В Халамширале – какой-то праздник. По большому счету, мне все равно – какой именно, но почему-то при виде пляшущих на улицах людей что-то екает в самой глубине моего «Я». Что-то забытое за ненадобностью.
Счастливые дети носятся вокруг моей лошади, даже не обращая, кажется, на меня внимания, играя то в «Страшных магистров и отважных храмовников», то в «Кошки-мышки», то еще во что-то, смысла чего мне не дано понять… Быть может, потому, что у меня всего этого не было. У меня были боль, кинжал, Алтарь, Наставник, Сеть… и горячие руки Хозяина.
Сейчас у меня не осталось ничего. Вообще ничего.
Стискиваю зубы, пятками направляя коня к постоялому двору. Нужно… передохнуть. До ночи всего пара часов, а я в седле уже больше трех суток. Хватит. Как раз останется один такой же переезд в три дня длиной… а потом можно будет задуматься, чем занять себя на оставшиеся годы. По крайней мере, на те, которые мне будет безопасно жить в Лотеринге – слишком скоро будет ясно, что я не старею и вообще не меняюсь внешне, а значит, возникнут вопросы, и придется сниматься с места… Трясу головой, глупость какая несусветная. Вот доживу – там и буду разбираться. Если доживу, в конце-то концов. Я же Тень… а тень не может существовать без своего Владельца.
Устроив животину в конюшне, прохожу в центральный зал, забитый людьми – по ушам болезненно бьет музыка. Неприятно. За центральным столом – толпа молодых людей… нет, собственно, мальчишек. Сколько им? Шестнадцать? Семнадцать? Напиваются под какие-то невнятные тосты, небрежно кидают карты… глупые дети. Хотя я в чем-то завидую им. Они… беспечны и счастливы.
Устраиваюсь в углу, натянув поглубже капюшон плаща – не хочу, чтобы кто-то из прислуги-эльфов… проклятье, как непривычно считать ВСЕХ эльфов здесь прислугой, в Империуме по умолчанию всех считают рабами… чтобы кто-то из них стал задумываться, почему на моем лице – валласслин, да не абы какой, а вполне каноничный узор Андруил-Охотницы.
- Что будете заказывать? – замученный голос девушки-разносчицы выдергивает из размышлений, и я невольно морщусь.
- Гномий эль, если есть. Если нет – самый крепкий виски.
Хочется забыться. Хотя бы на ночь. Может, тогда я не буду видеть снов… странных, пугающих даже меня, того, кто уже давно забыл, что такое страх. Снов об огненной вьюге, об осколках стекла, о ледяной пустоте – они появились недавно, но лучше бы я продолжал видеть сны о калейдоскопе минувшего – Гредная, Бдения, Алтари и реки крови.
Перед носом бухается кружка с гномьим элем. Надо же, не думал, что он тут будет… впрочем, до Врат Орзаммара всего пара суток пути. Могли и привезти…
- Ты такой страшный, что не покажешь лица? – насмешливый, чуть чирикающий говорок. Поднимаю глаза на безвкусно одетую… или, точнее, безвкусно раздетую эльфийку, и усмехаюсь:
- Не про твою душу.
- Ф-фу, какой ты грубый, - она тянется сдернуть с меня капюшон, но рефлексы у меня отрабатывались десятилетиями. Перехватываю кисть, аккуратно и почти безболезненно заламывая ее за спину этой дуры. Она взвизгивает. Точно дура.
- Иди, поищи другого клиента. Я не в настроении.
Она дует губы, дергает ушами… Тяжело напоминать себе каждый миг, что здесь я не Гред, и учить уму-разуму недалеких обитателей замшелых деревенек не входит в мои права и обязанности. Потому что иногда мелькает навязчивая мысль – перебить всю эту шваль. Со стороны стола, за которым веселятся молодые люди, раздается смех и что-то весьма нелицеприятное в сторону этой самой эльфийки. Потом один из них встает и подходит ближе, протягивая руку:
- Я Кейрис. Красиво ты ее отшил. Не хочешь посидеть с нами?
Руку подаю непроизвольно – потому что, как дикий зверь, оказываюсь заворожен его взглядом. На меня, со смехом и искоркой любопытства смотрят синие-синие, словно чистейшие сапфиры, глаза – совсем как у меня, только другого разреза. В Империуме ни у кого нет таких – это, должно быть, отличительная черта юга, где обитали аввары. Считается, что у Детей Неба, у всех без исключения, глаза как небосвод – от прозрачного серебристо-голубого, чуть в сиреневу, будто рассвет, до черно-синего, как глухая полночь.
