— Помоги мне… любовь моя…
Ты смотришь прямо на меня, но не видишь — и я едва успеваю перехватить Фенриса, готового встать между нами живым щитом. В какой-то мере я благодарен ему, ведь он готов первым принять удар одной из самых опасных тварей от магии — Одержимого. Только вот мера эта слишком невелика — сейчас, когда в роли его противника будешь ты.
— Он опасен, Хоук!
— Он справится, — как часто я не ощущаю той уверенности, которую вкладываю в свои слова, кто бы только знал… Ненавижу треклятую магию — она слишком многое отнимает у меня лично. Эгоистично? Возможно. Зато честно. Честь и честность — то немногое, что я обрел вне Империи. И он верит, отступая на шаг, хотя и удерживая в руках обнаженный меч.
Твое тело ломает судорогой, неестественно выгибая на сухих камнях — настолько сильно, что мне чудится хруст позвоночника, готового сложиться пополам, как у попавшей в ловушку змеи.
— Мной…Нельзя…Управлять!!!
Сияние взрывается в зеленоватых сумерках умирающей звездой, нещадно обжигая отвыкшие от света глаза — и тебя подбрасывает с земли, будто кто-то вздернул твое тело за шкирку. Впрочем, почему «кто-то»? Очень даже конкретный кое-кто…
— Оставь его в покое, Дух! Не смей…
Кривая усмешка — нечеловеческая, неестественная, совершенно неуместная на таком близком и любимом лице… и я едва успеваю отшатнуться от стремительного взмаха посоха, чье отточенное до бритвенной остроты сильверитовое лезвие со скрежетом раскалывает камень под твоими ногами — а вместе с ним и саму реальность, с неслышным звоном рассекая связи Завесы… выпуская то, что никто в здравом уме не выпустил бы оттуда.
Демоны Голода атакуют беззвучно — словно их тяга к реальности и неумолчная жажда не ограничиваются плотью и кровью, но поглощают все, что только может составлять нашу сторону мира — в том числе и звуки. Ты все же не справился, радость моя…
— Варрик, Фенрис, Белль, демоны на вас! Я разберусь с Андерсом!
Не оглядываясь, не прислушиваясь — только вперед. Любовь моя, что же ты наделал… Прыжок, перекат, хлестнуть силой, рассекая рождающуюся руну паралича — пока никто не видит, поднырнуть под занесенный посох, обхватить за пояс… попытаться обхватить. Ты ведь понимаешь, что я не смогу причинить тебе серьезного вреда, не так ли? Только при этом сам… или не совсем сам, но тем не менее… атакуешь в полную силу, не гнушаясь использовать те заклятия и удары, которые, достигни они цели, оказались бы смертельными.
Приблизиться к тебе почти невозможно — посох с гулом рассекает воздух, словно Стон Лукасана, и любой из его выпадов может перерубить руку или ногу. Слишком быстро и слишком сильно для смертного — и даже для Серого Стража. Почти всю власть над твоим телом забрал твой Дух… и мне почему-то все острее кажется, что он просто не знает, как вернуть ее тебе самому — и сквозь ярость и безумие его атак все отчетливее проступает страх… и безысходность.
Кажется, он решил, что единственный способ разорвать это невольное Слияние — подставить тело под смертельный удар. Отчего страшится еще сильнее.
Когда я перестал испытывать неприязнь по отношению к нему? Должно быть, я и не вспомню. Еще один кувырок, бросок вперед — ужом проныривая между потоком льда и волной пламени… подсечь кинжалом ногу… прости, любовь моя, но так нужно, потом тебе будет несложно восстановить это повреждение, я аккуратно…
На плечи мощным ударом опускаются твои руки — и в позвоночнике взрывается кипучая боль. Поздно, радость моя. Обхватываю тебя за бедра, роняя на землю… магия, отпущенная из оков, сплетается с твоей… и даже тебе — вам — не понять, где ваша, а где моя. И есть ли вообще в этой мешанине моя…
Твой голос, искаженный Слиянием, полон боли. Прости, если сможешь. Так надо…
В глазах темнеет — ты так и не отпустил плетения заклятия, и оно все еще обжигает мою плоть яростным пламенем боли… никогда бы не подумал, что ты столь близко знаком со Школой Энтропии — ты никогда не показывал того, что вообще обучался ей… Нет, забыть, отрешиться от посторонних мыслей…
Ты бьешься в моих руках — и меня ослепляет сияние лазурного огня, что окутывает твое тело. Почти чистая Тень. Спасибо, что невольно помогаешь мне… Магия пульсирует все отчетливее, и пульс этот с каждым ее даром все ближе к пульсу Отражения…
Подтянуться выше, прижимая твои руки к бокам, и накрыть исчерченные трещинами сияющей синевы губы, задохнувшись от мучительно-острого укола чистейшей мощи. Глаза в глаза — и никому из спутников не увидеть, что сейчас мои черны, как Бездна. Твоя нить — толстая, словно виной канат, двойная, и узлы привязок затянуты намертво… Обхватить как можно крепче… Рывок…
И Завеса со стоном расступается, пропуская наши сознания на ту сторону.
