Добравшись до станции монорельса, Тит провисел в ожидании вагона около пяти минут. За это время он успел обнаружить у себя целых три побочных эффекта. Один из них даже оказался настоящим. Несмотря на вполне комфортную температуру воздуха, обеспечивавшуюся сложнейшими системами терморегуляции и вентиляции, на лбу у него выступил холодный и липкий пот.
Когда вагончик, наконец, прибыл, Тит вместе с остальными пассажирами влетел в него, зацепился ногой за нишу в полу и вытер взмокшее лицо воротником. Именно в этот момент проявился новый симптом. В его правом ухе что-то неприятно щелкнуло и все звуки, находившиеся с той стороны, сперва потонули в назойливом свисте, а после и вовсе перестали существовать.
Тит шумно выдохнул, пошевелил челюстью, будто пытаясь поймать ту позицию, в которой все вернется как было, но это не помогло. Он прижал пальцы к шее и проверил пульс. Сердце билось часто, но недостаточно для полноценной паники. Тем более, он только что частично оглох, и легкая нервозность вполне оправдывала сердцебиение.
Поездка длилась долгих сорок минут. Пассажиры залетали и вылетали, а Тит, переместившись в дальнюю часть вагона, терпеливо ждал конечной станции, время от времени вытирая с лица капельки пота.
— С вами все в порядке? — поинтересовался паренек, влетевший на предпоследней остановке. — Какой-то вы бледный.
— Все хорошо, — ответил Тит, выдавив из себя подобие улыбки. — Спасибо.
— Точно? — паренек недоверчиво посмотрел на него, нахмурив брови.
— Да.
Тит не привык жаловаться. Особенно на здоровье и в частности посторонним. Это было не в его правилах. С самого детства, когда он заболевал и не хотел идти к врачу, мать повторяла ему: «Ты такой упрямый… Неужели тебе самого себя не жалко?» На что он всегда отвечал: «Кому нужны мои проблемы? Само пройдет». И обычно проходило. Но это было тогда, в детстве. Когда его организм еще мог легко постоять за себя. Да и серьезней ангины болезней у Тита не бывало. А сейчас совсем другое дело. Какая-то незнакомая женщина вколола ему неизвестный препарат и заставила ехать не пойми куда. Самое время начать жаловаться. Но привычку никуда не денешь. В особенности старую.
Проехав по желтой ветке до конечной, Тит вылетел из вагона и очутился в одном из «узких» мест Парва Домуса. Здесь находились переходы-спицы, по которым предполагалось перемещаться в третье кольцо. Весь сегмент состоял из большого, относительно соседних помещений, полого цилиндра, который медленно вращался вокруг своей оси. В стенах этого цилиндра находились четыре прохода, отмеченных тем самым странным символом, значение которого Тит все еще не понимал. Вылетавшие из вагонов монорельса и соседних коридоров люди, помогая себе руками и отталкиваясь от поручней, перелетали вдоль стены цилиндра к проходам и скрывались в них.
Тит последовал общему примеру. Продолжая усиленно потеть, он цеплялся за поручни словно паук, ползущий по паутине. Маневрируя между рекламными вывесками и огромными экранами, по кругу крутившими различные сообщения от руководства станции, которые он мог слышать только левым ухом, Тит добрался до прохода, отмеченного в навигаторе и нырнул в него, попав в своеобразный холл, тупиковое помещение, вдоль стены которого располагалось с десяток двустворчатых дверей. Одна из них открылась и Тит, наконец, понял значение знака в навигаторе. Это были лифты. Хотя по сути они являлись все теми же монорельсовыми вагончиками, только вместо поручней и ниш в них были установлены сидения.
