Повисшая пауза была настолько долгой и красноречивой, что Мак все понял прежде, чем Джо успел ответить.
— Знаешь, Мак, не в правилах наблюдателей давать бессмертным информацию о других…
— Ладно, — сказал Маклауд, захлопнул телефон и положил его в карман.
Потом закрыл глаза и начал вспоминать.
Какой же это был год?
1860. Дуглас в бешенстве метался по комнате, каждый раз вырываясь из рук Маклауда, пытающегося его успокоить, будучи не в силах даже внятно говорить от ярости.
— Он убил меня, проткнул насквозь, я снова умер! О боже! У меня не было шансов. Никаких шансов против него. Он заставил меня почувствовать себя сопливым мальчишкой, Мак! Мак, он разбил меня в пух и прах, убил и даже не потрудился взять мою голову.
Его лицо горело от стыда. На щеках были видны следы слез. Дуглас вцепился себе в волосы, рот скривился от злости и глубокой обиды. Маклауд осторожно отвел его руки.
— Ты был слабее. Поблагодари Бога, что оказался ему неинтересен. Все кончено, Дуги.
— Я никогда не проигрывал в дуэлях раньше. Никогда в моей смертной жизни, — еле слышно пробормотал Дуглас.
— Та жизнь закончена. Это был неравный поединок. Ты ни разу до этого не дрался с бессмертным. Пройдут века, прежде чем ты сможешь принять…
— Я найду его. Я найду его и убью.
— Тогда ты умрешь, Дуглас, — Маклауд ясно помнил эти слова, сказанные ученику, который не хотел его слушать. — Ты должен научиться отступать. Если не научишься, то погибнешь.
Дуглас возвратился к нему месяцы спустя. Мак обернулся на звук, почувствовав приближение другого бессмертного, в каком-то полутемном зале, где он в тот момент тренировался… Дуглас стоял в дверях. Постаревший и потрепанный Дуглас, который выглядел так, будто исколесил вдоль и поперек всю Европу и Азию. В чем-то неуловимо изменившийся. Более опасный, более сильный. Гордость и радость победы читались в его глазах, когда их взгляды встретились. По этому единственному взгляду Маклауд понял — его ученик впервые убил.
И слова, которые он вынужден был произнести, горькие, как полынь, комом встали у него в горле. Древние слова, известные каждому учителю.
— Ты взял его голову.
— Сегодня на рассвете, — сказал Дуглас. — В Люксембургском саду.
— Дуги, ты должен уйти…
Что бы Дарий сделал на его месте?
Маклауд стоял, глубоко задумавшись, пока охранник не вышел из вестибюля и не начал подозрительно его оглядывать, но он этого не заметил. Да, пожалуй, он сможет это сделать. Мак развернулся и пошел обратно в здание.
В то время как у него дома звонил телефон, Митос готовился проникнуть в штаб-квартиру Наблюдателей. Сделать это было просто. В шесть часов вечера, когда весь штат секретарей (а даже секретные общества нуждаются в секретарях) покидал свои рабочие места, он подошел прямо к главному входу. У него был за плечами рюкзак, набитый книгами, старая черно-синяя ветровка, в которой он выглядел лет на двадцать, и невинное выражение лица.
После встречи с Маклаудом он подстригся очень коротко, приведя свой внешний вид в большее соответствие с видимым возрастом. До этого, играя с наблюдателями, он одевался и вел себя, как студент. Было важно не выделяться, казаться молодым и безобидным, годным только для работы в архиве, но никак не в поле. Митос мог варьировать свой возраст в пределах двадцати лет только за счет прически и манеры держаться. Изображая юношу, нужно было лишь помнить, что грусть или скорбь изменяют лицо и это может его выдать. Таким образом, пока он избегал сильных эмоций, никому и в голову не приходило задавать вопросы.
Вот и сегодня он взлохматил волосы, опустил плечи и подставил лицо ветру, чтобы на щеках появился румянец, и охранник сразу пропустил его внутрь, улыбнувшись, как старому знакомому.
Срезав путь через Архив Митоса (восемь больших комнат, до потолка забитых хрониками, манускриптами и дневниками), он оказался в главном зале. Митос веселился всякий раз, проходя через отдел библиотеки, посвященный его собственной легенде. Кто будет новым главой проекта теперь, когда он уволился?