- оОо —
Здесь — его мир, и он атакует быстро и неожиданно… пока я все еще прихожу в себя после рывка сквозь плотную сеть Нитей, что образуют границу миров. Щит и меч — непривычно видеть тебя, вооруженным так. Он движется настолько быстро, что успевает зацепить меня — и из широкого длинного пореза на моей обнаженной груди — здесь я только Тень и ничего сверх того — начинает струиться кровь. Светящаяся, словно жидкий огонь.
— Как ты посмел?! — рев Духа, даже сейчас выглядящего так же, как ты, режет сознание, мучительно-болезненным эхом отдаваясь в висках, и лезвие меча снова рассекает пространство с низким, зубодробительным гулом.
— А ты подумал, что если погибнешь там, то погибнет и Андерс?! — кулаки сжимаются непроизвольно и мой шаг вперед, словно бросок гадюки, заставляет его отшатнуться. По пальцам бежит огонь, окутывая кисти…
И Справедливость опускает оружие, остывая так же быстро, как и вскипел своей яростью.
— Ты маг.
— Да. И что?
Его голос становится тихим… и слишком… человеческим, что ли. Настолько, что на миг мне кажется — не он передо мной, а ты:
— Почему?
— Слишком много вопросов, Дух. У меня есть на то причины, и тебе не стоит их знать. Не сейчас, по крайней мере.
— Твои деяния столь постыдны, что ты скрываешь их? — его голос вновь повышается, грозя перейти в очередной рев. Глупый наивный дух…
— А твои? — замирает с открытым ртом. — Сколько крови на твоих… ваших руках? Скольких, подчиняясь твоему давлению, убил тот, кому по его Проклятию претит даже мысль об убийстве разумных?
— Ты именуешь свою силу, Дар, что вам дан при рождении, Проклятием?! Смертный, как ты…
— Я СМЕЮ, ДУХ! — зачем, зачем он своими словами напоминает мне о моей ненависти и боли? Почему я не могу смирить их в себе, почему не могу принять прошлое, отгораживаясь от него щитами воли… и боли? — Потому что я ЗНАЮ, что такое магия и на что способна ее обратная сторона!
Каждый мой шаг навстречу отступающему Духу отпечатывается пламенным следом на растрескавшемся подобии почвы того Острова, на который нас занесло. Рука сама дергается в замахе — и над пальцами клубящейся чернотой вспухает вся моя ярость и ненависть, собранная в единое заклятие. Стереть. Извести. Уничтожить само напоминание о том, кто окунул меня носом в мое же… Справедливость вновь вскидывает щит и меч — но сейчас это скорее инстинктивная защита…
Что же я делаю, Создатель Всеблагий…
Отшатываюсь от него, едва осознав, что едва не… что? Сколь же сильна моя ненависть, если сейчас я был готов уничтожить того, кто мне ближе почти всего мира — а ведь он это ты, что бы ни утверждали мои глаза. Ноги подламываются, и я оседаю на землю, впиваясь пальцами в трещины, сквозь которые иной раз мелькают искорки Изначалья.
— Ты хочешь освободить всех магов… но ты не знаешь, в какую тьму могут рухнуть ожесточенные, озлобленные, отчаявшиеся или же возжелавшие отомстить маги… Ты никогда не сможешь представить, на что похож мир, где у власти стоят отмеченные Проклятием…
Он хмурится, глядя на меня… но молчит. И спасибо ему за это. Потому что я не смогу пойти против них. Моя вечная слабость — и моя неизбывная боль. Раз за разом я совершаю одну и ту же ошибку — я прикипаю душой к обреченным.
А вы — двое обреченных. Я знаю.