Сверившись с навигатором, Тит дождался своей кабинки, занял крайнее от входа кресло, пристегнулся и, прижав к груди вещмешок, стал ждать. Когда все места в лифте были заняты, двери закрылись. Раздался предупреждающий звуковой сигнал и лифт поехал. По мере того, как он опускался по шахте спицы колеса, инерция, вызванная его вращением, начинала создавать иллюзию притяжения. Сперва Тит заметил, что ремень, которым он пристегнулся, перестал давить на живот. Затем сцепление задницы с сидением стало усиливаться и в ремне вообще отпала надобность. Рукам стало сложнее держать вещмешок, напряжение в мышцах шеи росло под весом тяжелевшей головы. А потом у Тита случилось что-то странное с глазами. Вернее, с одним из них. В один миг картинка вдруг как-то изменилась. Стала менее четкой и раздвоилась, будто у него неожиданно появилось косоглазие. Тит недовольно хмыкнул, прищурил левый глаз и все стало лучше. Тогда он с трудом закрыл правый. Мир моментально потерял краски, потускнел и, казалось, находился на дне глубокого колодца. Тит рефлекторно мотнул головой, будто это должно было наладить картинку, но тут же понял, что совершил непростительную ошибку. В его черепе что-то неприятно хлюпнуло и голову тут же пронзила боль. Титу сразу вспомнилось похмельное утро.
«Что-то я разваливаюсь, — подумал он, часто моргая. — Только бы доехать до этого Маркуса…»
Когда лифт опустился на самое дно спицы и оказался во вращавшемся вокруг станции кольце, раздался новый предупреждающий сигнал. Двери открылись, пассажиры принялись отстегивать ремни и вставать со своих мест. Тит, в свою очередь, не торопился. Он понимал, что сейчас его вес был гораздо больше, чем обычно и его слабые ноги попросту подкосятся от любого неосторожного движения. К тому же, хоть головная боль немного поутихла, все остальные побочные эффекты остались, что только добавляло проблем.
— Новак? — вдруг в дверях лифта показался смуглый коренастый мужчина, одетый в синие джинсы, рубашку на выпуск, поверх которых был накинут белый халат. — Тит Новак? Здесь есть Тит Новак?
— Это я, — прилагая усилие, поднял руку Тит.
— О! — мужчина вскочил в кабинку лифта. — Я здесь за вами. Чтобы проводить.
Он взял у Тита вещмешок, повесил его на плечо и вышел наружу. Затем остановился, хлопнул себя по лбу и вернулся обратно.
— Меня зовут доктор Маркус Марку́с, — представился он, подхватил Тита под руки и помог ему встать. — Как вы себя чувствуете?
— Жить буду. Наверное… Хотя, бывало и лучше.
— Что случилось?! — на лице доктора повисло выражение крайнего удивления. — Есть побочный эффект?
— И не один.
— О! Это не хорошо. Не хорошо! Пойдемте скорее, у меня здесь для вас кресло.
Тит не мог понять, с каким именно акцентом говорил доктор Маркус, но доверился ему полностью. Ему показалось, что вне зависимости от языка человек в белом халате должен знать, что делает.
Маркус буквально выволок Тита из лифта в холл. Такой же, как и тот, что был на противоположенной стороне спицы кольца. Просторное помещение с рядами дверей в стенах, и людей здесь было так же много, вот только они не летали, а ходили, как будто находились не на станции, зависшей в космосе, а на Земле.
Маркус доволок Тита до кресла-каталки, стоявшего у стены, помог сесть и положил вещмешок ему на колени.
— А теперь говорите, — сказал доктор, присев на корточки рядом.
— Говорить? — не понял Тит, принимая более удобную позу.
— Ну, побочный эффект. Говорите мне его.
— А, побочные эффекты… Да это так, ерунда, — он неловко махнул рукой.
— Нет, нет, не ерунда. Все, кто приходит к доктору Маркусу Марку̀су могут рассчитывать на теплый прием и хорошее обслуживание, — продекламировал доктор заранее заученный слоган. — Говорите свои эффекты.
— Ну хорошо, — Титу совсем не нравилось жаловаться. В такие моменты он чувствовал себя хуже, чем если бы просто перетерпел. Ведь слабость тела, по его мнению, была временным неудобством, в отличие от слабости духа. А там, если один раз проявил слабину, то остановиться потом бывает очень сложно. Но сейчас же он рассудил, что было бы непростительно тратить скудные остатки накоплений на проживание в Парва Домусе, когда прилетел он сюда с определенной целью, на достижение которой, в конечном счете, этих денег могло и не хватить. — У меня ухо правое… — он показал на него пальцем, — с ним что-то случилось. Там внутри что-то щелкнуло и теперь нет звука. И глаз левый, — он перевел палец на него. — В нем все как будто в тоннеле.
