Ученики, учителя - Коллектив авторов 16 стр.

Дункан посмотрел на Джо. Тот взглянул на него в ответ. Дункан сел, забыв закрыть рот.

Фильм показывали на натянутой в одном из школьных классов простыне. Запись, сделанная с плохонькой копии, присланной чьим-то родственником с Тайваня, была мутной. Но Хуинх был уверен, что вовсе не качество записи заставило трех бывших вьетконговцев, которые всегда охотились вместе, вскрикнуть в унисон. Всякий раз, когда эти трое появлялись в деревне, Хунху становилось не по себе. На этот раз он встревожился еще больше — они приставили ему к горлу меч и заставили крутить фильм снова и снова, далеко заполночь.

— Ручка есть? — громко прошептал Дункан.

Рядом раздался торопливый шорох.

— Нет, — ответил Джо и все равно полез в карман, зная, что найдет там лишь корешок билета и алюминиевое колечко от газировки.

В маленьком арт-деко-кинотеатре, расположенном недалеко от рынка, царила удушающая жара. Зал был забит до отказа, но даже детишки, рассевшиеся на полу перед экраном, сидели тихо, завороженно наблюдая за сюжетом. Крик госпожи Ясбет переполошил всех. Госпожа Ясбет была крупной женщиной, облаченной в брюки из батика, вроде тех, какими она торговала на рынке. Ее голос разнесся по помещению как из треснувшего громкоговорителя, висевшего в новой мечети. Сидящий рядом Бено начал обмахивать госпожу оказавшимся под рукой экземпляром «Дейли нейшнл» и, не желая упускать возможность, прижался к ее восхитительно пышным формам.

Он очень удивился, когда она открыла глаза и ему в горло уперлось острие ножа.

— Достань ручку, — сказал Маклауд, не отрывая взгляд от экрана. Джо никогда не слышал, чтобы его друг говорил таким тоном. Он молча встал и пошел искать ручку.

Аманда смотрела фильм в маленьком кинотеатре на Монпарнасе, где днем показывали порнографические короткометражки. Одно лишь пребывание здесь будоражило ей кровь не хуже бокала хорошего красного вина, что она держала в руке, и сидящего рядом Ника. Хотя бы в этом она была готова отдать должное французам — они понимали толк в хорошем времяпрепровождении перед экраном, не опускаясь до так называемых «здоровых» стандартов и пива в пластиковых стаканчиках.

Сорок минут спустя, когда она промакивала разлитое вино с саржевой юбки сидящей рядом матроны, отмахиваясь от остреньких зубов соседкиного пекинеса, ей было уже не так приятно. Хуже того — им пришлось сидеть там, облитым вином и пристыженным, до самых титров.

Ренн очень удивился, когда его подопечный бессмертный внезапно снялся с места, бросил небольшой уютный коттедж в Cомерсете и перебрался в Нью-Йорк. Наверное, решил, что пришло время сменить обстановку. Или что прожить тридцать лет, ни капли не изменившись, слишком странно. Ренн наблюдал за ним с момента выпуска из академии, и задание было совсем не сложным, поэтому сейчас его просто распирало от возбуждения. Однако Ренн очень скоро обнаружил, что метро совершенно ему не по душе, что понять, как люди в Нью-Йорке умудряются ходить на свидания, совершенно невозможно, и ужасно соскучился по своему саду и соседскому коту, который всегда встречал его у ворот. И ему совершенно не понравилось, когда однажды его бессмертный ринулся из огромного кинокомплекса прямо в аэропорт. Он едва успел развернуть вторую шоколадку.

Джо принес две салфетки, выпрошенные у продавца хотдогов, и две ручки, ради которых очаровал билетершу — та обожала Дункана и знала, что где Дункан, там можно найти и Джо. Он взял на себя вторую половину титров, и они с Маклаудом принялись торопливо записывать в полутьме.

Майкл О’Мара был очень удивлен, а такое случалось нечасто. Он по праву гордился годами наработанной прозорливостью и в своем деле был как рыба в воде. Нужны билеты на послеоскаровскую вечеринку «Вэнити Фэйр»? Спросите Майкла. Надо шепнуть что-то на ухо Лукасу? Запросто. Но он и представить не мог, что первый же фильм его последнего контрактника вызовет такой отклик. У парня была крошечная роль! Да, его персонаж упомянули в титрах отдельно, но роль все равно была почти эпизодической. Но, несмотря на это, все телефоны в офисе просто разрывались. Из-за долговязого парня, который заявился с улицы и развел Майкла на контракт.

О’Мара нахмурился и опустил трубку. Он многое повидал в жизни, но даже ему некоторые вопросы показались очень странными. В порыве великодушия он подумал, что надо бы организовать его новому подопечному охрану. Хотя тот и настаивал, чтобы его адрес давали всем желающим по первому требованию. Тут прибыл курьер с макетом статьи из «Нэшнл Инкуайер», и Майкл забыл обо всем.

