Коса спадает на плечо,
И бёдер волосы касались,
Любила в прошлом, горячо,
Едва лишь взорами встречались,
Во дне сегодняшнем лишь страх,
Отец и дочь, но показались
В обличье скорбных чужаков,
Причина есть тому простая.
Во башне Неба, облаков,
Отцеубийство совершая,
Иного выбора лишён,
Где жизнь отца ты забирая
И вниз скатилась голова,
Пред юной девочкой застыла.
Кричала, плакала? Едва,
Лишь бледность лик её покрыла,
Она любила, но теперь,
Уж не найти былого пыла.
Любви ребёнка не найти.
Ни одиночества, ни мрака,
Ей не бояться на пути,
Для страха есть подобье знака,
Родной отец ей будет тем,
Страх прорастал подобьем злака.
И за спиною рыцарь вставший,
Что неустанно защищал,
Лицо за шлемом, и молчавший,
За сталью многое скрывал,
Скрывал наследие сражений,
Во Скалах он войну узнал.
То сэр Вильгельм, обезображен,
Защиту доблестно несёт,
Эмалью синей шлем окрашен,
Великий символ и почёт,
Что знаменует слово Орден,
С Железа Часа Он живёт.
И за столом один остался,
О ком не сказаны слова,
То старший сын, и он казался,
Таким похожим, словно два,
Есть близнеца во мире этом,
Такая сила их родства.
Небес Правителя чертами,
Он наделённый, скулы, нос,
Похож немыслимо глазами,
Есть отражение? Вопрос,
То риторический, он Сорен,
И за столом ты сим вознёс
По руку левую. Взирает,
Правитель Неба на семью,
И это сходство ужасает,
И мысль крамольную, сию,
Храни, взирающий, ведь кровью,
Призвали смерть себе, Судью.
Глазами чистого сапфира,
И волос белый, и у всех,
Кровосмешение, для мира,
Для дня сегодняшнего грех,
Но племенной исток обычай,
Исток для жизни, не утех.
Небес Король считался Вечным,
Ведь не способен умереть,
Ничтожно тело, безупречным,
Остаться духу и смотреть!
Коль крови чистой впредь остаться,
Обычай в прошлом, но гореть!
Гореть потомкам оставалось,
Ведь теократия восток,
Идеей это возвышалось,
И порождён великий рок,
И умиравшие сей кровью,
Но удержать должны венок!
Зал тишиною покорённый,
Ты сына старшего спросил:
«Скажи мне, Сорен, обретённый,
Успех тобою, ты ль свершил,
Хвальбы достойные деянья,
И путь клинка душе ли мил?»
«Прости, отец», – твой сын склонился.
«Перед твоим скажу судом,
Я лучше ставший, я трудился,
Уже я властен над мечом,
Сказал наставник, что достойный,
Но дух мне скажет о другом.
Лорд Виргрен, он учил достойно,
Но столь далёк я от тебя,
Что на душе уж неспокойно,
Талантом ты иных губя,
Был победителем турниров».
«Тем, Сорен, ты губил себя».
И сына тем закончишь речи,
Вздохнул Правитель и сказал:
«Обман возложенный на плечи,
Талант, ты молвил, указал,
Что он причина неудачи,
Ты ошибался, сын, я знал
Что мука скрыта за талантом,
Не верю в гениев, я был,
Вначале серым, не атлантом,
Трудом тяжёлым только взмыл,
Стирая в кровь и дрожью пальцев,
Как скульптор резал и добыл.
Из сотни серых повторений,
Свою я форму созидал,
Лишь дар то разума стремлений,
Турниры после. Доказал,
И чемпиона повергая,
Я мукой долгою восстал.
В таланта избранность все верят,
Но ослепляют лишь себя,
И путь страданий не измерят,
И не начавши, и сгубя,
Путь пролегает через терний,
Предупреждаю я тебя.
Стремиться должно к идеалу,
Цель иллюзорна, путь важней,
И муки отдан ритуалу,
Сосуд мучения, но пей,
Лишь тем достигнувший победу,
Не дара гения трофей».
И сын твой голову склоняет,
Он ликом мрачный, тишина,
Вновь свои крылья расправляет,
Пусть приближается весна,
Семьи сей лёд ей не расплавить,
Ведь на тепло она бедна.
Вновь обведя тяжёлым взором,
Во своих мыслях рассуждал:
«Я должен быть семьи собором,
Но лишь раздор я созидал,
И чужаки давно друг другу,
Семьёй и сам я не назвал.
Я разучился быть отцом,
Мне роль правителя досталась,
Хоть понимаю всё умом,
Лишь пожелаю, содрогалась,
Душа моя, я им чужой.
Судьба венца? Душа менялась?
