— Что я думаю? — мрачно переспросил Маклауд. — Я думаю, это поинтереснее урока фехтования.
Слова явно задели Дугласа. Его лицо исказилось гневом, и он снова атаковал.
Теперь он фехтовал настолько эмоционально и плохо, что исход поединка был предопределен. Он начал делать ученические ошибки — сражался не с той скоростью, оказывался слишком близко к противнику, выполняя обманные вызовы, парировал четвертой защитой, в то время, как Митос атаковал в шестой сектор. И Митос еще больше снизил темп, следуя непреложному правилу: соперник медлит — подстегни, действует быстро — замедли. Это в конец разозлило Дугласа. Он сделал вызов раньше, чем было нужно, — откровенная ошибка новичка — и понял ее в тот же миг, как совершил. Но тем не менее повторил это снова, зная, что не прав. Потом он и вовсе потерял голову, сделав это в третий раз, — вызов в верхнюю позицию, так соблазнительно близко от своего незащищенного горла. Дункан мог видеть последовательно выполненные парирование, рипост, бандероль и попытку укола в шею. Митос нанес удар под углом, продолжая атаковать на нижней линии, и вонзил свой меч прямо Дугласу в живот.
Маклауд был больше не в состоянии на это смотреть. Он повернулся и направился к двери.
Позади него Митос вздохнул.
— Подожди минутку, Мак.
И, обращаясь к Дугласу, подвывающему от боли на полу, произнес:
— Достаточно, малыш. Можешь потом поблагодарить своего учителя за этот урок.
Он догнал Маклауда уже на улице. Тот взглянул на него мрачно.
— Так тебе не нужна его голова?
— Я уже поужинал, — ответил Митос.
Акт третий: Sentiment de fer[8]
— Ты не должен был его унижать, — сказал Маклауд два дня спустя.
Он был сонным и расслабленным, потому что провел весь вечер и большую часть ночи, чествуя своего старого друга Митера. В ресторане Мориса они начали с того, что «уговорили» две бутылки лучшего шампанского, поднимая тосты за процветание нового фехтовального зала, и попробовали все самые дорогие блюда в меню. После чего перешли к вещам еще более ценным и крепким. В конце концов, пьяные как короли, они, пошатываясь, добрались до берега Сены, где бурно распрощались, заверяя друг друга в вечной братской любви, крепче, чем между Давидом и Ионофаном, крепче, чем… ну, и тому подобное. После этого Митер ушел, а Маклауд свалился в Сену.
Бодрящая холодная ванна чудесным образом протрезвила — в глазах перестало двоиться. (Маклауд знал, насколько ему повезло не наткнуться в таком состоянии на случайного противника). Его катана вряд ли пострадала от купания, к тому же, Бог свидетель, она и раньше бывала мокрой.
Он выжал полы своего плаща и вытряс капли из волос. Все-таки короткая стрижка имела ряд преимуществ. В ботинках хлюпало. Между тем, квартира, которую снимал Митос, как раз находилась поблизости. Мак вылил воду сначала из одного ботинка, потом из другого и пошел в том направлении, оставляя за собой мокрый след.
Через несколько минут он был на месте. Дверь оказалась незапертой. Он открыл ее, даже не потрудившись постучать. Сделал три шага вперед и остановился.
Квартира состояла из одной-единственной комнаты. В голубом водянистом свете, лившемся из окон, предметы в ней казались высеченными из мрамора, металл блестел как ртуть. Все тонуло в тенях. Митос, растянувшись, лежал на кровати, скрестив босые ноги у лодыжек, правая рука покоилась на рукояти меча. Полностью расслабленный. На нем не было абсолютно ничего. Он был одет лишь в свет и тьму — обнаженный человек с обнаженным мечом.
— Чай на кухне, — проговорил Митос, не открывая глаз.
— Ты всех своих гостей так встречаешь? — Маклауд снял промокшее пальто, оглядел и, вытащив из него катану, бросил на пол в прихожей. Скинул ботинки.
— Ты не гость, — Митос приоткрыл глаза. Посмотрел сначала на брошенные вещи, потом более внимательно на Маклауда.
— Хелло, ты что, побывал в драке?
— Нет. Просто во всех ночных клубах Парижа, — чайник начал свистеть, и Мак его отключил. Поскольку никто не собирался проявлять гостеприимства, он сам заварил чай.