На пару секунд в разговоре наступила пауза. Тит смотрел на доктора, а тот, в свою очередь, смотрел на него.
— Это все? — наконец, спросил Маркус.
— Ну, еще немного потеть стал, но это, я думаю, ничего страшного.
— Все что у вас есть — ничего страшного. Вы же потерпите до моего кабинета?
— Легко, — бодро кивнул Тит. Слова доктора его немного успокоили.
— Хорошо. Тогда я везу вас в кабинет, где все поправляю. Будете как завтрашний.
— Как новый? — решил уточнить он.
— Верно. Спасибо. Как новый.
Доктор Маркус, видимо, далеко не в первый раз проходивший по маршруту, бодро толкал впереди себя кресло-каталку, без проблем маневрировал в толпе, неизменно присутствовавшей у каждого транспортного узла Парва Домуса, и что-то мурлыкал себе под нос. Тем временем Тит, борясь с новым зрительным дефектом и ослабевшими мышцами шеи, глядел по сторонам. Изнутри кольцо выглядело весьма похоже на остальные помещения станции. Много цветной рекламы, шума и людей. Но были и отличия, исходившие, в основном, из искусственной силы притяжения. Не было армий поручней на всех поверхностях. Не было нишей для ног. Вернулись четкие понятия пола и потолка, а вместе с ними на ноги вернулась и обувь. Да и в целом одежда местных жителей отличалась от той, что принято было носить на «Кориолисе». Сказывалось различие Марсианской и Земной мод. Хотя, конечно, голубая жемчужина, родина человечества, так же была и законодателем всех веяний, но все же, чем дальше от нее жили люди, тем больше изменений закрадывалось в их внешний вид. Думая об этом, Тит невзначай начал фантазировать о том, во что одеваются люди, осваивающие дальние миры. Как сильно изменился их быт, их язык… А затем его мысли вернулись к нему самому. К тому, что он собирался сделать. К тому сколько еще всего предстояло. И от осознания масштабов задуманного в груди у него все сжалось, а на лбу выступила новая порция холодного и липкого пота.
«Большая проблема — это много маленьких», — Титу вспомнились слова Джека Шэлби, его бригадира из тех далеких времен, когда он еще работал на марсианских рудниках. Эту фразу он любил повторять каждый раз, когда она хоть сколько-либо подходила к ситуации. Она была его каждодневной мантрой, его жизненным девизом. И, что самое важное, с ней было сложно не согласиться. А потому, Тит решил, что позаимствует ее, дополнив от себя важной деталью и теперь она выглядела так: «Большая проблема — это много маленьких. Начни решать первую и остальные в страхе разбегутся».
На этой мысли сейчас и сконцентрировался Тит. Он оставил в своем уме только вопрос адаптации к земному притяжению. Остальные же проблемы он смел в дальний угол, в темноту бессознательного. Там они будут продолжать вариться в собственном соку, пока не наступит их время. А когда это случится, они уже не покажутся такими сложными и страшными.
Улицы третьего кольца Парва Домуса отличались от холла с лифтами, но Тит узнал в них нечто родное, нечто до боли знакомое. Он увидел в отделке стен, в способе размещения информационных экранов, в освещении и даже использованных материалах характерные отличительные черты марсианской архитектуры. Вернее, их прототипы. И это было вполне объяснимо, ведь и Парва Домус и колонии строились примерно в одно и тоже время. Отсюда сходство стилей, да что уж, само название. В те годы на Земле в моду вошли древние Греция и Рим. Именно поэтому станция получила свое название, на латыни обозначавшее малый дом, а целое поколение марсиан нарекли римскими именами. Тит, хоть и был гораздо моложе, тоже попал в их число. Но уже по другой причине.
Кабинет доктора Маркуса находился в двадцати минутах ходьбы от холла с лифтами. У его двери не было никакой вывески, ни даже таблички с именем. Да и район, в котором тот находился, не выглядел, как что-то связанное с медициной. Скорее, как обычный жилой сектор. Объяснение этому нашлось, как только Тит перекатился через порог и очутился внутри. Кабинет доктора Маркуса Марку̀са был ничем иным, как обыкновенной квартирой, получившей определенные модификации.
