– Легко.
– Надо попросить, чтобы мне Басю привели. И машину пригнали. Говорил ведь Мстиславу, да без толку.
– Сейчас дома никого нет. Мстислав с Ледом, Равана с Дивом.
– Чтоб им… попробую Белому написать.
– Бася хорошо знает Белого?
– Знает, но он ему не нравится. Ничего, потерпит его полчаса.
Наступила тишина. Я пыталась читать книгу, стараясь забыть о том, что рядом сидит Сваромир (косоворотку он так и не надел), Сваромир упоённо ковырял деревяшку резцом, Ладимир строчил сообщение одному из своих приятелей. Через несколько минут он отложил телефон и взглянул на Швара:
– Ты Ветрану не видел?
Я заметила, что руки Сваромира остановились на секунду, прежде чем он ответил:
– Нет, не встречал.
Ладимир кивнул.
– Значит, подействовало.
– Что за Ветрана? – спросила я.
Ладимир улыбнулся и завёл руки за голову.
– Да так, пустая интрижка, – сказал он. – Расскажу, если хочешь.
– Конечно, хочу.
– Я в то время проходил Испытание Одиночеством у Генерала. Ну и к Швару частенько наведывался. Как-то в июне засиделся у него позже обычного и решил срезать, чтобы вернуться поскорее. Естественно, заблудился. Еду я по чаще, небо светлое, лунное, но под деревьями темно. Травами пахнет, соловьи поют. Потом начало светлеть, выехал я на опушку леса, а передо мной деревня. Мёртвая почти, там если только в трёх избах жили. Посмотрел, развернул Волчка и поехал прочь. Еду и слышу – словно водой пахнет и девушки поют, да так поют – заслушаешься. Я сначала подумал, что мерещится мне – я ведь к тому времени полгода в лесу проторчал и женщин только во сне и видел. Еду дальше – голоса не смолкают, водой всё сильнее тянет, и Волчок стал уши настораживать. Мне-то могло померещиться, Волчку – вряд ли. Естественно, интересно стало, что это за девушки в Сваромировом лесу распевают. Поехал на звук. Выезжаю на лесную полянку. Там озерцо, облака в него смотрятся, а перед озерцом девушки хоровод водят. Красавицы – в длинных белых платьях, волосы распущенные до земли, в волосах цветы, стройные, лёгкие, как те облака, что в озерцо глядятся. Понял я, что это русалки. По-хорошему, надо было разворачиваться и уезжать, пока они меня не увидели, но…
– Но уж больно хорошо пели, – сказал ведьмак. Он, оказывается, выбрался из своего закутка и сидел в кресле у перегородки, прикрыв глаза.
– И это тоже. Я же тогда молодой был и умом не блистал, да и женщины у меня давно не было. Спешился я и пошёл к ним. Они меня окружили, хохочут, обнимают да щекочут… и незаметно к озерцу тянут. Я вёлся до тех пор, пока не оказался между ними и водой, а потом обратился. Визг подняли, порскнули от меня в разные стороны, как зайцы. Я из озорства погнался за одной. Она меня по чаще кругами водила, пока к тому же озерку не вывела, и бухнулась в воду, лишь пояс её у меня в руке остался. Пояс забрал и поехал домой.
Только из головы у меня эта русалочка не выходила. У неё, небось, всего и радости было, что этот шёлковый пояс, камнями вышитый. Жалко её стало. Попросил Швара, чтобы он гребешок из дерева вырезал, и поехал снова к озеру, только на этот раз новолуния дождался. Вижу – сидит моя русалочка у воды, одна-одинёшенька, и плачет. Меня заметила, перепугалась, вскочила и смотрит на меня – глазищи на пол-лица. «Не бойся, – говорю. – Пояс твой принёс, возьми». И пояс ей протянул. Она смотрит, но подойти боится. «Прости, – говорю, – не хотел тебя обидеть». Пояс и гребешок положил на камень и ушёл, но недалеко. Видел, как она этот пояс схватила, нарадоваться не могла, и как гребешок в руках крутила, рассматривала – Швар на славу постарался, гребешок весь резной был. А потом убежала в чащу.
Мне бы из головы её выбросить, но не получалось. Надо мной ребята посмеиваться начали и предлагали с ними в посёлок съездить, нормальную бабу найти. Русалка ведь с мужчиной спать не станет, её сначала расколдовать надо и жениться на ней… Всё это я знал, но понадеялся на своё обаяние и ночью на новолуние поехал к озеру.
