Перекрёсток миров - Косаченко Иван Васильевич 6 стр.


  - Идите по узкой тропе, ибо широкая дорога ведёт в ад, кажется, так было написано в христианском букваре.

  - Ты Карелл, не кощунствуй.

  - А почему? Что мне с того? Велес прав, я мёртв, а то, что твой мир дальше букваря не продвинулся, так в том не я виноват. Пособие для детишек, что такое хорошо, и что такое плохо, усвоить не можете.

  - А ты его усвоил?

  - У меня выбора не было, я создание ваших пропитанных страхом мозгов, а страх, это зло рождающее ненависть.

  Велес, молчавший в продолжение всей этой тирады, заговорил.

  - Карелл, ты уже давно не зависишь от своего эгрегора. И то, что ты, как сам выражаешься, выбираешь широкую дорогу, это только твой выбор.

  - Разве не хотел ты только что свернуть на эту же дорогу, глупый ты старикашка, или забыл уже?

  - Это разные вещи.

  - Да так ли это? Знай старик, выбор есть и у тебя.

  Вампир ускорил шаги и ушёл вперёд.

  - Сейчас то мы точно идём по узкой и негодной тропе, - произнёс Гаят.

  Вскоре тропа вывела нас к входу в огромную пещеру. Карелл, не задумываясь, вступил под её сумрачные своды, и растворился во мраке. Миллионы летучих мышей, с сухим шелестом кожистых крыльев, замелькали под тёмными сводами. Видя опасливые взгляды друзей, вампир рассмеялся. Его холодный смех вернулся многоголосым издевательским эхом.

  - Не бойтесь, это не мои братья. Ступайте за мной.

  - Надо бы достать факелы, я видел перед входом горную сосну.

  - Свет нам только помешает, он выдаст нас. Да и дети ночи не будут в восторге, и не позволят вам портить их зрение. Возьмитесь за руки и вперёд.

  И тьма поглотила нас без остатка. Даже не подавилась. На самом деле мы просто исчезли, наверное, в этом мраке таилась магия. От страха, между прочим, зубы свело. Мягкие неожиданные прикосновения кожистых крыльев отзывались холодным ознобом. Идти, правда, было легко, пока со дна не поднялись сталагмиты, и шёпот падающих капель не откликнулся самой противной дрожью в районе коленок.

  Впереди меня сопел Велес, тихонько проклиная всех летучих мышей, и Карелла в частности. В глубине сердца, запутавшегося где-то в животе, я был с ним совершенно согласен. Гаят, молча, шагал вслед за вампиром, закрывая своими могучими руками, маленькое тельце Ани, как я об этом догадывался, поскольку в кромешной тьме не было видно ничего кроме тьмы.

  Мы долго брели по бесконечным коридорам, спотыкаясь и поддерживая друг друга, когда Гаят неожиданно остановился. И очень вовремя, ноги едва передвигались где-то внизу, кажется, очень далеко.

  - Стойте. Мы ходим кругами.

  - Ты то откуда это знаешь, - проскрипело что-то, голосом Велеса.

  - Я столько раз ударялся об этот проклятый сталактит, что уже изучил каждую его шероховатость.

  - Карелл, что ты скажешь?

  - Да, Карелл что ты скажешь? - прилетел из темноты мягкий вкрадчивый голос.

  Эхо наполнило пещеру тихим шипением. Скажешьшьшь, скажешьшьшь, скажешьшьшь, отражалось от бесчисленного числа коридоров и подземелий. В темноте раздался холодный голос вампира.

  - Я привёл их хозяин, как ты и хотел. Все они в твоей власти.

  Послышался звон от удара меча. Эхо подхватило его и, слившись с издевательским хохотом Карелла, кануло во мрак вместе с исчезнувшим вампиром.

  - А, Гаят! Вернулся поблагодарить меня за те уроки фехтования? Уж не в обиде ли ты за тот маленький урок покорности, который я тебе преподал? Я мог отрубить тебе руки или голову, я же только поцарапал тебя.

  - Ты убил мою королеву.

  - Что же, это потому, что она, как и ты, не хотела быть покорной моей воле. Вы не притомились? Ваши покои готовы, кстати, как вам моя маленькая выдумка?