- Так ты идешь? Кстати, тебя как зовут?
Встаю, направляясь за ним. Что ж, вот и пришла пора вспомнить имя, что дали мне при рождении.
- Я Гаррет. Гаррет Хоук… из Ферелдена.
- Далеко тебя занесло, ферелденец, - парень смеется и машет на свободное место.
Нужно, наверное, все же снять плащ…Ладно. Глубоко вздыхаю, скидывая капюшон и развязывая тесемки у горла. Кто-то из парней присвистывает:
- Ого! Кей, у вас глаза одинаковые! Вы не родичи часом?
- Да ладно тебе, тут у каждого пятого такие, - Кейрис смеется, но я прекрасно слышу в этом смехе нотку недоумения и интереса. Очень… характерного интереса. Уж что-что, а чужое желание я чувствовать умею – слишком много общался с Аколитом Лукасана. Хм-м… посмотрим. Быть может, удастся забыться иначе, чем в выпивке…
Но какие же у него глаза…
- оОо –
Я пьян, да. Он пьян не меньше, от его губ пахнет алкоголем и еще чем-то непонятным… плевать. Он такой податливый в моих руках…
Выгибается, стараясь дотянуться до ворота моей рубахи зубами – его руки я крепко удерживаю за его же спиной – но я не даю, перехватываю в новые и новые поцелуи. Жесткие, если не сказать жестокие, глубокие, жаркие. Хмель бьет в виски, и сейчас главное не забыть, что он не прошел школу подчинения и принятия боли, а значит, нужно сдерживать инстинктивное желание впиться зубами и, заломив кисти к лопаткам, выдрать насухую. Он постанывает мне в рот, чуть заметно прикусывая губы, пытается вытолкнуть мой язык… нет, маленький, сегодня ты будешь снизу, даже если и рассчитывал на что-то другое.
Кровать в номере узкая, но все же на ней достаточно место для нас обоих – и я стягиваю с него одежду, покрывая короткими поцелуями светло-золотистую кожу. Он теплый, но не горячий, как Хозяин… нет, сейчас я о нем думать точно не буду. Не тогда, когда мне в ухо стонет такой отзывчивый мальчик…
Очертить губами его скулу, чуть прикусить мочку уха, дождавшись, пока он вздрогнет, скользнуть языком по шее и куснуть за ключицу. Он стонет и дрожит – уже не таясь. Подчинился и признал меня. Хорошо… Он высокий, почти с меня ростом – а ведь еще будет расти… явно регулярно тренируется на свежем воздухе – и загар, и мышцы говорят в пользу этого. Пальцы сами запутываются в кудели медных волос – жесткие, словно проволока, невероятно густые и кудрявые, они вызывают в памяти руно нероменианской породы овец, хотя те обычно темные, а то и вовсе черные….
А малыш стонет все отчаяннее, потираясь о меня стоящим членом… ну как тут отказать? Прижать к стене, все же не удержавшись от резкого укуса в плечо – он, кажется, и не заметил – сдернуть штаны, поймав шипение своими губами, медленно опуститься на колено, прихватив губами его плоть – остро-горькую, вкус которой отдает, почему-то, дымом и сталью. Провести языком по всей длине, прикусить, сжать, удержать непроизвольный рывок навстречу… Снова подняться, целуя уже припухшие губы. Он дрожит, выгибается, скользит руками по моей груди, поглаживая соски, отчего все тело прошибает искристым удовольствием, неловко распутывает завязки моих штанов, запуская за пояс руку и сминая пальцами мою плоть… почти больно. Спасибо, малыш, не поверишь, но именно это мне и было нужно…
Подхватываю его под бедра, рывком опрокидывая на кровать, и падаю сверху, вминая его в покрывало, что срывает с его губ новый стон – теперь низкий, грудной, какой-то совсем животный. В его глазах плещется безумие желания и дикая жажда. Хочешь, да? Хочешь?
С трудом вспоминаю о смазке… он, кажется, понимает, почему я остановился, и указующе протягивает руку к своим вещам, что остались сиротливо лежать на полу:
- Т-там… в поясной сумке…
Два шага… А мальчик-то, похоже, и нацеливался кого-то подцепить на ночь… ну да ладно. Раз уж он такой предусмотрительный – тянуть не будем… Подготовить его – совсем недолго – и вот уже я с усилием вталкиваюсь в горячее тело. Туго и тесно до искр в глазах, мальчик запрокидывает голову, вновь выгибаясь, и я предельно наклоняюсь вперед:
- Кусай.