— Маги достойны лучшей доли, чем та, которую они имеют сейчас. Они могут сделать этот мир лучше. Они могут избавить всех от болезней и страданий, могут нести добро и благо, спасая от голода и засух, могут стоять защитой на границе Тени…
— Могут вскипятить кровь прямо в венах того, кто косо на них посмотрит, могут в несколько жестов уничтожить если не город, то деревню уж точно, могут поднять ужасающие стихийные бедствия, от которых никто не сможет скрыться… стоит им лишь захотеть. Не суди всех по своему носителю. Среди тех, кому по силам раскалывать землю и стирать с лица Тедаса целые поселения, хватает жестоких, злобных и просто безумных… Достаточно появиться лишь паре таких в одном месте — и оно превратится в прибежище страшнейшей темноты. Достаточно собраться дюжине — и в мире возникнет новая Империя, где во славу каких-нибудь демонов будут литься реки крови. Ты этого хочешь и этого добиваешься?
— Они угнетаемы и унижаемы теми, кто призван был их оберегать и защищать! Они с самого детства лишены возможности жить, наслаждаясь зеленью полей и свежестью ветра. Если они не будут вынуждены подчиняться несправедливым и жестоким законам, они не будут обращаться к запретной магии. Каждый из людей или эльфов достоин свободы и права самому распоряжаться собственной жизнью — и лишь жестокость Храмовников толкает их в гнев и безумие. Не будет их — не будет и тьмы, что пронизывает и ожесточает сердца.
Невероятно. Это просто… невероятно! Я понимаю, что мой смех звучит неуместно, но… удержаться от него — выше сил любого смертного… да, думаю, и бессмертного тоже. Справедливость смотрит непонимающе, только остановиться и отдышаться у меня не получается. Он — словно дитя. Хотя, почему «словно»… В реальности по ту сторону Тени, где нет четких границ между светом и тьмой, где все — сплошные оттенки серого, он действительно дитя, едва начинающее познавать тонкости восприятия.
— Я сказал что-то смешное? — его лицо выражает крайнюю степень задумчивости. Иногда мне кажется, что его эмоции проявляются гораздо ярче, просто потому, что он не знает меры — ни в чувствах, ни в действиях, не умеет смирять свои порывы так, как это с детства приучаются делать простые смертные. Все что я могу — лишь отрицательно помотать головой и попытаться успокоить дыхание.
— Нет… все… в порядке. Ничего смешного.
Он снова хмурится.
Должно быть это — самое безумное решение в моей жизни.
— Если ты хочешь этого добиться, тебе нужно сражаться не с Храмовниками.
— А с кем же? Именно они…
Обрываю его взмахом руки — пока еще не передумал.
— Они — лишь безвольные орудия в руках истинных виновников. Всей системой, так или иначе, управляет институт Андрастианской Церкви. Хочешь освободить магов — разрушь его.
Он молчит. Долго. Достаточно долго, чтобы я ощутил нетерпение. Ну же, Дух, соображай быстрее, ты ведь можешь. Его глаза вспыхивают сотнями лазурных оттенков, переливаясь от полночной синевы до снежной белизны — и в какой-то момент я понимаю, что не могу оторвать взгляд от этого клубящегося сияния, словно утопая в нем…
— Тебе известен рецепт качественной взрывчатки? — Его голос вырывает меня из почти медитативного любования, и только спустя пару ударов сердца я понимаю, что именно он спросил. Молодец, Дух. Можешь ведь, когда хочешь…
— Да. Но Андерса будешь убеждать сам.
— Согласен, — его рука ледяная… и я с трудом заставляю себя прогнать жгучее желание согреть хрупкие пальцы, исчерченные линиями силы, своими губами.
Странное чувство — по отношению к Справедливости.
- оОо –
Ты взывал
Но ответ не слушал
Чтоб не ждать
Сам же продал душу
Каждый мог
Сам достичь свободы
Но обрек
Сам себя на вечный ад
Ты продал душу
За миг свободы на земле
Зря не послушал
И не искал ответ в себе
Ты выбрал рабство
А мог бы быть другим
Свободным от оков
Она неимоверно глупа — и уже всей душой привязана к Ио. Даже немногими своими магическими чувствами, которые я позволил себе оставить за пределами щитов, вразрез со своим же решением скрывать свою суть ото всех, я отчетливо ощущаю нити сковавшей ее Печати. Даже думать не хочу, как заточенный в силовой ловушке Сын Думата смог накинуть на нее эту сеть. Потому что… потому что это почти страшно. Он — один из Проклятых. Один из Осквенителей. Один из Предавших. Но даже при этом он остается Магистром… более того — Архонтом. И это неимоверно опасно.