  - У тебя бедная фантазия Люцифер, только и додумался, что замкнуть выходы коридоров.

  - Это ничего Велес, у тебя она ещё беднее, если ты изменил нашему повелителю. В жалкой же ты компании, а мог бы править на равне с нами, - елейно проговорил голос в темноте и притворно вздохнул.

  - Правда, ты доставишь нам хоть какое-то удовольствие со времён великой войны. Это будет прекрасно; по капле цедить кровь из твоего растерзанного тела, терзать болью твой дух, а потом мы, быть может, сжалимся и дадим тебе умереть. Ух, прямо слюнки текут от одного предвкушения. А сейчас вам надо отдохнуть, идите на огонёк.

  И мы пошли, что ещё оставалось нам делать? Метров через триста огонёк внезапно потух. Пол под нами провалился, и мы полетели вниз. Вот ты и допрыгался Жора, - думал я, падая, - открылись для тебя врата ада.

  Луч солнца заиграл на гранях огромного бриллианта, сказочно прекрасного своею прозрачной чистотой, таких не было в моём мире. Этот камень, верно, украшал покои горного тролля, или замок снежной королевы. На миг мной овладела алчность, маленькая комната вся сверкала алмазами и жемчугом, я же лежал в роскошной кровати на белоснежных перинах. Должно быть, ад здорово изменился, или его переделали под давлением многочисленных клиентов.

  Роскошь каменных стен, покрытых тончайшими барельефами, оттеняли старинные полотна величайших мастеров прошлого. Неизвестные картины, напоминали полотна Ван - Гога, поражая взор неземным разумом, сокрытым в человеческом обличие. И всё это блистало: спинки стульев, рамы, усыпанные бриллиантами витые опоры портала. На нарочито грубом, каменном столике, стоял хрусталь необыкновенно тонкой работы; чудесный графин, полный таинственной жидкости, и пара высоких узорчатых бокалов. Чёрт. Должно быть, он был рядом.

  Множество разнообразных закусок радовали взгляд, и всё это было не так, не для души. Как часто, бывало, радовался я обычной горбушке чёрствого хлеба, особенно присоленного, да луковице умеренной горькости, и кружке доброго виноградного сока, в дружеской компании. Впрочем, я был не в дороге и, не стесняясь, как следует, закусил. Пора было думать, что делать дальше. Мраморный пол холодил ноги, одежды на мне почти не было, искусство согревало только душу.

  Я пошёл к дверям, которые тот час распахнулись мне на встречу. Передо мной открылся длинный коридор, пол, и стены которого были выточены из серого гранита. Факелы мерцали во мраке, бросая неровные тени на холодные стены и кристаллы горного хрусталя. Вдоль стен стояли старинные доспехи демонических тварей, реальное воплощение извращённого воображения фанатичных безумцев. Свет тускло отражался от полированной стали, свидетельства первой небесной войны.

  Надо сказать тогда мне было страшно. Да и сейчас становится жутко, при воспоминании, как отсветы пламени плясали на остриях копий, и в щелях забрала играли искры, словно огненные глаза адских хозяев искали выход на волю из поглотившей их бездны.

  Человек больше боится призрачных угроз воображения, чем тех ужасов, к которым ведёт его обыкновенная глупость. Тогда мне было очень страшно. Не за долго до этого я болтал с Велесом. Сатана, совершенное творение совершенного Бога, говорил я, набрался греха, и, кто знает, не может ли Он отойти от законов своих.

  Старик тогда укоризненно на меня посмотрел и сказал, что так может говорить только человек недалёкий. Больше он ничего не сказал. Только позже до меня дошло, что за язык и вправду расплачиваются уши, а в этом случае, вечная жизнь. Сомнения делали меня похожим на падшего ангела. Правильно говорил Велес, никто не может причинить душе вреда большего, чем мы сами.

  Весь потный от напряжения, ступал я по холодным каменным плитам, и, когда чёрный рыцарь повернулся, всё произошло мгновенно. Моё тело свела судорога. Огромная дубовая дверь медленно, со скрипом, раздвинула массивные створы.