- Ч…что?
- Кусай, говорю, - его взгляд мутный, в нем смешались возбуждение и боль, и он подчиняется без раздумий, стискивая зубы, когда я прижимаю его голову к своему плечу. Боль накатывает знакомой волной, оттеняя наслаждение. Удивительно, но мальчишка, похоже, впервые с мужчиной… снизу, по крайней мере. Слишком уж он узкий… Мысли снова улетучиваются – когда он разжимает челюсти, глухо вскрикивая, и как-то неловко подается вперед, навстречу… Маленький, хорошенький… Глубже, ну, впусти же меня, не зажимайся… вот так…
Перехватываю его ноги, закидывая их себе на плечи и вновь подаваясь вперед, слизываю со щек мокрые дорожки. Он поворачивает голову и ловит мои губы своими – на языке медным ожогом остается вкус моей собственной крови. Хороший малыш… С рыком вбиваюсь в гибкое тело – он прижимается ко мне своей плотью, тычется в живот, старается подмахнуть – насколько позволяет поза… Такой сладкий… Тебя я, пожалуй, даже не забуду…
- оОо –
Лотеринг – словно картинка. Тихий, мирный, спокойный… если я не ошибаюсь, наш дом где-то тут, на западной окраине…
Да. Вон он. Я помню эти яблони…
Подхожу к небольшому, но опрятному домику – навстречу вылетает девочка-подросток. Черные, как у меня волосы, золотистые глаза – почти как у Хозяина, лишь чуть-чуть потемнее… имя всплывает само – неуверенно ложась на язык:
- Бет… Бетани?
- Вы… - она опасливо пятится, но ловит мой взгляд, на миг замирает, потом с визгом бросается мне на шею – и я едва успеваю ее подхватить, а она счастливо болтает ножками, крича мне чуть ли не в ухо, - Приехал-приехал-приехал-приехал! Братик, братичка, братишка!
Почему только так щемит сердце? ПОЧЕМУ?!
Из дома выходит мужчина в домашней полотняной рубахе – похожий на меня, но внешне - значительно старше, мужественнее, и благородная седина, кое-где мелькающая в его волосах, лишь оттеняет их полуночную черноту… Я таким не буду никогда, спасибо, Хозяин… И хотя я сейчас в разы старше того, кто породил меня на свет, я никогда не буду на него похож…
- Отец… - я аккуратно отцепляю от себя сестру, опуская ее на землю.
- Гаррет, - он замирает, как и Бет несколько минут назад… и через пару секунд я оказываюсь заключен в крепкие объятия. – С возвращением. Долго же тебя не было.
Ты и не представляешь, насколько долго… отец. Могу ли я тебя так называть – теперь, когда даже твоей крови во мне не осталось? Я ненавижу магию. Она отняла у меня все – даже семью, хотя вот они, казалось бы, стоят рядом со мной. Ненавижу!
- Отец, что… Это кто?
Я разворачиваюсь на ломкий мальчишеский голос…
И понимаю, что пропал – когда на меня в упор смотрят сапфирово-синие глаза. Такие же, как у меня. На языке снова вспыхивает вкус медного ожога – как три ночи назад… Создатель милостивый, дай мне сил…
========== Лотеринг. Топазы и Кровавая сталь ==========
Снова бежать
По лезвию бритвы,
Словно загнанный зверь,
Не считая потерь,
И вновь рисковать собой.
Может лучше лежать
Тенью забытой
На горячем песке
От страстей вдалеке
Где царит тишина и вечный покой
Пусть пророчит мне
Ветер северный беду
Я пройду и через это
Но себе не изменю
Ветер, бей сильней
Раздувай огонь в крови
Дух мятежный, непокорный,
Дай мне знать, что впереди
Чтоб жить вопреки
Лисичка была прелестна – с того, самого первого дня, как я ее увидел, я решил, что это лучший способ отвлечься от отравляющего желания. Быть может, мораль Имперцев и отличается от общепринятой на Тедасе, но… если я сам и могу послать к Порождениям все принципы и нормы – то Карвер уж точно не сможет… Да и, сказать по чести… так хочется вычеркнуть из собственной памяти все прошедшие годы, которые изувечили меня – сейчас, пожив обычной жизнью простого селянина, я понимаю это как никогда отчетливо.