Двенадцать должны быть упокоены. Только сейчас я осознаю — если Ио заключен в темницу… то что мешает и остальным быть в подобных тюрьмах и узилищах? Или же, что не менее вероятно, уже освободиться из них и сейчас медленно толкать мир на грань гибели — одним лишь своим присутствием в нем? Они должны вернуться к Семи — и получить воздаяние за осквернение мира. Они гении, они велики в своей силе и могуществе… но они — навеки прокляты за то, что допустили ошибку, едва не ставшую фатальной для Тедаса.
Она — помеха моим планам.
И с ней я точно соглашаться не буду. Хотя, чуется мне, с ее стороны нам неприятностей тоже будет… достаточно. Потому что разглядывает она всех нас слишком пристально, слишком задумчиво…
— Подразделение, Страж?
Ты невольно делаешь шаг назад под вопрошающим взглядом Старшей Юнита. Не нервничай, счастье мое… не нужно. Они ничего тебе не сделают. Клянусь.
Твоя рука холодна, словно лед, но на пожатие отвечаешь уверенно, и благодарный взгляд — лучшая награда.
— Это уже не имеет значения, сестра. Однажды наступает срок, когда никакие привязки к странам и землям не удерживают нас.
— Ты слишком молод!
Твоя улыбка становится неестественной, натянутой, как тетива лука. Нет уж, хватит. Довольно с этой darrum вопросов. Шаг вперед, и ты оттеснен моим плечом назад, за мою же спину. Сбоку слышится короткий смешок Белль.
— Мне казалось, у нас есть более серьезная проблема, Страж.
Порывается сказать все, что думает о наглых наемниках и прочем, но… сдерживается. Что ж, не совсем пропащая, даже, пожалуй, могла бы стать неплохим бойцом Арены. На большее все равно самосознания и интеллекта не хватит. Жаль. Мельчают Стражи, ох, мельчают…
Отец? Маг крови? Никогда не… Впрочем, это объясняет, почему и откуда у него взялся друг в Тевинтере… только вот этот друг был слишком слаб, чтобы уберечь собственную Башню… и всех тех, кто был под его рукой.
Готов ли я возненавидеть того, кто меня породил? Нет, пожалуй. Да и с чего — себя творим мы сами. Как бы то ни было, не раз и не два у меня была возможность… уйти. А я продолжал жить и терпеть, продолжал упиваться своей властью над прочими рабами, наслаждаться болью и силой Семи. Мой выбор.
Но, при всем сказанном… моя кровь не сможет запечатать Узилище, даже если я захочу. Просто потому, что она, во-первых, уже не та, что была у меня при рождении… а во-вторых, Кипящая кровь Семи вряд ли сможет сковать Сына Думата.
Разрываться между Кровью и Скверной. Между Тенью и почерневшим золотом.
Мой выбор.
- оОо –
Магия кипит в воздухе, сливаясь полноводными реками в сложный узел над Вратами Узилища, и статуи-конденсаторы, привязанные к Завесе, чуть ли не потрескивают от переполняющей их энергии. Только вот энергия эта — с червоточинкой, с нитью Скверны. Откуда она здесь? Ведь отец не был Стражем, а вся мощь, что вложена в Сети, формирующие это плетение — его и только его. Даже Джанека, при всей своей силе, не могла бы вмешаться в эти заклятия, ее просто растерло бы в пыль, если бы она рискнула их коснуться…
Как бы то ни было — именно эта темная, грязная нить делает узел неидеальным, а значит — оставляет лазейку для того, кто скован между слоями реальности, на самой границе Завесы. Именно благодаря ей, должно быть, Ио и сумел дозваться до Стражей, что должны были охранять Узилище.
Мне ли не знать, сколь убедительными могут быть Магистры…
Металл статуи-грифона под касанием пальцев ледяной, словно только что поднят с самого дна Неспящего моря… взгляд невольно скользит по рунной вязи на его груди, настолько сложной, что она кажется узором перьев, а не текстом, и я глубоко вздыхаю. Четыре шага до безумия. Создатель Милостивый, помоги. Надеюсь, мне… нам… хватит сил, чтобы совладать с Проклятым Архонтом…