— Все равно, — Хэнди хоть и был убежден словами Кэтти, что нынешняя ситуация вовсе для нее не привычна, но надо же было что-то делать. — Надо позвонить. Смотри, огонь уже перескочил на соседние деревья, скоро весь парк сгорит, а потом и весь Хэппи-Долл!
Но Кэтти-Блэк так и не сдвинулась с места, продолжая сидеть на асфальте и реветь в голос, с ужасом глядя на происходящее. Тогда бобр, поняв, что адекватной реакции он больше не дождется, решил сам сбегать до ближайшего участка или же до чьего-либо дома, откуда он через этого кого-то мог сообщить о пожаре. Кошка осталась одна.
Она смотрела на огонь, начинавшийся из бака, который перевозил грузовик Рассела. Видимо, цистерна была наполнена чем-то горючим, поскольку от горящей жидкости исходил характерный запах. Да и сам огонь имел какой-то странный запах. Можно сказать, приятный… Во всяком случае, это был не тот противный запах гари, который обычно ощущается при горении чего-нибудь легковоспламеняющегося. Это было что-то другое… Что-то отдаленно знакомое кошке, что-то из ее глубокого детства. В голове неслись разные мысли и воспоминания, она совершенно не обращала внимания на дым, который потихоньку затуманивал ее рассудок и отравлял организм через кровь.
Кэтти-Блэк как завороженная смотрела на этот огненный танец язычков света, взмывающих ввысь, к небесам. Еще никогда в своей жизни ей не доводилось видеть пожар, да и огонь в целом, так близко от себя. Она могла видеть каждую изменяющуюся деталь пламени, она могла чувствовать исходивший от пожарища жар. Он обволакивал ее тело, сначала нежно, словно укутывая ее в одеяло, а потом чуть жестче, начиная покалывать кожу. Однако кошка уже ничего не замечала вокруг себя, огонь ввел ее в некое состояние транса и какого-то странного умиротворения.
Перед ее глазами вдруг всплыл образ Билли-Дога. Она вспомнила, как этот отважный пес-овчарка когда-то спас нескольких детей, вытащив их из горящего дома, но сам при этом сильно пострадал и едва не потерял свою правую руку. Вновь Кэтти увидела его травянистые глаза, которые смотрели на нее ласково, тепло, дружелюбно. Тогда еще он обнимал ее, несмотря на почти сгоревшую руку, и слегка обжигал ее таким же вот теплом, пытаясь уверить ее в своей целости и сохранности. И сейчас, глядя на огонь, она невольно тянулась к нему, не обращая внимания на боль, покрывшую все ее тело в виде волдырей. Она словно под гипнозом вошла в пламя.
Ей сразу же начало жечь ноги и пятки, которые оказались на горящем бензине. Она завертелась, задвигалась так, словно вальсировала. Было одновременно и больно, и тепло, и легко, и отчего-то радостно. Словно Кэтти не умирала, а становилась частью этого безумного огня, а сам огонь не убивал ее, а всего лишь вбирал внутри себя, согревал ее и обнимал. Она уже не обращала внимания ни на что, ей хотелось танцевать все больше и больше, быстрее и быстрее. Голова закружилась от бесконечных поворотов, но кошка все вертелась и вертелась, про себя отсчитывая три четверти. Этот вальс для нее был, возможно, самым лучшим, несмотря на весьма необычную обстановку. Потому что он был пламенный как в буквальном, так и в переносном смысле. И конечно, Кэтти-Блэк уже не могла отличить светлое чувство танца от корчившей ее тело агонии.
Шерстка кошки в некоторых местах загорелась и исчезла, оголяя кожу, кое-где появились большие скопления волдырей, а в некоторых местах можно было уже разглядеть подгоревшие мышцы и даже кости. На расплавленном асфальте виднелись следы, сначала черно-белые, а потом — красные. Было ясно, что вскоре от пяток ничего не останется, кроме костей, да и то весьма сомнительно. Глаза Кэтти покраснели и угрожающе раздулись, слезы, омывавшие роговицы, полностью высохли, брови и ресницы сгорели. Розовый носик сначала побагровел, а потом почернел. Угарный газ уже полностью завладел кровью и мозгом жертвы огня, и кошка стала постепенно замедляться, словно засыпала. А потом она встала на колени, не в силах более ни танцевать, ни прыгать от боли. Колени тут же прижарились к асфальту, и если бы она захотела встать, это далось бы ей с большой болью и с неимоверным трудом.
