помолвка для нас обоих неожиданна. Но я надеюсь, что в твоем сердце найдется для меня место. В свою очередь я чрезвычайно рад, что у меня такая прекрасная невеста.
Хейрон мягко взял меня за руку и посмотрел прямо в глаза, так, словно видел там что-то, чего не видел никто другой. Смущенная, я зарделась и опустила взгляд. Мы продолжили осмотр дома изнутри, и Хейрон, словно вознамерившись преодолеть неловкость, развлекал меня историями о приятелях-студентах, о праздниках и прогулках – так, что я почувствовала, что мы с ним давным-давно знакомы.
Наконец мы поднялись на третий этаж, туда, где, на противоположной от моей комнаты половине, мы с Хейроном должны были жить после свадьбы. Хейрон с улыбкой осматривал наши будущие комнаты, а меня вдруг пронзило осознание того, что я стою под руку с совершенно незнакомым человеком – человеком, который через месяц полностью и бесповоротно должен будет войти в мою жизнь.
И я была не уверена, что готова к этому.
Теперь почти каждый день Хейрон заезжал за мной, и мы, в сопровождении Неллы, отправлялись гулять по городу, иногда – на концерты и спектакли. Раз в неделю мы ужинали с родителями Хейрона, и с каждым разом Огаст Бернел оттаивал ко мне всё больше и больше. Хотя, возможно, в этом была заслуга дядиного винного погреба.
Хейрон со мной был неизменно учтив, любезен и предупредителен. В тех случаях, когда было нужно воспользоваться даром камневидения, например, проверить денежные камни, он делал это просто и естественно, позволяя мне не так остро чувствовать собственную беспомощность. Ни разу у нас не возникла ситуация, как с Неллой и музыкальной шкатулкой.
Я до сих пор помнила этот случай. На мой одиннадцатый день рождения мы с Неллой отправились в «Милден» – магазин, славившийся своими затейливыми вещицами. Самодвижущиеся модельки фаэтонов с сардаллами, необычные светильники из люминариев, шкатулки с секретами, изысканные чернильницы и карандашницы, настольные игры и музыкальные шкатулки. Десятки музыкальных шкатулок, от которых у меня захватило дух.
Целый час я с наслаждением рассматривала все модели, не решаясь взять в руки. Подошел улыбчивый продавец и показал несколько вариантов. А потом он открыл одну, прямоугольную, довольно большую, и я поняла, что это она. На черной лакированной крышке была картина с детально прорисованными птицами и цветами, по бокам – растительный орнамент, а внутри – внутри была карта Серры.
Как только крышка открылась, зазвучала ни с чем не сравнимая музыка – «Ода новой земле» – пронизанная надеждой и радостью мелодия, обозначающая момент, когда корабль Серры и Иалона прошел сквозь узкий пролив между Северными островами, и глазам Предков открылась новая земля.
Сердце защемило, и я едва могла рассмотреть карту из-за выступивших слез. Довольный произведенным впечатлением, продавец еще шире улыбнулся:
– Вы не видели самого главного. Коснитесь ронда.
Слезы мгновенно высохли, и я с испугом посмотрела на молочно-белый камень в центре розы ветров, а потом – на Неллу. Она стояла рядом и выжидательно улыбалась, словно забыв о моей неспособности пробуждать камни. На меня будто плеснули горячим супом, стало жарко и неловко. Я совершенно растерялась. Продавец в недоумении переводил взгляд с меня на Неллу. Наконец, когда я едва не расплакалась, Нелла с приторной улыбкой пожурила меня:
– Как можно быть такой нерешительной, Вира! Позвольте мне, – изящным движением она коснулась ронда, и из потайного отверстия показалась крошечная копия корабля, который под новую мелодию обогнул Серру по нарисованному Внутреннему морю.
От унижения я не могла говорить и только кивнула, когда продавец поинтересовался, будем ли мы брать шкатулку. После этого я несколько раз открывала шкатулку, чтобы полюбоваться картой и послушать музыку, но передо мной каждый раз вставала сцена в магазине. Я убрала шкатулку в самый нижний ящик комода – как напоминание о пережитом унижении – и больше никогда не доставала.
Рядом с Хейроном о таком мне можно было не волноваться.