Хроники должны были быть расставлены по алфавиту, но только в теории. На практике все заимствовали их друг у друга, и библиотекари рвали на себе волосы, не в силах справиться с возникшей путаницей. В каталоге значилось пять томов хроник Кита Дугласа (фото прилагалось), родившегося в г. Данди в 1828 году. Два из них оказались на месте, но стоящие вверх ногами и с несколькими вырванными листками, всунутыми между страницами. Митос потратил час, чтобы найти еще два. Пятый был у кого-то на руках, но это не имело значения. Он перенес книги на стол и начал просматривать.
Дуглас был одним из многих бессмертных, о чьем происхождении наблюдатели почти ничего не знали. Впервые он был обнаружен обычным путем — когда выиграл поединок с известным бессмертным, и потом удалось восстановить часть его биографии. Но никто так и не связал его с Дунканом Маклаудом. Он активно участвовал в Игре, часто сражался. Будучи обеспеченным человеком, занимался благотворительностью, хорошо относился к молодым бессмертным, но учеников не брал. Однако мало кто начинал учить, не достигнув хотя бы пятисотлетнего возраста. (Ах, дорогой Маклауд, даже здесь ты поспешил). Дуглас был неутомимым путешественником, побывал почти в каждом уголке земного шара. И куда бы ни приезжал, он разыскивал старых бессмертных и набивался к ним в ученики.
Вдруг щеки Митоса что-то коснулось. Сердце подпрыгнуло, и он с криком выпрямился. Но это оказалась всего лишь библиотечная кошка, беззвучно крадущаяся по столу, черная Миналуша[9] с на редкость длинными усами. Она была старым другом. Вздохнув с облегчением, Митос погладил ее по спине и пощекотал за ухом. Кошка потерлась щекой о его подбородок, урча, как маленький трактор.
— Хорошая киса. Киса, киса, киса… Напугала меня до смерти, вот что ты сделала.
— А, вот ты где, Минни. Помогаешь Адаму в его работе? Привет, Адам. Я думал, ты уволился.
— Питер…
Это был Питер Вильмингтон, наблюдатель Артемисии Галикарнасской, древней и могущественной бессмертной, уже много лет запертой в психиатрической лечебнице. Так что у Вильмингтона оставалась масса свободного времени, чтобы болтать с коллегами в библиотеке, перемывая косточки знакомым.
— Нашел на чердаке пару книг, вот… решил вернуть…
— Да, ты никогда не мог отказать себе в удовольствии порыться в библиотеке. Что на этот раз? М-м-м… Кит Дуглас?
— Мне показалось, я видел его на днях, — осторожно сказал Митос.
— Да, он в Париже. Дуглас, Дуглас… А, я его помню. Просто произведение искусства, не правда ли?
— Он всегда убивает своих учителей?
— Насколько я знаю, ни одного не пропустил. Для бессмертного это практически равноценно отцеубийству… Сначала он всеми силами добивается их расположения, а потом, когда они пытаются отослать его прочь — чик!
И Вильмингтон красноречивым жестом провел пальцем по шее.
Акт четвертый: Corps a corps[10]
Рано утром, незадолго до рассвета, Маклауд поднялся на палубу своей баржи и облокотился о перила, глядя на вырастающий перед ним Нотр Дам. Было холодно, в воздухе висела изморозь, но Мак был уверен, что погода разойдется. Весна была у него на душе и покой в сердце. Он был счастлив.
Бессонная ночь. Дуглас нуждался не в обучении фехтованию; они проговорили всю ночь напролет. Тренироваться можно начать и позже. Маклауду недоставало спарринг-партнера. Чтобы оттачивать мастерство, необходим противник; но среди смертных не было достойных бойцов, а бессмертных, которым он мог доверять, было наперечет, и все далеко. Ему не терпелось узнать, каким трюкам и уловкам успел научиться Дуглас, пока они не виделись. Но никакой спешки не было. Ведь его ученик нуждался не в обучении фехтованию. Дуглас готовил кофе внизу. Где-нибудь через неделю они смогут отправиться в поход или просто в какое-нибудь уединенное место, может быть, на святую землю на несколько дней. Может быть, в пеший тур вверх по побережью Англии до Шотландии. Только они двое, их мечи и море времени, чтобы разговаривать и думать.
И тут появился Митос.