— Питер Уингфилд, — сказал Дункан ткнув в салфетку со списком. — Это он.

— У него должен быть агент, — сказал Джо, но Маклауд уже поднял трубку.

Еще в самолете, обмениваясь коротенькими сообщениями с другими наблюдателями, Мерседес с удивлением обнаружила, что многие из них будут в Нью-Йорке тем же вечером, что и она. Она стояла в очереди на три человека позже Кассандры, и ей удалось забронировать номер в «Шератоне». Когда та сразу же по прибытии купила билет на ближайший рейс в Лос-Анджелес, Мерседес ужасно разозлилась. И снова удивилась, когда оказалось, что двое друзей, с которыми она планировала, но не смогла пообедать, летят тем же рейсом.

Посадив Маклауда на самолет и вернувшись из аэропорта, Джо понял, что опоздал. На огромных, от пола до потолка, картах мигали красные огоньки, жужжали телетексты, факсы выплевывали длинные полосы сообщений, а в спертом воздухе витал запах черного кофе и тестостерона.

А Мак был в воздухе, с выключенным телефоном.

Сэнди был уверен, что наступил худший день его жизни. Когда рентгеновский сканер высветил первый меч, он проверил документы и разрешение владельца и благополучно его отпустил. Увидев второй меч, он удивился, а когда появился третий, заподозрил неладное. Когда через сканер поехал пятый, служба безопасности сообщила о двух странных происшествиях в разных частях аэропорта.

Сэнди проглотил таблетку от головной боли и подозвал следующего пассажира с мечом, чей бесстрастный взгляд напомнил ему взгляд богомола — он мельком видел такого накануне в передаче о дикой природе.

Когда дело дошло до двенадцатого меча, Сэнди сидел, откинувшись в кресле под мерцающими лампами, и бездумно таращился на ксерокопии документов. Жена вечно твердила ему, что иногда он не видит то, что лежит у него прямо под носом. В этот момент Сэнди был бы рад согласиться.

Летя на высоте тридцать тысяч футов над Огайо, Маклауд размышлял, по-прежнему ли Митос бредет в ванную по утрам, выходит оттуда с торчащей изо рта или заткнутой за ухо щеткой и неторопливо направляется варить кофе. Он не встречал больше никого, кто умел бы так хорошо прикидываться сонным, и совершенно точно знал, как быстро того может разбудить легчайшее прикосновение к гладкой коже на бедре или к маленьким соскам и каким требовательно-нетерпеливым тот становится. Он улыбнулся и стиснул зубы. На этот раз он не упустит свой шанс, чего бы это ни стоило.

Митос с комфортом расположился в ванной. Как и отель, ванна была роскошная и очень большая. С пурпурной кромкой и золотыми кранами, с маленькими полочками, на которые удобно ставить масла, класть мыло или ножи. Старейший бессмертный слушал, как щелкает в спальне автоответчик, улыбался и что-то насвистывал.

И чистил меч.

Ишафель

(Ishafel)

Снова в пути

С обивки сиденья чертовски трудно смыть кровь, а такое рано или поздно замечают. Митос бросил джип где-то в южной Калифорнии, попрощавшись таким образом с Адамом Пирсоном. Он оставил на пассажирском сиденье видавшие виды диски, в бардачке — потрёпанные карты; оставил и старенький рюкзак с потёртыми джинсами и кипой дешёвых книг в мягких обложках — на удачу. Теперь, когда Джо был мёртв, ничто не удерживало его здесь, ничто не привязывало ни к западному побережью, ни к двадцать первому веку. Квикеннинг, который он получил по пути в Лос-Анжелесский аэропорт, был только бонусом, своеобразным залогом того, что пути назад нет.

Он отдавал себе отчёт в том, что на стюардесс он производит впечатление человека, только что покинувшего грандиозную попойку — но это его вполне устраивало. Несмотря на жару и отличный дорогой костюм, купленный в дьюти-фри, его бил озноб. Он не снимал тёмные очки, скрывавшие круги под воспалёнными усталыми глазами. Он не спал с тех пор, как потерял Джо, и под его ногтями всё ещё была чья-то кровь. Единственное, о чём он мог думать — как выбраться из страны и убраться куда подальше; и ещё о том — что чем старше он становится, тем труднее уходить и терять.

А ведь это была почти земля обетованная, так долго ожидаемое будущее, в котором всё должно было быть проще. Человечество справилось с полиомиелитом и оспой, человечество забыло, что такое цинга, но так и не научилось излечивать рак. Люди смогли создать оружие, убивающее на громадном расстоянии, но так и не открыли секрет, как спасать от смерти тех, кто был им дорог, кто был дорог ему, Митосу… Он осознал это за последнее столетие; этот безумный век не был к нему более жесток, чем предыдущие, но понимание того, что и эта рана исчезнет без следа, вовсе не делало ее менее болезненной.