Хейрон рассказывал о торговом деле Бернелов и Роддов, об учебе в Академии, о своих знакомых и всевозможных забавных историях, которые с ними случались. Куда бы мы ни шли, я замечала, какими взглядами провожали Хейрона девушки, и мне льстило, что он пытался произвести на меня впечатление не только своим внешним видом.
Но было что-то еще. Что-то смущало меня. То, как Хейрон на меня иногда смотрел, как касался, – во всем было что-то, что заставляло меня чувствовать внутреннее напряжение. И чем ближе к свадьбе, тем сильнее.
Как я и ожидала, в школе моя помолвка не прошла незамеченной. Когда с обычным высокомерным выражением я шла по коридорам, за мной, как змеи, ползли шепотки:
– Посмотрите у нее на руке…это же помолвочное кольцо!
Больше всего я опасалась реакции Тами, и та не подвела – налетела как ураган из Штормовых морей, едва завидев блеск кольца на моем пальце, и завалила вопросами.
Стрекот Тами поднял на уши весь класс, и почти все бросились меня поздравлять, даже Марен, который якобы продолжал по мне убиваться.
Все, кроме Кинна, которого, кажется, ничто не было способно отвлечь от книги.
Конечно, ведь он уже поздравил меня тогда, в библиотеке.
Но за последующие три недели я заметила, что теперь Кинн скрывался, если я шла в его направлении, отворачивался от моего взгляда, и, главное, больше ни разу не явился на наши еженедельные встречи в библиотеке.
Кинн однозначно странно себя вел. Нет, хуже. Он меня избегал.
Мне было неприятно признать, как сильно меня задела эта мысль. Мне казалось, что за долгие часы работы в библиотеке между нами установилось что-то вроде молчаливого взаимопонимания. Теперь же Кинн выставил между нами барьер, словно я была Тенью, от которой он хотел отгородиться.
За неделю до свадьбы я решила поговорить с Кинном – о нашей работе над южными наречиями, которая с моей стороны зашла в тупик. Но едва я к нему направилась, Кинн прошел мимо меня к Наставнице Флие и о чем-то ее спросил. Разочарованная, я не знала, как поступить, и тут Тами, застыв у окна, взбудораженно спросила:
– Кто этот красавчик? На нем форма Академии. Это чей-то брат?
Заинтригованные, к Тами поспешили приятельницы, и тут же послышались восторженные охи и ахи. Краем глаза я посмотрела на Кинна, который был погружен в беседу с Наставницей, и подошла к окну. Но, бросив взгляд вниз, застыла.
Там, у ворот, на всеобщем обозрении стоял Хейрон.
Он ничуть не смущался всеобщим вниманием, наоборот, кажется, был весьма доволен – расточал улыбки направо и налево. Когда девчонки во главе с Тами едва не вывалились из окна, чтобы получше его рассмотреть, Хейрон поднял глаза наверх. Миг – и он бы увидел меня.
Я отшатнулась от окна с колотящимся сердцем.
Что он здесь делает?
Непроизвольно я нащупала неровные бусины браслета на левом запястье. Я не заметила ни нашего фаэтона, ни Неллы.
Странно, она ни о чем меня не предупреждала.
Я услышала, как Кинн благодарит Наставницу, и пришла в себя. Сейчас было самое время с ним поговорить, но занятия сегодня и так закончились поздно, и Хейрону вот-вот может наскучить ожидание, и он начнет спрашивать выходящих обо мне. И тогда мы оба окажемся в нелепой ситуации, – жених дожидается невесту, пока та разговаривает с одноклассником. Дяде это бы точно не понравилось.
С тяжелым сердцем я спустилась вниз и, стараясь скрыть раздирающие меня чувства, вышла во двор. Каждый шаг давался с трудом, чужое внимание отзывалось на щеках покалыванием иголок.
Хейрон заметил меня и, широко улыбаясь, двинулся навстречу. Зеленая форма Академии ему действительно шла. Со стороны сердца на груди гордо поблескивала нашивка Гильдии Камневидцев – «снежинка» из семи камней, где каждый камень, кроме центрального, камня-сердце, обозначал одно из ценных для камневидца качеств. Первые четыре из этих качеств и составляли мое имя.