— Где чашки?
— Там, рядом. Если не хочешь чая, в морозилке пиво.
Из чистого любопытства Маклауд заглянул в холодильник. Там не оказалось ни тукана, ни фазаньих мозгов, ни медуз, ни морских ежей. Единственным экзотическим продуктом была конина, но ее можно было купить в нескольких магазинах в Париже. Похоже, Митос также любил йогурт.
— Думаю, лучше чай, потому что если я еще хоть немного выпью, то вряд ли доберусь до дома без приключений, — он разлил чай и начал копаться в кухонных шкафах.
— Чувствуй себя как дома, — сказал Митос. Он потянулся, перевернулся на живот и положил голову на сложенные руки, следя за Маклаудом блестящими глазами.
У изножья кровати находился большой дубовый сундук. Мак открыл его и начал рыться там.
— М-м-м. Так ты не видел Дугласа с поединка?
— Нет.
— Хорошо, — он перешел к ящикам стола, — ты не должен был его унижать… Он хороший человек, Митос. Его честь — это его жизнь.
— Ему оставили его жизнь. Он должен тебя за это благодарить. Какого черта ты там ищешь?
Вот. Масло и ткань для полировки мечей.
— Так ты поэтому не забрал его голову? Чтобы доставить мне удовольствие?
— Нет. Просто не хотел тебя огорчать, — перекатившись по кровати, Митос поднялся с мечом в руке, сразу обретя равновесие. Как танцор, как актер, как греческий воин. Как парень с рекламного плаката.
— Я не собираюсь учиться доставлять тебе удовольствие. Маклауд, ты редкий мерзавец, но между нами что-то есть.
— Значит, ты думаешь, что доставляешь мне удовольствие, просто будучи собой?
— Точно.
Они стояли друг напротив друга — двое мужчин с мечами. Мак оглядел Митоса с ног до головы.
— Я могу сказать то же самое о любой парижской шлюхе. Но, по крайней мере, они не вызывают у меня желания вышибить им зубы.
— В этом часть моего шарма.
— Митос, ты обладаешь всем шармом монгольской орды, — Маклауд сел на кровать и откупорил бутылочку с маслом для полировки.
Смочив им кусочек ткани, он с бесконечной любовью и заботой провел по клинку своей катаны.
— И не говори со мной, как учитель! Чему ты можешь меня научить?
Митос положил свой меч Маклауду на колени и тут же отошел, бросив через плечо:
— Уважать старших?
— Я всегда уважал старших бессмертных, — сказал Мак.
— Конечно, это даже в твоих хрониках отмечено. Как же такое пропустить. Зато они пропустили твоего друга.
— Я думал, Наблюдатели никогда ничего не упускают.
— Я говорил тебе, ты их переоцениваешь. В твоей истории нет ни слова о Ките Дугласе, видимо, ты был осторожнее обычного, когда учил его. Кто те люди, что следят за нами?
— Понятия не имею, я тебя хотел спросить.
— Это не Наблюдатели, — сказал Митос, — по крайней мере те, которых я заметил. У них другие намерения.
— Может, следят за Дугласом. Не могу сказать…
— Мак. Хватит за него беспокоиться.
— Разве я за него беспокоюсь? — закончив с катаной, он осмотрел меч Митоса и принялся его полировать. — Похоже, он единственный мой ученик, который до сих пор жив. Я возлагал такие надежды на Ричи — и посмотри, что случилось. Скажи, мы все так часто теряем учеников?
Митос вздохнул, извлекая из ящика длинную заношенную сорочку — она была вполне приличной, так как надетая, доставала ему почти до колен.
Он прикрыл глаза и процитировал:
— То, что происходит между учителем и учеником, может показаться любовным романом, но это не так. Сексуальные связи между бессмертными мимолетны и несерьезны. То, что действительно важно, это отношения учитель — ученик. Необходимы дальнейшие наблюдения.
Маклауд остановился, моргнул и начал хохотать.
— Неужели так и написано? — выдавил он наконец.
— О, да. Это из руководства для Наблюдателей. Но после того как ученик возьмет свою первую голову, что делает мудрый учитель?
— Отсылает его прочь.