Дункан спустился по сходням, прошел по набережной и встретил его наверху лестницы. Он намеревался увести Митоса подальше от баржи.
— У меня Кит Дуглас, — сказал он в качестве объяснения, — давай прогуляемся.
Митос не сдвинулся с места.
— Он все еще хочет мою голову?
— Я не знаю. Я только знаю, что не хочу видеть вас вместе, пока не буду уверен… Я не хочу, чтобы ты убил его, вот что я знаю.
Митос насмешливо улыбнулся.
— Психологическое доминирование — вещь замечательная и страшная. Я достаточно хорошо играю в покер, чтобы рискнуть и сделать ставку на то, что он не попытается напасть в ближайшее время. Не волнуйся, обещаю вести себя хорошо.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас погиб, — повторил Дункан.
— Я же сказал, что буду вести хорошо.
У Мака в кармане зазвонил мобильный. Слегка нахмурившись, он выудил его и сказал в трубку:
— Маклауд. Джо? Привет. Что-то случилось? — Дункан замолчал, слушая. — А, хорошо, но я не… Ладно, ладно, дай мне пять минут.
— Пойдем, — коротко бросил он, складывая телефон.
— Ты не сможешь всегда держать меня на расстоянии, — сказал Митос.
Дуглас сидел на полу баржи, скрестив ноги, и пил кофе, рядом дымилась вторая чашка. Увидев Митоса, он вскочил и схватился за меч. Они стояли и молча смотрели друг на друга. Ни один не двигался. Смерив обоих тяжелым взглядом, Мак пересек каюту и включил маленький факс, стоящий на столе в дальнем углу. Через секунду он зажужжал.
— Пойдем, пройдемся, — сказал Митос, обращаясь к Дугласу.
В это время Маклауд как раз вынул из факса первый лист и пробежал его глазами. Вдруг его лицо окаменело.
— Нет, стой там, где стоишь, я хочу… — резко начал он.
Но Митос уже вышел за дверь.
Спустившись на набережную, он услышал позади звенящий яростью голос Маклауда и обернулся. Дуглас выскочил на палубу с обнаженным мечом, Мак следовал за ним по пятам, что-то громко крича на ходу. Недобро улыбнувшись, Митос тоже выхватил меч и, приняв боевую стойку, приготовился драться.
Маклауд встал между ними. В его кулаке была зажата целая пачка мятых листков факсовой бумаги. Он размахнулся и ударил ими Митоса по лицу.
— Какой-то анонимный доброжелатель послал это Доусону, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Кто бы это, интересно, мог быть?
— Если это счета, то у него крепкие нервы, — последовал хладнокровный ответ. В это время Дуглас попытался обойти Маклауда, но тот преградил ему путь рукой. Митос вздохнул.
— Жаль, но, похоже, поезд ушел.
— Да, уходи, — сказал Маклауд. Он разжал кулак, и листки разлетелись во все стороны. — Уходи! — повторил он громче. — И не возвращайся!
— Ладно, — пожал плечами Митос.
Не успел он сделать и двадцати шагов, как Маклауд нагнал его и схватил за руку. Митос развернулся, одновременно убирая меч в скрытые ножны за полой своего пальто.
— Что?!
— Я тебя знаю, — сказал Маклауд, — и хочу, чтобы ты пообещал, что не будешь с ним драться.
— Ты хочешь слишком многого, отпусти.
— Пообещай!
— Ладно, ладно, обещаю! Но будь осторожен, — проговорил Митос, чеканя каждое слово, — ты можешь случайно получить то, что просишь.
Потом Маклауд собирал по всей набережной разбросанные листки. Нашел только три — остальные унесло ветром. Но позвонить Доусону и попросить повторить у него не хватило духу. Три листа бумаги, отправленные за океан и вернувшиеся обратно, — фотокопии страниц из хроник Дугласа.
Он вытащил телефон и набрал номер Митоса. Нет ответа. Сюрприз.
Маклауд разгладил бумагу и начал перечитывать написанное. Дуглас сидел на сходнях, обхватив руками поднятые колени, словно большой подросток, и терпеливо наблюдал за ним. Мак свернул листки, засунул их в карман и пошел обратно на баржу.
— Что было в факсе?
— Ничего. Это касается Пирсона, не тебя. — Поднимаясь на палубу, он слегка коснулся рукой плеча Дугласа.