«Билли, — думала кошка, смотря впереди себя куда-то вдаль. — Где же ты теперь? Как бы я хотела быть с тобой сейчас… Ведь такой танец дается нам раз в жизни… Возможно, именно сейчас предоставляется такой шанс». Рассудок кошки затуманился, она уже не видела огня, а видела занавес театра огненной расцветки. Будто она стоит на сцене, ей кидают цветы и аплодируют, вызывая на бис. Кэтти-Блэк искала глазами среди прочих безликих зрителей хотя бы чей-нибудь знакомый образ. Но никого из друзей не было. Зрители уже лезли на сцену, они окружили ее, начали давить на нее, требуя нового вальса… Она не выдержала такого напора. В глазах помутнело, и она тяжело упала на асфальт.
Что-то холодное окатило ее полусгоревшее тело, отчего Кэтти-Блэк задергалась от нахлынувшей на нее агонии. Она попыталась закричать, но голосовые связки ее полностью ослабли и сгорели, изо рта кошки донесся лишь слабый свист. Кто-то подбежал к ней, что-то залепетал, но она уже не могла расслышать ни единого слова. Чьи-то культяпки попытались обхватить ее тело и поднять, но не смогли, лишь развернули ее на спину. Кошка приоткрыла глаза и увидела перед собой чей-то неясный силуэт на фоне солнца. Он был так похож на Билли-Дога, что она невольно приняла Хэнди за этого пса.
— Билли, — прошептала она, с трудом поднимая руку. — Ты все-таки пришел… Я скучала.
— Какой такой Билли? — удивился безрукий бобр. — Кэтти, это я, Умейка!
— Билли-Дог, но как ты узнал? — продолжала новенькая, не обращая внимания на слова бобра. — Как ты… Хотя это же ты мне посоветовал сюда приехать… Знаешь, тут как-то… Странно. Мне кажется, что здесь каждый день все умирают, а потом воскресают. Хэх, это комично. Наверное, я тоже воскресну. Когда-нибудь. Ты обещаешь ждать меня, Билли? — с этими словами она вопросительно посмотрела на бобра.
— Что ты несешь? — рассердился Хэнди. — Не говори ерунды, я не Билли! Я Хэнди! И ты не умрешь! Тебе помогут!
— Поздно, дружок, — прошептала Кэтти-Блэк, и через минуту ее глаза закрылись.
Умейка смотрел на тело и не мог прийти в себя. Потом он резко встал и стал пинать тело изо всех сил за неимением рук. Но тщетно — кошка не реагировала на столь грубое обращение. Тогда Хэнди буквально наорал на медиков, которые увязались за пожарными и полицейскими, чтобы они немедленно оказали пострадавшей первую помощь. На что те, в свою очередь, только руками развели и сказали, что не могут уже ничего сделать.
— Но почему?! — истошно кричал бобр. — Вы же медики! Она ведь совсем недавно потеряла сознание! Выведите ее из беспамятства, дайте ей какие-нибудь лекарства! Хоть что-нибудь!
— Прости, друг, — сказал Сниффлс, который, кстати говоря, прибыл вместе с докторами. — Но боюсь, она уже не с нами. Пульса нет.
— Нет! — воскликнул Хэнди. — Не может быть!
— Но это так. Сгорела почти половина тела, она лишилась жизненно важных органов, в конце концов, она задохнулась дымом. Неужели ты не слышал ее последних слов? Она явно бредила. Прости, но медики тут бессильны. Придется везти ее в морг.
Бобер все равно не хотел верить в происходящее. Слишком сильно было впечатление. Он, казалось бы, навсегда запомнил тот последний взгляд тех серых, словно Луна, глаз. Он посмотрел на свои культяпки, потом на себя. И понял, что в принципе, это он во всем виноват. Он ведь мог спасти кошку, если бы он остался у пожара! Он мог спасти и Лампи тоже, и тогда бы ничего из сегодняшнего не случилось бы! Голова его закружилась, и вдруг он вспомнил, как он и его друзья много раз погибали самым разными способами: утопали, сгорали, распиливались пополам, ломали себе все кости, лишались каких-то органов. «Так вот что имела в виду Кэтти-Блэк, когда она умирала! — с ужасом подумал он. — Теперь все понятно…». Он пошатнулся, упал и тут же оказался на больничной койке. Его повезли в госпиталь.