И даже тёплых ныне слов,
Скарл-Фрою лорду не дарую,
О смерти брата средь снегов,
Он размышляет, я диктую,
За власти слишком долгий срок,
Я жизнь утративший земную».
Слова поддержки иль любви,
Давно забыты в этих стенах.
Был рок ли в проклятой крови,
Что протекает чистой в венах?
Иль ты отбросивший себя,
Коль думал лишь о переменах?
Но прерывает рыцарь вас,
Вошедший в залу, объявивший:
«Для лордов ныне пробил час,
Для отправления», – явивший,
Собой погибель тишины,
На до и после разделивший.
Оставит залу вся семья,
Вольф молодой сжигает взглядом,
Тебя и он сказавший: «Я…» -
Но он сомнения скован ядом,
Ведь слишком многое в душе,
И страх, и гнев смешались рядом.
Но промолчавший он в конце,
Склонивший голову и вставший,
А герцог скажет: «Во юнце,
Что мукой совести страдавший,
Владыку Вьюги не найти,
Заботой скованный, пропащий,
Я отправляюсь вместе с ним,
Твои приказом я вершащий.
Года минули, но таким,
Сей зал остался и кричащий,
От слов несказанных и тем,
Ошибки прошлого влачащий».
Уходит он, и только ты,
Во сей большой, холодной зале,
Богатый властью, нищеты,
Семьи оковы и в опале,
Калекой ставший, ослеплён,
Мечтой сияющей в финале.
А настоящее забыл,
Ведь коль грядущее манило,
То и сжигавший душу пыл,
Мечты теченье уносило,
И раньше срока бы не стать,
Ничтожный пеплом. И явило
Столь острожное движенье,
За край державшийся стола,
Лишь в одиночестве спасенье,
Боль не исчезла, но жила,
Земного спутник бесконечный,
Калеки участь не мила.
Пред остальными ты не смеешь,
Иль боль, иль муки показать,
Носящий титул ты! Слабеешь,
Остановился, нужно ждать.
Но примеряй ты маску власти,
Правитель Неба! И ступать
Он пожелал в свои покои,
Хоть и обязанность презрел,
Гостеприимства есть устои,
Прощаться должен, но удел,
Клинку ты Первому вручая,
Сменить себя на том велел.
Слугу встречая в коридоре,
Ему приказы отдаёшь:
«Клинка я Первого жду вскоре,
В своих покоях» – узнаёшь,
Поклон привычный, власти спутник,
Шагаешь гордо и идёшь
Во королевскую обитель,
Судьба земли там полотно,
Решали, резали, хранитель,
Она решений, суждено,
Им всем рождаться в сфере высшей,
А сфере низшей лишь дано
Тому послушно подчиняясь,
Не вопрошая, и толпой,
По зову долга устремляясь,
И созидая сирый строй!
О долг владыкам есть спасенье!
Что низших гонит на убой!
Среди стола и стульев равных,
Владыка Неба ожидал,
Он ждёт воителя и славных,
Побед вершитель, прозвучал,
Стук древесины: «Приглашаю» -
И пред тобой воитель встал.
Высокий ростом, в меру даже,
В плечах достойнее иных,
В Утёсов он рождён пейзаже,
Средь скал могучих, вековых,
Что наделили своей статью,
И нет ещё волос седых.
Власами светлыми, востоку,
Они привычны, наделён,
И к середине жизни сроку,
Он приближается, сочтён,
Своих годов он взором старше,
Покой им не был обретён.
Лицо покрытое следами,
Там шрамов множество, они,
Наследье прошлого, годами,
Мечи и стрелы, и огни,
Он строй передний занимая,
Вёл за собою и тони
Во оке сером ветерана,
Что словно камень той скалы,
Он из потерь испивший чана,
Хоть заслуживший тем хвалы,
Но потерял былую душу,
Средь Скал и выжженной земли.
И: «Aimer Skarl!» – он произносит,
Что «Слава Небу!» и девиз,
Что во былое нас уносит,
И Эры Бронзовой коснись,
Тогда достойным дар, а ныне,
По веренице крови вниз
Спустилась фраза и крылатой,
Ей стать положено, она,
Востоку верности цитатой,
Давно уж стала, сочтена,
Основой почести и долга,
Былого смысла лишена.
То будет Эреон, представший,
Из рода Виргрен, скальный дом,
Клинок он Первый, доказавший,
И ты вознёс его, крылом,
Укрыл почёта: «Нам довольно,
Без церемоний, за столом».
Занявший место пред тобою,
Он ожидает ныне слов:
«Ты во покои вызван мною,
Финал уж близится годов,
Что в подготовке прозябавший,
Я ждал средь этих облаков.