Подруг её не было, но она была. Ждала меня. За гребешок поблагодарила, голосок нежный, хрустальный, на песенку щегла похож. Слово за слово… уговорил я её, в общем.
Звали её Ветраной.
Всё лето я к ней ездил. Не на каждое новолуние, я ведь не в отпуске был. По-хорошему, надо было мне одной ночью обойтись, самое большее – двумя. Но не получилось. Уговаривал себя каждый раз, что уж эта-то ночь непременно последняя, да так до осени и протянул. Осенью русалки в озере укрываются и спят до весны. Она к этому времени влюбилась в меня не на шутку, плакала, не хотела отпускать. Весна у нас выдалась горячая – браконьеров полно, Твари изо всех щелей лезли, не до прогулок к озеру мне было. А в начале лета закончилось моё Испытание, и я вернулся в Москву. Её больше не видел.
Потом, уже после возвращения, Швар мне сказал, что она меня ждёт, даже к сторожке его приходила, искала меня. Не думал я, что так получится, знал бы заранее, не стал бы с ней связываться. Решил наведаться к озеру.
Ладимир помолчал.
– Она не узнала меня. Испугалась до смерти, насилу я её удержал. Сказал, что это я. Долго она в меня вглядывалась, а потом долго плакала…
Ладимир снова замолк. Всё-таки эта история отнюдь не была для него «пустой интрижкой»…
– Вы расстались? – спросила я.
– Конечно, по-другому и быть не могло.
Я задумалась. Жалко было Ветрану – угораздило её влюбиться в оборотня-рысь! – но почему-то ещё жальче было Ладимира. Понятно, что он её соблазнил, но всё же…
От грустной истории Ладимира мои мысли незаметно перетекли в другое русло. Сваромир сидел близко – ближе некуда, и отодвинуться у меня не было никакой возможности. Правда, отодвигаться не хотелось – уж очень уютно я устроилась. Если бы привалиться к его плечу, совсем хорошо было бы…
Собственно, если рассматривать ведьмака и Сваромира в далекоидущих планах, безнадёжны были оба. Ведьмак должен был вернуться в свой мир, да и в его пригодности к семейной жизни я сомневалась. Швар как муж был бы идеален, но… он был оборотнем, причём рысью, то есть по природе своей, как и Ладимир, к моногамии не склонен, да вдобавок воином Дива. А в войске женатых не было вообще. Если воин имел неосторожность связать себя узами брака, он в лучшем случае переводился из войска в хозяйственные службы, в худшем – покидал Братство…
Вечером дождь прекратился. Как это часто бывает после ненастного дня, небо расчистилось и вспыхнул необыкновенно красивый закат. Только холодно и сыро было ужасно. Я всё-таки взяла фотоаппарат и пошла за огород, надеясь сделать из десятка хоть одну приличную фотографию. Снимать закат оттуда было неудобно – мешали крыши домов и столбы электропередач, но за поле пролезть нечего было и думать, не говоря уж о том, что заняло бы это кучу времени.
Сваромир, убедившись, что я ушла, сделал незаметный знак Ладимиру, и они вышли на полянку перед домом. Оттуда тоже можно было любоваться закатом, но нормальные (с моей точки зрения) фото сделать почти невозможно.
– Этот… ведьмак, – сказал Сваромир, не отрываясь от своего излюбленного занятия. – Ты о нём знаешь что-нибудь?
– Конкретно о нём? Почти ничего. Див мне только его имя назвал, а сам Геральт, как ты мог убедиться, не очень-то разговорчив. Впрочем, я уверен, что это именно тот ведьмак, которого нанимал Авель.
– Белый Волк…
– Возможно. Только непонятно, зачем Див жизнью рисковал, спасая его.
– Мстительность не в характере Дива.
– Ну знаешь! Он ни одного мага из тех, кто учинил над ним расправу, в живых не оставил.
– Это скорее была… предупредительная мера.
– Называй это как хочешь, только маги мертвы. Ладно, Бог с ним, тут даже не в мести дело. Можно же было просто вправить переломы и на этом остановиться. Скорее всего, ведьмак бы помер, но тут уж… от судьбы не уйдёшь. Зачем было его исцелять? Ты Дива после этого не видел. Ей-богу, я боялся, что у нас два трупа будет.