Никто не обратил внимания на то, что кулон, висевший на шее мертвой кошки и лишь чудом не расплавившийся от пожара, слабо засветился, и цифра 8 сменилась цифрой 7. А за всем этим действием кто-то наблюдал…
— Тридцать первое августа две тысячи девятого года, — послышался раздраженный голос в палате. — Три трупа, три свидетеля смерти. Начинаю перепись погибших.
— Первая жертва: Лампи. Время смерти: двенадцать часов пятьдесят минут. Погиб от раздавливания тела тяжелым грузовым автомобилем. Виновник смерти: Рассел.
— Вторая жертва: Рассел. Время смерти: аналогично, двенадцать часов пятьдесят минут. Погиб от сильнейшего столкновения салона грузового автомобиля с деревом и последующей потерей крови и жизненно-важных органов.
— Первый свидетель смерти: Хэнди. Видел смерть всех трех жертв (последнюю опишу чуть позже). Пытался помочь. Наивный безрукий дурачок… Энцефалограмма показала «прорыв воспоминаний», вызванный шоком и потрясением.
— Второй и третий свидетели смерти: Сниффлс и Гигглс. Саму смерть жертв не видели, лишь трупы. Однако не стоит оставлять это просто так. Правила есть правила.
Неизвестный «доктор» подошел к последней койке. На ней лежало полусгоревшее тело кошки. Она больше походила на огромную плохо прожаренную котлету, чем на кошку. Мышцы буквально вываливались из тела, отрывались от костей. От тела несло не только запахом смерти и гнилью, но еще и бифштексом. Глаза были абсолютно сухие, непонятно еще, как они только не лопнули тогда, на пожаре.
«Доктор» смотрел на кошку уже не с интересом и легким волнением, а с раздражением. Это проявлялось в его учащенном дыхании, сверкании красных глаз из-под капюшона, тихом рычании, ускоренном шаге. Он остановился, скрестил руки на груди. Он думал. Не умея сложить все свои мысли в ряд, он начал говорить вслух, совершенно не опасаясь, что его кто-то может услышать:
— Значит так, да? Ты, оказывается, очень догадливая шельма. Странно, что ты вообще вспомнила об этом феномене. О, небеса и преисподняя, да кто же ты такая?! — повысил он голос. – Кто?! Уж никак не стеснительная кошка, я чувствую это! Тебя кто-то послал… Кто-то свыше. Да, — тут его лицо исказилось в безумной ухмылке. – Да, точно! Как же я не догадался! Ведь там, на небесах, уже давно знают обо мне и о моем проклятии! И решили послать тебя в качестве оружия. Вот наивные. Не знают, что я их сразу же раскусил… Что ж, отлично. Примем вызов. Посмотрим, кто кого. Я заставлю этих небесных уродов расколоться!
В палате послышался безумный смех, он продолжался довольно долго. Он переходил в истерику, в слезы, а потом опять возвращался. Неизвестный буквально смаковал тот момент, когда по его предположению небесные стражи наконец-то признают свое поражение и заберут эту кошку к себе, сознавшись в том, что она служила своего рода оружием против него.
Наконец, отсмеявшись, «доктор» вновь взял диктофон и спокойным уже голосом закончил:
— Третья жертва: Кэтти-Блэк. Время смерти: тринадцать часов одиннадцать минут. Погибла от сгорания. Сама же полезла в огонь, из-за чего сгорела половина ее тела. Глупо и нелепо с моей точки зрения. Кстати, надо бы запомнить этот вальс с огнем, он был впечатляющий… Интересно, удастся ли повторить это явление? Посмотрим.
— Заканчиваю перепись. Приступаю к операции, зачистке и коррекции.
И вновь в палате послышался громкий крик, полный боли, отчаяния и абсолютной безнадежности. Однако неизвестный не обращал внимания на это ужасное зрелище. Он внутри себя уже создал план, и теперь злорадно глядел на мучения новенькой.
— Я тебя сломаю, — говорил он. — Я сломаю всех тех, кто тебя сюда послал. Они дорого заплатят за свое вторжение на мою территорию!
====== Глава 10. В школу! ======
Тузи проснулся от того, что лучи солнца защекотали ему нос. Он встал, потянулся и посмотрел в окно. Там, в принципе, вид так и не изменился: все те же пожелтевшие редкие листья украшали уже приевшуюся глазу зелень. Бобренок зевнул, взглянул в календарь… И остолбенел. Сегодня было первое сентября. Понятное дело, уже надо было быть в школе. Вместе с Каддлсом, Сниффлсом, Гигглс, Петунией, Мимом, Натти, Лэмми, Флейки, братьями-енотами (которые все никак не могли окончить школу, несмотря на свой возраст) и Траффлсом. А лично ему так не хотелось идти вновь в школу! Не то чтобы он не любил учиться, но дружба с желтым кроликом подчас вынуждала его скрывать свои хорошие оценки и стремление к учебе. Каддлс очень любил подшучивать над бобренком, называя того периодически «ботаником», несмотря на то что настоящим умником и заумником был как раз серый муравьед.