Не успела я поприветствовать Хейрона, как он обнял меня.
Где-то сверху долетело многозначительное «о-о-о!», явно от Тами и компании. Мне хотелось вырваться из объятий, но Хейрон не торопился меня отпускать, и, когда он наконец это сделал, я вся горела, а голова кружилась от его пьянящих духов.
– Пойдем! Поскольку ты сегодня позднее, я выпросил право тебя встретить у твоей строгой гувернантки.
Я собралась сказать что-нибудь уместное, но у меня отнялся язык, когда слева нас обогнал Кинн и, даже не бросив в мою сторону взгляда, скрылся за воротами.
Что за детское поведение!
Я заставила себя улыбнуться Хейрону, который вопросительно посмотрел на меня, и, позволив взять себя под руку, последовала за ним к фаэтону.
Хейрон приехал на своем фаэтоне, к которому я еще так и не привыкла: чужие запахи, слишком яркие краски и непривычно мягкое сиденье. Странным образом, без Неллы внутри мне показалось ужасно тесно: как бы я ни устраивалась на сидении, Хейрон казался чересчур близко. Я едва подавила в себе желание пересесть напротив.
Молчание в этот раз тоже было иным – сгустившимся, напряженным. Чувствуя внимательный взгляд Хейрона, я поспешила это молчание нарушить:
– Куда мы едем?
Хейрон ответил не сразу.
– Хотел устроить тебе сюрприз, сделать особый подарок на день рождения. И немного отдохнуть от вездесущей Неллы.
Я ответила на его улыбку, хотя впервые в жизни почувствовала, что мне не хватает присутствия компаньонки. Вчера мы тихо отпраздновали мое совершеннолетие, и, видимо, поэтому сегодня Нелла решила меня не сопровождать.
Мы въехали в западный квартал Гильдий, и Хейрон завел непринужденный разговор о знакомых из Гильдии бардов и о предстоящих концертах, но меня не покидало ощущение, что мыслями Хейрон где-то далеко или, наоборот, слишком близко, – он часто задерживал на мне свой взгляд, от которого мне делалось неуютно.
Наш фаэтон вывернул на малую рыночную площадь и резко остановился, заставив меня вздрогнуть. Хотя сегодня был не рыночный день, перед нами теснилась толпа.
Хейрон нетерпеливо окрикнул кучера:
– Что там?
Кучер обратился к ближайшему человеку, потом обернулся, с неясным огоньком в глазах:
– Кажется, поймали воришку, господин.
Хейрон присвистнул, а у меня разом отнялись ноги. Кто в своем уме решил нарушить Закон?
Хейрон приказал:
– Давай поближе!
В ответ на звонкие покрикивания кучера люди с недовольством уступили нам дорогу, и фаэтон с трудом тронулся. Вскоре мы оказались перед небольшим бакалейным магазинчиком. Миг – и изнутри появились два Карателя в черной форме с капюшонами и черных масках, закрывающих лица. Между собой они вывели мальчишку.
Вряд ли старше рыжеволосого Тэна.
Толпа, которая еще минуту назад волновалась, как Штормовые моря, стихла, а потом по ней как легкая волна прокатился вздох облегчения.
Раз мальчик не совершеннолетний, значит, его не изгонят.
Но я не удержалась:
– Он такой крохотный…
Хейрон, с любопытством разглядывая Карателей, пожал плечами.
– Закон для всех один. Пусть благодарит Зеннона, что к малолетним проявляют снисхождение. Уж, наверное, он с превеликим удовольствием предпочтет отсидеть в пенитенциарии, чем встретиться с Тенями.
Подземелье пенитенциария могло вызвать любые чувства, кроме удовольствия, но я была готова согласиться с Хейроном: нет ничего хуже изгнания. Каратели посадили мальчика в крытую повозку, для которой тут же освободили дорогу, и она тронулась под перешептывание толпы. Хейрон задумчиво улыбнулся.
– Слуги Закона. Достойная работа. Единственный недостаток – приходится быть в тени.