На этот раз на соседних крышах не было ни одного соглядатая с биноклем.
— Люди, которые наблюдали за мной, — сказал Маклауд. — Ты нанял их так же, как и тех, что следили за Пирсоном?
Повисла длинная пауза.
— Да, — ответил наконец Дуглас, — но я рассчитался с ними и отпустил. Ты… ты сердишься на меня?
— О, не будь ребенком. Конечно, я не сержусь, это все не важно…
— Значит, об этом было в факсе? И его прислал Пирсон.
— Нет, — сказал Маклауд, — просто я за него волнуюсь.
— И как долго ты намерен плясать вокруг него? — проворчал Дуглас. — Он выиграл только потому, что сжульничал. Вот уж и вправду «защита д’Эона».
— М-да, действительно, — Маклауд никогда не слышал об этой защите, но когда-то был такой знаменитый дуэлист д’Эон. Шевалье д’Эон. — Однако не стоит недооценивать его мастерство. На самом деле, я однажды…
Мак оборвал себя. Да. Вот оно. В Секуовере, во время той истории с Кристин, они с Митосом устроили спарринг, он выиграл, использовав прием, неизвестный противнику. И позже против Кристин Митос применил тот же самый прием, хотя видел его лишь раз и в пылу схватки.
— Заметь, ты снова о нем думаешь! — резко прервал его размышления Дуглас.
— Прости. Скажи мне кое-что, Дуги. Когда я отослал тебя прочь, после того, как ты взял свою первую голову, что ты почувствовал?
— Боже мой, Мак, столько времени прошло, разве я помню?
— Иди домой, Дуглас, увидимся позже.
Когда он ушел, Маклауд облокотился о поручни, прикрыл глаза и предался воспоминаниям.
… В те годы Европа сходила с ума по всему японскому. Арии из «Микадо»[11] звучали во всех гостиных Англии и Франции; японские мотивы украшали интерьер каждого уважающего себя дома, повторяясь на обоях, занавесках и вазах. Хризантемы и цветы сакуры. Дункан привез семена из Нового света, из горных районов Невады, где он путешествовал, заодно производя изыскания. Он нашел серебро и немного золота, спустил все это за одну сумасшедшую ночь в казино… Аманда, смеясь, выплатила, наконец, свой долг и отблагодарила его потом тем, что дороже серебра и золота. Ибо любовь бесценна.
Мак перевез эти семена через океан, во Францию, забыв на дне собственного кармана. В Париже он заплатил гончару, чтобы тот сделал специальные кадки — точные копии горшков для бонсай, которые он помнил еще по Японии. С полдюжины посаженных семян взошло, и они начали расти, медленно, медленно, словно бессмертные. Это были семена остистой сосны[12], которая, как говорят в Калифорнии, не может умереть от старости, а лишь становится крепче и кряжистее со временем. Самые жизнестойкие деревья в мире. Когда подрастут, он отдаст их Дарию.
Миниатюрные ножницы, чтобы подрезать веточки и формировать бонсай. Пара камней с шотландского нагорья для украшения горшков. Медная проволока, которой притягивают побеги к веткам, придавая кронам форму, определенную древним обычаем. Многие часы кропотливой, но приятной работы…
Потом он оглянулся через плечо и спросил:
— Дуги?
Дуглас медленно вошел в залитую солнцем мансарду, где Маклауд держал свои бонсай. Он автоматически снял шляпу и начал оглядываться по сторонам.
— Доброе утро, Мак.
— Дуглас. Что привело тебя сюда?
Дуглас взглянул Маклауду в лицо, и тот с удивлением заметил в его глазах слезы. Прошло несколько недель с тех пор, как они расстались.
— Что привело?.. Ностальгия, полагаю. Мак, скажи честно, почему ты меня отослал?
— Время пришло. Ты уже взрослый, Дуги. Мне больше нечему тебя учить, и ты сам должен найти свое место в жизни.
— Но я хочу продолжать учиться! — прозвучало почти с мольбой. — Я еще столько всего не знаю. Любой из нас, кто старше и опытнее, может взять мою голову, даже не успев вспотеть. Ты должен научить меня, как противостоять им, Мак. Моя жизнь в опасности, и я… я так одинок, — последнюю фразу он произнес едва слышно. — Неужели у нас даже нет надежды завести друзей среди себе подобных?