Но делать было нечего. Зубастик, тяжело вздохнув, приготовил себе нехитрый завтрак в школу, собрал портфель, благо в первый день учебы обычно не задерживали подолгу, всего пара-тройка уроков, и вышел наружу. Около его дома уже стоял школьный автобус, за рулем сидел Кро-Мармот (что было весьма неожиданно, обычно автобус вел Лампи). Бобренок залез внутрь и сел на излюбленное место в заднем ряду. Его обычно всегда брали первым, поэтому на данный момент он был один на весь автобус. И это устраивало его. Он устроился поудобнее в кресле, сложил руки на груди и задремал. Ему сейчас больше всего хотелось именно этого. Ни разговора с Каддлсом, ни переглядываний с девчонками, ничего из активной жизни.
Однако Тузи не удалось нормально доспать. Потому что следующим, кого подобрал Кро-Мармот, был именно Лапочка. Он нагло бухнулся рядом с бобренком, небрежно сунув свой потрепанный рюкзак в ноги, обхватил друга за шею и стал трепать его по голове.
— Ау, ты спишь, что ли? — засмеялся Каддлс.
— Отстань, — пробурчал Зубастик, освобождая голову. — Хватит так делать. Ты же знаешь, я этого не люблю.
— Ишь ты, какой нежный, — кролик начал строить рожицы, явно намереваясь хоть как-то оживить своего друга. — Не трогайте меня, я же ботаник, только очков у меня нет!
— То, что я учу уроки в отличие от тебя, вовсе не означает, что я ботаник.
— Что ты имел в виду под «в отличие от тебя»? — Каддлс начал наступать на бобренка. – Я, между прочим, тоже учу все.
— Ага, только почему-то ты двойки получаешь, — Тузи тоже не собирался отступать. — И именно тебя чаще всех вызывают к завучу. Вместе с братьями-близнецами.
— Так, я чего-то не понял. Ты чего, решил меня тут учить? А?
— Ну, допустим.
— Тогда иди-ка ты к чертовой бабушке! — Лапочка встал (бобренок отметил про себя, что его друг как-то быстро обиделся), схватил свой рюкзак и пересел на другой ряд. — Тоже мне, друг еще называется. О, Гигглс! Иди сюда!
И кролик похлопал по соседнему креслу только что вошедшей бурундучихе. Она как-то сразу покрылась румянцем, извинилась перед Петунией (видимо, девочки собирались посидеть вместе) и села рядом с Каддлсом. Между ними начался довольно непринужденный разговор о разных вещах, однако Зубастик видел, что они оба больше хотели поговорить о своих личных делах, в частности о чувствах друг к другу, но не могли из-за лишних свидетелей. Бобренок усмехнулся, отвернулся от этой слащавой парочки и посмотрел в окно. Все равно ему уснуть больше не удалось бы, надо было хоть как-то скрасить свое время до начала уроков.
Мимо автобуса пролетали деревья, некоторые из них уже были наполовину покрыты золотой листвой, некоторые же так и оставались зелеными. На тропинках кое-где уже лежали жухлые или еще совсем свежие опавшие листья. В парке было пусто, как-то непривычно просторно. Видимо, Флиппи сегодня решил не выходить на прогулку, как это он обычно делал. «Интересно, — подумал Тузи. — Он на нас с Каддлсом до сих пор в обиде за то, что мы ему устроили тогда, в четверг? Надо бы как-нибудь перед ним извиниться, а то неловко». На небе уже потихоньку собирались облака, однако сегодня погода обещала быть вполне себе хорошей. Тут бобренку показалось, что кто-то рассекает белую небесную вату. Пригляделся. Так оно и было: Сплендид патрулировал в воздухе, описывая новый круг над городком. Супергерой тут остановился, и Зубастик буквально почувствовал на себе его взгляд, хоть из-за большого расстояния нельзя было понять, действительно ли летяга смотрел в сторону школьного автобуса. Он прильнул к стеклу и завороженно смотрел на фигуру своего кумира. Через секунду красная полоса очертила в последний раз небо и улетела в дом-крепость на высокой горе.