— И когда ты сделал так с Ричи, то Ричи, без сомнения, решил, что это для твоей безопасности, Мак, — коль скоро он раз попробовал квикенинг. Но на самом деле мы отсылаем своих учеников прочь для их собственной безопасности. Потому что как только они начинают получать квикенинги, нам становится трудно противостоять искушению.
— Да, — нахмурившись, Маклауд вернулся к своему занятию, — и ты думаешь…?
Митос снова вздохнул.
— Мак, нет ничего, чего бы я в свое время не сделал смертным. Ни одного зверства, которого бы я в их отношении не совершил. Насилие, убийства, каннибализм. Все.
Маклауд застыл с тканью для полировки, зажатой в руке.
— Но, — продолжал Митос, — мы не можем угрожать смертным тем, чем угрожаем друг другу — высосать их души. Квикенинг. Мы как вампиры, кормящиеся друг от друга. Но никто из нас не в состоянии сделать подобное со смертным. Их души бессмертны, наши же — нет. Но и смертные также не могут угрожать нам.
— Они убили Дария.
— Но его квикенинг остался нетронутым. Дункан, позволь Дугласу жить его собственной жизнью. Время его ученичества у тебя закончилось. Теперь, когда он вырос, единственное, что ты еще можешь с ним сделать, это взять его голову.
— Митос… ты когда-нибудь убивал ученика?
— Да, — ответил тот. — Иди домой, Мак, и перестань волноваться.
Он ушел домой, немного успокоенный.
На автоответчике было пять сообщений от Дугласа. Последнее из них — в два часа ночи, состояло только из одного предложения: «Я докажу, что тебе нечего меня стыдиться».
— Я погиб, — прошептал Митер.
Его лицо исказилось от горя и гнева.
— Погиб, погиб, разорен и погиб! — голос сорвался на крик. — Мне остается пойти побираться на улицу!
Митер взлохматил волосы так, что они встали дыбом, рванул воротник пальто, лишив его сразу нескольких пуговиц, и начал ходить взад вперед по тротуару, весь растерзанный, будто, в самом деле, собирался начать просить милостыню прямо здесь и сейчас.
— О, прекрати, — сказал Маклауд сочувственно и слегка удивленно, — а то если женщины начнут подавать, жена тебя бросит. Получишь страховку и начнешь все заново.
В здании, напротив которого они стояли, раньше находился маленький фехтовальный зал — гордость Митера. Теперь это был обугленный кирпичный остов, который все еще слабо дымился.
— А дети! — воскликнул Митер. — Малютка Катерина, Грета и моя храбрая девочка Аделина! Все погибло! Бедные сиротки!
— Митер, дети не могут стать сиротами, пока ты жив.
— Сироты, — повторил тот мрачно, — мои лучшие три шпаги. Я дал им имена. Грета, Катерина и Аделина.
Чуть ниже по улице, за пожарными заграждениями, Дуглас разговаривал с парой полицейских, один из которых что-то записывал в блокнот. Пожарные все еще продолжали заливать руины водой. Вокруг собралась небольшая толпа зевак, охочих до бесплатного развлечения. Маклауд был прекрасно знаком с таким типом людей, существующим во все времена. Любители поглазеть на место преступления или аварию. Разве что теперь они не собирались на публичных казнях. Дуглас, похоже, закончил разговор с полицией и теперь направлялся к ним.
Он избегал взгляда Маклауда. На его лице появились новые морщины, и некогда длинные волосы были коротко острижены.
Поддавшись порыву, Мак схватил его за руку.
— Ты ужасно выглядишь, Дуги.
— Это точно, не принимай близко к сердцу, — Митер резко оборвал свои шумные изъявления горя, — пусть страховые агенты рыдают и скрежещут зубами, поскольку это им придется платить.
Дуглас вырвал руку.
— Страховка? Не будет никакой страховки, — огрызнулся он, скользнув безразличным взглядом по вытянувшемуся лицу Митера. — Я не получу ничего, но мне плевать! Я сам поджег чертово здание.
— Недурной офис, — сказал Маклауд.
Он стоял у широкого окна со светоотражающим стеклом и смотрел вниз с тридцатого этажа. Позади него, за огромным, как корабль, столом сидел Дуглас, шурша бумагами. Пол был покрыт турецким ковром яркой расцветки. За деньги, вложенные в произведения искусства, висящие по стенам, можно было десять раз купить баржу Маклауда со всей обстановкой.