А еще - я ненавижу себя самого. Казалось бы, что мне надо? Дом полная чаша, жена – красавица, ребенка ждет… А мне не хватает запахов крови и ужаса, ярости, стальных танцев, где смешивается похоть и ненависть – и ты, скользя, уходишь от долгих выпадов Стона, чтобы спустя считанные минуты ощутить на себе тяжесть чужого тела и рвущую боль ритуального насилия…
Иногда хочется плюнуть на все – и пойти прямо в эту так называемую церковь, располосовать запястья на глазах у местных недохрамовников – и устроить небольшую войну. Чтобы выплеснуть все, что жжет изнутри…
Мор оказывается как нельзя кстати. И Остагар – огромная крепость, что прежде отмечала границу Империи – встречает нас смогом, дымом и запахом скверны, я научился различать его… давно. Спасибо, подери тебя Архидемон, Хозяин. Ох, Создатель, как же я все это ненавижу… И себя – в первую очередь. За слабость. За память. За негасимую жажду. Отец всегда говорил, что маг, сгорающий от своих желаний – это кунарийский порох, готовый в любой миг взорваться в руках того, кто эти желания породил…
Отец, да. Прости меня – за то, что не смог, за то, что не хватило сил. Будь у меня такой же мощный дар Целительства, как у тебя – я бы справился. Но я – не целитель.
Я – некромаг, а значит убийца. Я Джар-Гред Империума и Первый аколит Пламени. Я – ужас и страх тех, кому не посчастливилось попасть в пределы моей власти – рабов. Я – проклятый. Проклятый своей силой, проклятый своими умениями, проклятый теми, на ком мне эти умения довелось испытать. Сколько на моем счету жизней? Тысяча? Две? Больше? Не знаю – и знать не хочу.
- Ненавижу магию.
- Странно слышать это от тебя, брат, - Карвер сидит неподалеку от меня, натачивая клинок. Кстати, вот тут он прав. Нужно бы привести в порядок оружие – после последней вылазки нашего отряда в Коркари я так и не удосужился их отчистить.
- Я думал, ты уже понял, что у меня есть… причины ее ненавидеть.
Карвер – единственный, кому я рассказывал о своем прошлом – не всё, далеко не всё, но некоторые детали он знает. В частности, я упоминал, что мой Наставник любил проводить эксперименты, причем подопытными крысами выступали его же ученики, в том числе и я. Я, конечно, не соврал, но все равно старательно умолчал о некоторых тонкостях.
- Понял. Но странно как-то…
Пожимаю плечами. Он так юн, так горяч… Когда-нибудь его нелюбовь превратится в нечто иное – вопрос только, во что именно? По лопаткам пробегают мурашки – чужой взгляд буравит спину. Скашиваю глаза.
Страж. Как же его… Дункан. Да, точно. Нынешний Командор ферелденского Ордена. Зачем ему мы? Своих рекрутов мало? Ощущение взгляда исчезает. Ну вот не нравится он мне…меня вообще Стражи как-то… беспокоят. Слишком уж многое я знаю из их кухни – и всё, мною узнанное, мне не по нраву. С другой стороны, быть Стражем… не знаю, будет ли это хуже, чем то, через что я уже прошел. Только вот… Карвера я в такое втянуть не дам. Ни при каких условиях.
И снова – Карвер. За прошедшие с моего возвращения три года он окреп и возмужал – и сейчас выглядит даже старше своих лет, почти моим ровесником. А еще – это лишь подстегивает мое навязчивое желание, которое я так и не смог в себе изжить. Даже, скорее, наоборот – оно стало острее и жестче – когда я осознал, что брат умеет приветствовать боль, как любой истинный воин, принимает ее и упивается ею, используя как пищу для собственной силы и ярости. Быть может, тому способствовал Амулет Тота на его шее, но скорее – это его собственное. Мы с ним – одной крови… более или менее.
Сколько уже раз я клялся в ненависти к самому себе? И не счесть… но эта ненависть не мешает мне прикидывать, через какие ритуалы и каким путем я провел бы его – да и Бетани тоже – чтобы закалить и укрепить его внутренний стержень. Он стал бы одним из лучших Мечей, одним из сильнейших Карающих… а быть может, и лучшим Дхором последних столетий – под моим руководством. В нем слишком много того, что есть и во мне. Силы, ярости, гордости, ненависти…
Драконьего Огня. Пусть он не маг, но кипящую кровь это не скроет.
Хозяин, как же я хочу тебя уничтожить… Только вот не смогу – скорее упаду на колени, и буду целовать твои ноги. Проклятье… НЕНАВИЖУ!