Ты ль помнишь, Эреон, гонцами,
Приказ отправил в шахты я?»
«Кровь Неба, помню, и словами,
Что ждёт предателя стезя,
Коль их ослушаться посмеют,
Я удивлён был, не тая.
Обвалы шахт тому причина?
Но если призван вами был…»
«Ты прав, воитель, и лавина,
Лишь начинается, мы тыл,
Приносим в жертву ради фронта».
Лорд Скарл промолвил и открыл:
«Годами в тайне прозябая,
Тебе я истину скажу,
Восток готовится, страдая,
А мы подходим к рубежу,
Когда войной пойдём на запад,
К тому я длани приложу.
И прежде чем ты вопрошая,
Позволь закончу речь свою,
В пыли корона, золотая,
Четыре века, не убью,
Тщеславья ради или власти,
Не для того зову Судью.
Как Эра Стали наступила,
Что мы Четвёртою зовём,
Смерть Ариана то явила,
Был моим предком, но о нём,
Не истязать отсель рассудок,
Четыре века крест несём.
Не крест отсутствия короны,
И не восток тому поля,
Мы возводили бастионы,
Мир изменяли, но петля,
Застоя бренного сомкнулась,
Мы не огонь, лишь тень угля.
И тот застой восток терзает,
Упадка Эрой назову,
Скал знаешь голод, устилает,
Не Скалы только, синеву,
Он поднебесья искалечил,
Как сон он смертный наяву.
Не мне, Хранителю Устоев,
К подобной речи прибегать,
Но правду молвлю средь покоев,
Король был вечен, но узнать,
Настало время перемены,
Ведь эта прошлого печать
Нас ядом дней былых убила,
Не позволяя сделать шаг,
И бездну мерзкую сулила,
Я не могу менять, мне враг,
Законы прошлого, что властью,
Пусть наделили, но и флаг
Я не могу поднять грядущий,
Но я сломать хочу печать,
Скажи, воитель, час гнетущий,
Со мной разделишь и встречать,
Готов ли, Эреон, ты новый,
Рассвет, что завтрашним назвать?»
Пусть и внезапно откровенье,
Но среди Скал известный как,
Рассвета Лорд, не удивленье,
Свидетель множества атак,
И к обороне привыкавший,
И тихим голосом: «Сей знак
Не ожидал услышать в зале,
Где прославляют только власть.
Война великая в финале,
Я ветеран, но и не страсть,
Отнюдь к сражениям питаю,
Лишь неизбежности то пасть.
Скажите мне, Небес Владыка,
Зачем мне знаний сих черта,
Коль мог быть брошен среди мига,
И водружён среди щита,
Отправлен в бой без отступленья».
«Причина есть, она проста».
Не отводя глаза сапфира,
Правитель Неба объявил:
«Не инструмент безвольный мира,
Стратег достойный, проходил,
Путями, где иные сложат,
Там свои головы, грозил
Ты силой меньшей бастионам,
Но неизменно побеждал,
Бросая вызов легионам,
Но никогда не забывал,
Не опьянённый крови жаждой,
Я потому сюда призвал.
Три года служишь мне исправно,
Но много дольше помышлял,
О том желании, недавно,
Все карты сложены и внял,
Не только разуму, но духу,
И лишь тебя он мне являл.
Не инструмент ты достиженья,
Но разделивший, и тогда,
Ты цель узнавший, пораженья,
Не будет более, звезда,
Иль загорится ярче солнца,
Или потухнет навсегда».
Вздохнул воитель, опускает,
Он свои длани, пальцы сжал:
«Я не люблю войну, лишает,
Но коль Небес Владыка дал,
Мне слово истины, то стоит,
И мне ответить, выступал
Назад три года без желанья,
Письмо отправлено и честь,
Она оказана, вниманья,
Благая роду, многим весть,
Но я сомнением ответил,
И для того причина есть.
Не почитаю я корону,
Не почитаю короля,
И без греха Его икону.
Я видел бранные поля,
Где жизнь отдавшие кричали,
Меня о помощи моля.
Супротив голода, я знаю,
Исток достойный, но цена,
Себе подобных убиваю,
И хоронил средь Скал сполна,
И без желания пришедший,
В обитель эту, но волна
Меня сразила осознаньем,
Калеку зрел перед собой,
Вы то скрываете, страданьем,
Был шаг оплаченный, слезой,
Что иногда, случайно, видел.
И уваженье правит мной.
Пусть ересь сказана и мною,
Я отрицаю Короля.
Но вы, Арториус, чертою,
Презрели жалость и угля,
Не вижу жалкого обличья,
Дух призывает, нет, веля
Не королю служить, калеке,
Он возомнил, что изменить,