Доктор провез Тита из коридора прямиком в дальнюю комнату, отведенную под нужды клиента. Она вся была заставлена различного рода тренажерами, а пол выстелен мягким покрытием.
— Постарайтесь сесть на стул. Здесь я вам не помогу. Важно, чтобы вы сами, — сказал Маркус. — А я сейчас ухожу за веществом. Будем вправлять ваши побочные эффекты.
— Исправлять, — поправил его Тит.
— Прошу прощения, — доктор слегка поклонился и спешно покинул комнату.
Тит свалил с себя вещмешок, отпихнул его ногой в сторону и попытался встать. Это оказалось тяжелее, чем он думал. Слабые мышцы бедер свело от напряжения, колени задрожали, в левом ухе морским прибоем проявилось сердцебиение.
Опираясь руками о рамы тренажеров, Тит доковылял до стула, стоявшего у дальней стены, опустился на него и шумно выдохнул. Ему показалось, будто он только что снова очутился на руднике и отпахал полную смену без перерывов. Хотя, наверное, для коренного землянина это было бы плевым дельцем.
Доктор Маркус вернулся в комнату с целым чемоданом, наполненным различными шприцами, ампулами и пузырьками. Водрузив его на стул рядом с Титом, он принялся торопливо перебирать содержимое, что-то тихо бурча себе под нос. Что именно Тит не знал, потому как не понимал языка.
Отобрав три пузырька, он вылил их содержимое в известных только ему пропорциях в пробирку, закрепил ее в центрифуге, вмонтированной в крышку чемодана и нажал на кнопку. Механизм начал вращаться, а доктор перевел взгляд на Тита.
— Это вам поможет, — улыбнулся он, показав на чемодан. — Я извиняюсь за неудобства. Такое бывает редко. Никогда нельзя угадывать. Препарат я разработал сам, и он слишком сложный, чтобы подойти ко всем. Но у вас ничего страшного. Просто временная неполадка.
— А что со мной? — Тит, прищурив не пострадавший глаз, смотрел сквозь темный тоннель на центрифугу.
— Мой препарат помогает вашим сосудам не пострадать. Сильное притяжение — это сильная нагрузка на сердце. Перемена давления в крови может что-то повредить. Препарат защищает. От него стенки сильные и крепкие, — Маркус согнул руку как культурист и похлопал по мышце ладонью. — Но сосуды у вашего глаза и уха слегка не очень. Они… как бы это… раскрылись. Давление упало и вот. Сейчас я поправлю это, а потом мы начнем тренировать ваши ноги.
— А с потливостью что делать?
— Это совсем-совсем не страшно. Сейчас ваше сердце разгоняется, чтобы тело быстрее приняло ускоритель роста и витамины. Потливость бывает.
Чем больше говорил доктор Маркус, тем больше Тит доверял ему. Несмотря на то, что тот работал в обыкновенной квартире, в которой, вполне возможно, жил сам. Несмотря на его необычный внешний вид. Несмотря даже на то, что в целом вся эта скромная частная контора, предоставляющая услуги акклиматизации, походила на дешевый развод. Просто в те моменты, когда доктор Маркус начинал говорить на медицинские темы и использовать медицинские термины, его акцент утончался, становился почти незаметным, а в глазах Тита (вернее в его одном глазу) это было верным знаком того, что человек в своем деле разбирается.
Когда центрифуга в крышке чемодана закончила вращение, доктор Маркус вытащил из нее пробирку, вставил в пистолет для инъекций и вколол содержимое Титу в плечо.
— Когда все вернется в?..
— Пять минут, — Маркус растопырил пальцы. — Не дальше.
— Не дольше, — поправил его Тит.
Действительно, по прошествии примерно пяти минут, которые доктор провел, продолжая смешивать жидкости и крутить их в центрифуге, Тит ощутил поразительные изменения. Зрение в его левом глазу вернулось в норму так же быстро, как и вышло из нее. С ухом все оказалось немного дольше. Слух приходил медленно, сперва тихим сипением, затем далеким эхом, переходящим в неприятный свист. Но, как и обещал доктор, спустя пять минут из всех побочных эффектов у Тита осталась лишь потливость.
Закончив с пробирками, доктор Маркус достал из нагрудного кармана халата ручку-фонарик и посветил ею поочередно в глаза Титу.