— Я теперь обеспеченный человек, — сказал Дуглас. — «Человек со средствами», — он немного грустно улыбнулся, — не тот нищий оборванец, которым был когда-то. Я повязан с адвокатами, бухгалтерами и не вправе распоряжаться своим собственным временем. Иногда я скучаю по старым добрым временам.
— Antiquitas saeculi, juventus mundi, — рассеянно сказал Маклауд. Он думал о Митосе.
— Добрым старым временем была юность мира? Полагаю, что так. Забавно. Когда я был твоим учеником, мы казались ровесниками. Теперь же ты кажешься старым и мудрым, Мак. Гораздо старше, чем я когда-либо смогу стать, — он сложил бумаги в аккуратную стопку, тщательно выровняв края. — Ты сердишься на меня за фехтовальный зал?
— Митер практически разорен, Дуги, не надо было…
— Митер? О, не волнуйся, Мак, я ему все компенсирую, начнет где-нибудь в другом месте.
— А как же Катерина, Аделина, Грета?
— Кто?
— Его призовые рапиры. Ты разрушил его мечты, Дуги.
— Мы бессмертные, мы можем делать, что хотим, — заявил Дуглас с категоричностью, которая заставила Маклауда замолчать. — В конце концов, его мечты мимолетны. А что случилось с твоим другом Пирсоном, Мак? Я думал, вы повсюду ходите вместе.
— Я бы не привел его сюда, — ошарашенно ответил Маклауд. Почувствовав неловкость, он опустил глаза и уперся взглядом в бумаги, все еще разложенные на столе. Всмотрелся в них внимательнее.
— Что это такое?
— Это? — Дуглас начал поспешно сгребать листки. — О, просто одно старое дело.
— Это отчеты детективного агентства! — Маклауд наклонился над столом, схватил Дугласа за запястье и держал, пока тот не выпустил бумаги. Мак взял их в руки и быстро просмотрел. Адреса, номера телефонов, любимые магазины — все.
— За ним следят!
— Не нужно тебе было в них заглядывать.
— Ты охотишься за ним, чтобы убить.
— И ты меня не остановишь! — Дуглас ударил ладонью по столу. — Ты мне больше не учитель, Дункан!
— Он выиграл. Все кончено…
— Он жульничал! Он нечестно сражался. В следующий раз все будет по-другому.
— Следующего раза не будет. Дуглас, это неправильно.
Бессмертный оскалился.
— Это Игра. В ней нет морали! Нет правил. Каждый из нас — добыча для другого.
— Неправда!
— Я убью его, — продолжил Дуглас, — и тебе меня не остановить. Он древний и сильный, я это чувствую… ты не можешь вмешиваться, Мак. Не имеешь права. Ты сам мне говорил — помнишь? — между бессмертными не может быть ни любви, ни дружбы. Только Игра, только Игра…
Он внезапно замолчал, задумавшись.
— …если только…
— Если что? — с нажимом спросил Маклауд.
— Я не знаю другого способа, — прошептал Дуглас. Он опустился на свой стул и крепко сцепил руки.
— Игра безжалостна… она делает из нас монстров.
— Так не должно быть, Дуги.
— Научи меня, Мак.
— Что?
— Покажи мне лучший путь, — сказал Дуглас. Он поднял глаза — они были красными и нездорóво блестели. — Ты когда-то отослал меня прочь, но я не научился у тебя всему, чему мог. Ты сильный, однако тебе удается жить в мире с собой. Неужели я ошибся с выбором дороги? Укажи мне верную. Учи меня снова, Дункан.
Выйдя на улицу, Мак первым делом набрал номер на своем мобильном. Включился автоответчик.
— Это Маклауд, — сказал он в трубку. — Будь начеку, Дуглас выслеживает тебя.
Закрыв телефон, он пару минут простоял, барабаня пальцами по крышке. Потом, повинуясь внезапному порыву, снова открыл и набрал международный код.
— Мак! — раздался радостный голос Джо с другого конца земли. — Как поживаешь, друг?
— Я уверен, тебе регулярно докладывают, — ответил Маклауд. — Джо, нужно проверить одно имя. Кит Дуглас.