- Маркус? – голос Томаса прозвучал не скрывая сомнения. Еще не до конца придя в себя, не имея возможности осмотреться и убедиться в реальности окружающей его обстановки, своим вопросом Ортега шагнул на тонкий лед. Ведь подтвердить это демону так просто, чтобы окунуть экзорциста в очередной круг обмана. «С набожностью и повторением», затягивая в водоворот видений, перестраивая каждый новый виток.
- Я, конечно, приму последние мольбы за комплимент, но ни исповеди, ни причащение мне проводить нельзя.
Уголки губ Кина дрогнули, стирая с его лица обеспокоенность. Тревога в глазах немолодого экзорциста затмилась привычным сарказмом. И это отдавало им настоящим: потому что Маркус Кин язвил и ухмылялся, не нося белый воротник ради притворства.
Отпустив Томаса, он жестом заставил его откинуться в кресле, чувствуя мимолетное облегчение. Вроде бы обошлось. На этот раз. Кажется.
- Ты снова «заигрался», Томас.
На смену переживаниям пришло раздражение и злость. Не дав Ортега продохнуть, Маркус принялся тыкать его носом в очередную ошибку. Повторяющуюся раз за разом. Сколько бы не говорили и не предупреждали, черт его дери!
- Стоило мне уехать, как ты опять сел в лужу, как щенок, - Кин усмехнулся.
Со стороны могло показаться, что он получает удовольствие от процесса «разбора полетов». Потому как молодому священнику никогда не удавалось его переспорить. На каждую фразу защиты и оправдания Маркус всегда находил контраргумент и намеренно жалил Томаса словами еще сильнее. Надеясь хоть так донести до мексиканца насколько опасную игру он затеял, прикрываясь словами о Боге.
Томас протер лицо, стирая пот и силясь успокоить сердцебиение. Голова жутко болела. Спорить и препираться не хотелось.
- Я не… - он осекся и тяжело вздохнул, вновь закрывая лицо. Не виноват? Да, инициативы погружаться в видения с демоном у него точно не было. Однако отрицать вину в том, что он позволил себя утянуть и не раз звал их на свою территорию, чтобы спасти одержимых, открыв свой разум, Томас не мог, - Я не знаю, как это произошло. Где мы? Где Мышка? Что ты тут делаешь?
В дверях показалась женщина, сперва смотря на Маркуса, а после переводя взгляд на Томаса.
- Я слышала крик… Томас! Ты очнулся! – ее ладонь прижала крест к груди и после короткого вздоха, она чуть улыбнулась, мысленно вознося хвалу Господу.
- Проезжал мимо. Дай, думаю, загляну. Проверю, как ты справляешься, - с не утихшим раздражением почти выплюнул Маркус.
- Это я позвонила ему, - уже в более строгом тоне перебила экзорциста Мышка, бросив на Кина укоряющий взгляд и вновь вернувшись к Томасу, - Ты не приходил в себя несколько часов. А потом двое суток. Как ты привел его в сознание, Маркус?
Кин не собирался отвечать ни на какие вопросы., потому что… не знал. Он мог ответить что угодно, начав с «пощечины» и заканчивая «молитвой», но это все не вязалось с происходящим. Хотя бывшему священнику хотелось снова съязвить и «уколоть» и Мышку и Томаса побольнее. Словно это могло как-то распрямить пружину внутри него самого.
- Я сделал то, что должна была сделать ты.
Не свернув с пути обвинений, Маркус потер шею и обернулся на икону. Ему все еще было не уютно. Казалось, что оттуда на него действительно смотрят, следят за ним. Возможно, дело было в недосыпе, так как он толком не притрагивался к подушке с тех пор, как стал охотиться за Беннетом; как выследил его и согласился встретиться, чтобы поймать Нечестивого.
Небольшую часть дней и ночей (казавшиеся бесконечно долгими тогда) Кин провел в попытках освободить тело и спасти душу того, на кого однажды он наставил оружие. Однако это не принесло ничего, кроме усталости, едва ли не ставшей хронической.
Не прерви его звонок, Маркус прибег бы к методу Мышки, упокоив потерянного человека Церкви.
- Кого на этот раз ты хотел спасти? Девочку, старика шизофреника или может бедную кошку с её хозяйкой, страдающей приступами старческого склероза? Томас, ты снова рискуешь. Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должен сейчас злиться на то, что оставил тебя, посчитав что ты можешь справиться сам. Поверив словам о том, что ты можешь справиться сам.