Сваромир повёл головой и пожал плечом.
– Я бы сказал, что у Дива… был свой расчёт, но… по расчёту он всё же старается себя не гробить. А как… Геральт здесь появился?
– Див сказал, что там, где его искалечили, произошёл мощный взрыв магической энергии…
– А, понятно. Угодил в случайно открывшийся портал…
– Ну да.
– Почему именно сюда… – едва слышно пробормотал Сваромир.
Они замолчали. Ладимир разглядывал золотисто-розовые кудрявые облачка, медленно струящиеся по пронизанному розовым светом небу. Сваромир склонился над кусочком дерева, в котором уже угадывался длинногривый конёк.
– Послушай, – заговорил Сваромир в обычной своей манере – умолкая время от времени, будто обдумывал каждое слово. На самом деле он обычно обдумывал свою очередную поделку. – Какие отношения… между Анютой и Геральтом?
– Хороший вопрос! Мне самому интересно. На данный момент, по-моему, никаких.
Сваромир шевельнул бровью.
– Да видел я, как он на неё смотрит. Как будто он видел её когда-то и теперь пытается понять, она это или нет. Хотя заведомо ясно, что не она.
– Вот именно, – буркнул Сваромир.
– А она… Ну, интерес с её стороны был… пока он не пришёл в себя. Она же над ним хлопотала, как наседка, не отходила от него. Когда он бредил, сидела рядом с ним, держала за руку. Я был почти уверен, что у них роман будет, но этот придурок всё испортил – взял и очнулся. У него, видите ли, безумная любовь там осталась. А она, к счастью, не настолько к нему привязалась, чтобы сильно расстроиться. Слушай, а почему бы тебе не попробовать? Я же видел, какими взглядами ты её провожаешь. Да и ты ей, во всяком случае, не безразличен.
– Сам-то что? – поинтересовался Сваромир, уклонившись от ответа.
Ладимир почесал переносицу.
– Видишь ли… Она из числа тех немногих, кто узнал меня после… ну, ты понял. Только отношусь я к ней как к сестре. Разумеется, если бы она вдруг захотела со мной переспать, я бы не отказался. Но… дальше этого у нас дело всё равно бы не зашло.
– А меня ты на ней уже женишь?
– Не я, – сказал Ладимир. – Я прекрасно знаю, что тебе не нужны отношения на одну ночь. Сейчас, во всяком случае.
– Я не хотел бы… никому переходить дорогу.
– Кому ты её перейдёшь? Я же тебе сказал…
– Я помню. Тем не менее он… мягко выражаясь, недоволен моим присутствием.
– Во-первых, довольным я его пока вообще не видел. Во-вторых, он как собака на сене – мне не надо, но и тебе не дам. Хоть ты не будь придурком.
– Посмотрим, – пробормотал Сваромир.
========== Глава VIII ==========
Когда я проснулась, в избе никого не было. Я не удивилась – за окном ярко светило солнце. Геральт опять отправился добивать свою ногу, а Ладимир наверняка потащил друга исследовать лес. Я потянулась, погладила кота, который отсыпался после ночных похождений, бросила взгляд в окно и окаменела.
На поляне перед домом стоял «патриот».
Я таращилась на него, не в силах пошевелиться. Дождалась… родители приехали. А у меня тут шатаются трое мужиков и, не дай Бог, по участку. Причём больше всего вопросов вызовет не Геральт, а Сваромир.
Так, стоп…
«Уазик» на полянке был, выражаясь поэтически, цвета «осеннего листа», тогда как наш обладал замечательной мастью «брызги шампанского». И я сообразила наконец, что просто-напросто Ладимиру пригнали машину.
Облегчение моё не подаётся описанию. Я встала, надела платьишко, которое служило мне вместо халата, и отправилась в конец огорода.
Однако радовалась я рано. Возле «уазика» пасся Бешеный Ладимира. А на ступеньках крыльца сидел некий субъект со снежно-белыми, в чёрных пестринах, волосами, остриженными углом. По чёрной с серебром форме я опознала в нём одного из сослуживцев Ладимира.
Он встал и повернулся ко мне. Невысокого роста, большущие серые глаза, настолько тёмные, что кажутся чёрными. Вопреки красивому лицу, он мне не понравился, прежде всего из-за манеры смотреть свысока. Я утром, точнее, сразу после того, как встану с постели, бываю, мягко говоря, не в лучшей форме. И под его взглядом я ощутила, что у меня опухшие глаза, растрёпанные со сна волосы и на мне старенькое заношенное платьишко, место которому в помойке.