Он несколько успокоился к тому времени, когда самолёт сел где-то за пределами Буэнос-Айреса. Он пришёл в себя и стал кем-то другим. Квикеннинг, который он получил, словно растворился в нём и помог ему обрести новый образ, новое имя, которое Джо никогда не узнает. Возможно, через столетие-другое его занесёт в Сикувер, проездом, и он сможет улыбнуться, вспомнив о нём. Не вечно же он будет скорбеть о смерти лучшего друга. Он знал это, потому что такое уже случалось. Но от этого ему было не легче.

Марина

Ученик

История ученичества молодого бессмертного в Советской России 30-х годов прошлого века. Оригинальные герои, не связанные с каноном сериала «Горец».

^{_{Коллаж автора}}

Часть 1

Свет?

Свет просачивался сквозь закрытые веки. Так не могло быть — так не должно было быть. Человек открыл глаза. Туннель, вернее неширокий лаз, оканчивался сияющим от яркого света проемом. Лианы спускались с его краев на белые известняковые глыбы. «Как экран кинематографа», — возникла отстраненная мысль.

«Стоп, что же это такое», — это не сон, что-то было совсем необычно, что-то кроме этого нереального подземелья.

В голове был полный сумбур. Он попытался сосредоточиться, и вдруг вспышкой пришло осознание: «Вижу, и ничего не болит». Он прислушался к себе: попытался ощутить руки. Сжал и разжал пальцы правой, потом левой руки. Ноги тоже не болели. И он их чувствовал. Осторожно потянулся. Сладкая ломота прошла по позвоночнику — так было когда-то в детстве.

Человек вскочил на ноги.

И тут пришла боль.

Голова раскололась от резкого удара о низкий свод пещеры. Он рухнул на лежанку, отдышался, провел пальцами по голове и ощутил неприятную, липкую жидкость: «Ничего себе врезался». Через несколько мгновений шум в голове от удара прошел. Он опять ощутил свое тело. Совершенно здоровое тело.

И это был не сон.

Теперь он отчетливо вспомнил кошмар последних дней.

Какой невыносимой была боль! Он смирился с тем, что это конец, даже пытался скрыть от Раи свое понимание, делал вид, что не замечает сестру и врача, что приходили к нему.

Кто он?

Вернулось имя — Николай, Николай Островский.

Так он что — умер? Это — рай? Или ад? Пещера какая-то.

Николай осторожно, помня о низком своде, поднялся и сел на лежанке, застеленной бараньими шкурами. Долго и с удивлением рассматривал пальцы рук. Ощупал суставы. От воспаления не осталось и следа, правда, казалось, под кожей совершенно не было мышц, какая-то вялая масса.

«Этого не может быть», — подумал Николай, но все же сделал еще одну попытку встать. В первый раз у него ничего не получилось. Он едва не упал на камни, но уже понял, что может подняться. Наконец это удалось, и он осторожно направился по узкому проходу к выходу. Ноги дрожали от слабости, соскальзывали с камней, устилавших пол тоннеля. Несколько раз он падал, с трудом поднимался, но продолжал двигаться вперед. Тоннель резко оборвался, и над головой закачались деревья, прикрывая прозрачное, изумрудно-голубое небо юга.

Сколько лет он не видел неба? Шесть или семь.

Это определенно был Кавказ. Только таким он не видел его никогда. Он жил с людьми, зависел от людей, от Раи, мамы, когда она бывала у них, от сестер и нянек в больницах и санаториях. Он видел горы и море, субтропическую растительность: влажные Колхидские леса подступали к дороге, по которой его везли в Мацесту в ту последнюю поездку, когда он еще что-то видел; но этот сияющий мир, что открылся сейчас, тогда был где-то далеко. Все заслоняла боль, стремление побороть ее, доказать себе и окружающим, что он еще жив…

Жив!

А теперь он жив?

Странное ощущение ударило его по нервам. Размышления прервались, и Николай оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что проиcходит.

Из-за камня, прикрывавшего метрах в пяти вход в пещеру, показался человек. Войлочная шапочка на голове, мягкие сапоги, патронташ. Черные лукавые глаза улыбались на заросшем недельной щетиной лице.

— А, очухался!? Я уже думал, что придется-таки пустить тебя на закуску.

— На закуску? Вы кто? И где это я, … мы?

— Не все сразу. Есть хочешь? Я тут кое-что сообразил. Вылезай скорее.

Человек снова скрылся за глыбой. Странное ощущение, возникшее перед его появлением, ослабело, почти исчезло. Вопрос же о еде вдруг пробудил зверский аппетит. Сколько же времени он не ел?

И Николай пошел за незнакомцем. За валуном открылась небольшая поляна на склоне горы, куски белого известняка высовывались сквозь буйную зелень лиан и трав, покрывающих склон. Высокие, уходящие колоннами в небо, буки делали поляну похожей на фантастический храм. Странное ощущение вернулось, и Николай вновь увидел незнакомца. Тот выкладывал из торбы хлеб и сало на белую скатерку, постеленную на толстом поваленном стволе.