Черная форма Карателей и их закрытые лица всегда приводили меня в смутный трепет, поэтому я промолчала. Мы продолжили путь, словно корабль в людском море, но у меня перед глазами продолжал стоять мальчик – с залатанными, слишком короткими штанишками и отрешенным, потухшим взглядом. Неожиданно меня взяла злость: на месте бакалейщика я бы закрыла глаза на воровство. Но поймав себя на этой предательской мысли, я постаралась ее тут же отбросить. Так не годится. Закон для всех один. В конце концов, мальчику действительно повезло.
Я настолько ушла в себя, что перестала замечать, куда мы едем, и очнулась, только когда Хейрон довольно сказал:
– Ну вот мы и на месте!
Я огляделась, и сердце ёкнуло, когда я поняла, куда мы приехали.
Сад вечерних камней.
Самое красивое и романтичное место Зеннона.
Раньше с завидной регулярностью мне предлагал сюда прогуляться Марен, но я всегда отказывалась. А приехать посмотреть на сад с Неллой, хотя бы днем, мне даже в голову не приходило.
Сад вечерних камней не мог сравниться по размеру с огромными Садами Деи, но его главным отличием были люминарии, которые искусно украшали его, и, когда наступал вечер, загорались, создавая непередаваемую атмосферу. По крайней мере, так говорили.
Мы с Хейроном прибыли рано – до заката оставалось больше часа, и люминарии еще не начали загораться. Хейрон лучезарно улыбнулся и повел меня по главной аллее вглубь сада, откуда доносилась приглушенная музыка.
Деревья здесь были посажены редко, больше встречались фигурно подстриженные кусты и клумбы с люминариями. Кое-где виднелись статуи.
Людей было много, и все они были празднично одеты. Я внезапно пожалела, что на мне было простое темно-синее школьное платье. Кажется, Хейрон заметил мое смущение:
– Для меня ты выглядишь прекрасно в любом платье.
Покраснев, я заставила себя благодарно улыбнуться, и перевела взгляд на тележку мороженщика, мимо которой мы проходили. Хейрон тут же подвел меня к ней. Нелла была небольшой любительницей мороженого, поэтому я могла им наслаждаться в основном дома, по праздникам.
От тележки исходил холод: металлические сосуды с мороженым были обложены геррионами. Сортов было не меньше двадцати, и, после длительного размышления, я выбрала базиликовое с кусочками клубники, а Хейрон взял сливочное с перцем.
Мы неторопливо шли по аллее, поедая мороженое из вафельных рожков костяными ложечками, и обменивались впечатлениями о последнем выступлении известного на весь Зеннон барда Диммана Димерра, с которым Хейрон был шапочно знаком. В этот момент мне подумалось, что я могу представить себе жизнь с Хейроном. И она будет весьма неплохой.
Людей становилось всё больше, и, доев мороженое, мы свернули с главной аллеи, чтобы избежать давки. По неширокой дорожке, обсаженной нежно пахнущими кустами рододендрона с карминно-розовыми цветами, мы вышли на круглую площадку, посередине которой журчал фонтан. Он представлял собой большую чашу, в центре которой высилась скульптура трех немор – сказочных существ, полуженщин-полурыб, которые выманивали неосторожных рыбаков и путешественников из спокойных течений Внутреннего моря во власть Штормовых морей. Каждая немора, длинноволосая, прекрасная, хищная, держала кувшин в виде морской раковины, из которого лилась вода.
– О чем задумалась?
Наверное, я слишком долго молчала, завороженная игрой воды, поэтому вопрос застал меня врасплох. Я растерялась, но еще больше – от того, как близко придвинулся ко мне Хейрон. Стараясь незаметно отстраниться, я спросила первое, что пришло в голову:
– Почему ты согласился на эту помолвку?
Хейрон испытующе посмотрел на меня, словно решая, что ответить.
– Изначально это была идея матери. Когда отец получил первое письмо от Советника Дана, он сильно сомневался, был готов отказать. Но мать – та пришла в восторг. Это прекрасная сделка для всех нас, не переставая, говорила она, – мне показалось, что в голосе Хейрона проскользнула нотка презрения. – Что касается меня, в общем я был не против. Но признаться, твоя…ситуация меня заинтриговала. Что-то в этом всем было необычное. И мне стало любопытно, как выглядит та самая Вира Линд, которую мне прочили в невесты. И тогда я отправился на тебя посмотреть.