  Ребёнок тихонько всхлипывал, обнимая воина своими маленькими ручонками. Гаят, вместе с девочкой, был заперт в стальной клетке, с массивными коваными прутьями. Вырваться из неё было невозможно. Он, как мог, успокаивал ребёнка, гладил её по головке, стараясь подыскать давно позабытые слова нежности. Ани была смышлёной не по годам. Её худенькое личико, с большими печальными глазами, редко посещала улыбка. С раннего детства приходилось ей терпеть нищету, хотя родители выбивались из сил, работая днём и ночью, в тщетных усилиях прокормить себя и ребёнка. Но даже в праздники, самым лакомым блюдом был чёрный хлеб, щедро посыпанный солью, варёная картошка, да горсть терновых ягод на закуску.

  После смерти родителей Ани была обречена, Гаят вовремя её подобрал, вырвав из лап нетопырей. Своим крохотным сердечком Ани понимала это, и была ему благодарна, насколько может быть признателен маленький ребёнок, то есть всем своим бесхитростным существом.

  Так и сидели они, утешая друг друга. Гаят с удивлением обнаружил, что ребёнок наполняет его необъяснимой волей к жизни, которая давно перестала его тревожить. После смерти возлюбленной, он потерял интерес к жизни, но сейчас, словно горячая волна пробежала по его жилам, сметая весь застоявшийся хлам, а в глазах зажглось неукротимое яростное пламя, ибо перед клеткой стоял Карелл, прямой и строгий как всегда.

  - Предатель, - рука Гаята непроизвольно метнулась к поясу, однако меча там не оказалось, - я знал, что тебе нельзя верить, но ты всё равно нас обманул.

  - Благодарю за комплимент, - по тонким губам тенью скользнула насмешка, - в вашей компании нашёлся хоть один умный.

  - Рано или поздно ты умрёшь с колом в сердце и отрубленной головой.

  - Но не раньше, чем ты друг мой, я слышал, Люцифер собирается казнить вас на рассвете, - вампир немного помолчал, - именно поэтому я здесь. Сколько по-твоему стоит вот эта безделушка?

  - Карелл вытащил из-под полы своего плаща бронзовый ключ, старинной работы.

  - Что ты хочешь за него, - хрипло спросил воин.

  - О! Я уже слышу другие речи, но не переживай, я хочу только то, о чём мы договаривались. Вот возьми его, вспомнишь об этом, когда будешь всаживать мне кол в сердце или отрубать голову. А сейчас мне пора, хозяин ждёт.

  Глава 4

  Стены огромного зала мерно двигались, сжимаясь и разжимаясь, будто из живой плоти. Из их гладкой поверхности сочилась красная жидкость, и каплями стекала в узкие воронки, проделанные в мраморном полу.

  В конце зала, на белом троне, восседал человек, огромного роста. Необыкновенно красивые черты его лица, делали его похожим на небесного ангела, и только хищный блеск соколиных глаз, да печать необузданного властолюбия в купе с непомерной гордыней, пропитавшей каждую клеточку его прекрасного тела, выдавали в нём демона, избежавшего вечной смерти.

  Надменным взглядом, проникающим в самую глубину души, он смотрел на меня, и в его пальцах, похожих на когти хищной птицы, желтела золотая нить. Презрительно улыбнувшись, он тихо сжал её, и всё моё тело пронзила ужасная боль. Не в силах стоять, я упал на колени, и только тут увидел, что трон выложен из множества человеческих черепов.

  Ужас, холодной волной, пробежал по телу, и волосы зашевелились на голове.

  - Смертный, - прогремел надо мной голос демона, - ты удостоился великой милости видеть перед собой того, кто повелевает миром. Я был, когда Господь сказал - да будет свет, и стал свет, я помогал в сотворении мира. Я был один из первых, - взревел демон, - и ты, последняя песчинка в океане времени, посмел встать на моём пути? Я видел, как рождались звёзды и исчезали цивилизации, и я увижу, как исчезнет последний человек и земля, это яблоко раздора, исчезнет в огненной вспышке, и тогда всё будет как прежде.

  Демон поднял руку и быстрым движением разорвал золотую нить. Яростная боль пронзила моё тело, будто тысячи жалящих игл вонзились в кричащий в муках мозг. Теряя сознание, я слышал последнее.

  - Ты умрёшь, медленно затерявшись среди мёртвых миров, и тогда пророчество не исполнится. Оттуда никто не возвращался.

Назад Дальше