Пару секунд я мысленно ёжилась от его взгляда. Новоприбывший наконец решил придерживаться общепринятых канонов вежливости.
– Добрый день, – сказал он.
– Добрый, – ответила я не слишком любезно
– Чёрное Крыло, дружина князя Джентаю. Белый Кречет. Ладимир просил машину и жеребца пригнать.
Я покосилась на жеребца, который рискнул попробовать сирень. Судя по выражению морды, она ему не понравилась.
– Ладимира нет, – сказала я.
– Это я уже понял, – поморщился Кречет. – Когда он будет?
– Бог знает, он мне ничего не говорил. Ты, может, на терраску пройдёшь?
Он последовал за мной без особой охоты, бегло осмотрел терраску так, что я сразу поняла, что мы живём в нищенской халупе, и, не пытаясь скрыть отвращение, сел на диванчик.
– Чаю? – предложила я.
– Кофе.
– Кофе нет, – с тайным злорадством ответила я. Сказать по правде, кофе был, но обычный растворимый, и не приходилось сомневаться, что этот тип не станет его пить даже под страхом смертной казни.
На лице Кречета отвращение проступило ещё более явственно.
– Вода хотя бы есть?
Я отвернулась, чтобы взять стакан и налить воды. Поскорее бы Ладимир вернулся! Среди его приятелей попадались разные, но более мерзкая личность мне ещё не встречалась.
Когда я повернулась, чтобы поставить перед ним стакан, совершенно неожиданно узрела на табуретке напротив гостя Геральта. Ведьмак разглядывал Кречета едва ли не с большим отвращением, чем тот разглядывал его.
Странно, но его присутствие меня успокоило. Ощущение, не поддающееся логическому объяснению – Геральт обладал талантом создавать конфликты, а не сглаживать их.
– Ты откуда взялся? Я была уверена, что тебя нет дома, – сказала я Геральту.
– Я никуда не выходил.
Всё-таки эта манера не издавать никакого шума способна довести до психического расстройства.
– С завтраком придётся подождать.
– Я не голоден, – быстро сказал ведьмак.
«Это что-то новенькое», – подумала я и сообразила, что вряд ли Ладимир и Сваромир отправились в лес на пустой желудок. Очевидно, Геральт позавтракал вместе с ними.
Я представила ведьмака и гостя друг другу и с чистой совестью сбежала на улицу, прихватив кусок чёрного хлеба для Бешеного.
Бедный Геральт! Имена Ладимира и Сваромира его не удивляли, но Белый Кречет поставил в тупик. Он даже решил, что гость – эльф и имя его – дословный перевод с эльфийского. Я ведь не стала ему объяснять, что Белый Кречет, скорее всего, прозвище, перешедшее в имя (частое в Братстве явление), а имя оканчивается на «слав», «мир» либо сильно отдаёт славяно-скандинавской мифологией. То есть полное его имя звучало как, например, Велеслав Белый Кречет. Причём специфика таких прозвищ была в том, что получали их наиболее яркие представители данного вида. Белый кречет в Братстве был не один, но прозвище прилепилось только к предполагаемому Велеславу.
Справедливости ради надо сказать, что Кречет тоже был озадачен. Виду он не подал, но, уходя, я заметила, как он выронил телефон и наклонился, чтобы его поднять. Проделан этот трюк был для того, чтобы увидеть левое ухо Геральта и по наличию либо отсутствию в нём серёжки определить, имеет ли Геральт отношение к Братству. Не помогло.
Бешеный сразу меня заметил, приветственно наставил на меня уши и подошёл поздороваться. Лишнее подтверждение отличной лошадиной памяти – видел он меня не более двух раз, и было это давненько. Тем не менее запомнил и даже неплохо относился – потому что ко мне хорошо относился его хозяин. Не будь этого, я бы не рискнула подойти к жеребцу. Все жеребцы Братства обладали, при самом мягком раскладе, недоверчивостью к чужим, но чаще всего недоверчивость превращалась в неприязнь. Прикоснуться к ним незнакомому человеку без риска для здоровья было невозможно, а некоторые, вроде Корвуса Дива, даже приближения чужака не терпели.