- Маркус, Томас ни в чем не…
- Помолчи. Я дал тебе возможность проявить себя. И ты позвонила мне, не справившись.
В воздухе повисло слово «снова». Кин не знал, что именно ей рассказывал Ортега, и вообще рассказывал ли он что-нибудь, но сейчас его слова совпадали с тем, что говорил Лукавый устами Томаса. Невольно попадая в цель, метко, крепко, заставляя окунуться прошлое.
Потому что тогда не Маркус Кин не устоял перед соблазном доказать, что он что-то значит. А она, решившая, что её устами и руками проявит чудеса исцеления плоти и духа сам Господь Всевидящий и Всеслышащий.
- Томас, что ты видел?
Экзорцист присел на край стола, уставившись с внимательным, почти въедливым прищуром в лицо Ортега. Потому что по правде говоря, он мог бы в это время встретиться с Питером. Которого ждал на причале, когда услышал Глас Господа. Который должен был приехать к нему, а мог и приехать сам Кин. Потому что с Питером было легко и в какой-то степени спокойно, впервые за все десятилетия отца Маркуса.
Перепалка сейчас была лишней. За месяц, проведенный с Мышкой, Томас так и не узнал, что именно произошло между ней и Маркусом. Однако последствия проявлялись в разговорах крупицами информации. И священник собирал их, чтобы однажды понять. В этом не было любопытства. Просто лучше уж знать подноготную своего партнера до встречи с демоном, чтобы суметь сдержать и отрезвить в нужную минуту.
Ортега хотел было ответить Маркусу той же язвительностью на мнение о «бестолковости» в нахождении людей, которым действительно необходима помощь экзорциста, но спор перебивал. Мужчина сгорбился в кресле и взялся одной рукой за голову, пережидая головокружение.
Сразу отвечать молодой священник не стал. Мышка буравила Маркуса тяжелым взглядом, то и дело поджимая губы, точно хотела ему высказать что-то, но останавливала себя. Она бы и вовсе ушла, но рассказ Томаса был важен и для нее.
Ортега взъерошил волосы, зачесывая их назад. Воспоминания о пережитом видении вставали перед глазами так четко, будто кровать Марты стояла в этой же комнате. И на ней сидела привязанная Харпер.
- Харпер. Я видел Харпер, одержимую, - застыв взглядом в одной точке, выбрав угол рядом с входной дверью, Томас стал пересказать свое видение, дополнив его предысторией. Он не стал ничего утаивать от Маркуса, хоть и понимал, какое первоначальное мнение сложится у старого экзорциста.
- Я видел тебя, снова с пасторским воротником, как когда мы помогали Джессике Ренд…Ты упоминал Беннета и его помощь в восстановлении сана. Думаю, это было ошибкой демона: приплетать и объяснять все так. Я думаю, он специально вытащил ту ситуацию с Харпер, чтобы я отступил и решил, что Марта не одержима и страдает душевно, может от внушения матери в том числе.
Сложив руки в замок, Томас посмотрел на них и усмехнулся чему-то. Сейчас он уже не тешил себя надеждами, что все его видения — послания Господа. Его разум был отравлен, осквернен и среди лжи стало необходимым разыскивать истину.
- Беннет одержим. Полное слияние, - не став более скрывать правду, Маркус ощутил прилив неясных терзаний.
Почему демон показал Томасу именно Беннета? Почему вплел в лживые видения самого Кина? Ведь ничто не делалось просто так. Демоны издавна пользовались тем, что было в человеческой душе, сердце и разуме. Они прокрадывались в воспоминания и вытаскивали самое желанное, а порой самое гнусное. Но почему Беннет? И именно сейчас.
- Тебе следует отправиться назад, - Кин обратился к Мышке, отдавая распоряжения, - Я оставил его в городе, в подвале. Напишу адрес. Возможно, придется прибегнуть к твоему способу. Экзорцизм не помог, нужно присмотреть за ним, а после попытаться разузнать у Нечистого его планы.
«Потому что Беннета мы уже потеряли».
Маркус не обращал внимания на удивление отца Ортега, не позволяя ему вставить и слова. Несмотря на холодную стену между ним и Мышкой, Кин знал, что она послушает его и выполнит все сказанное. Пусть они так и не поговорили о том, что произошло: Маркус считал, что говорить там не о чем, прошло слишком много времени. Он изменился. Да и Мышка тоже. К тому же у экзорциста не было желания снова попасть в одну и ту же ловушку, несмотря на то, что… Его мысли иногда возвращались к Питеру, с которым он мог выдохнуть и почувствовать себя в относительном покое, мог «сдать позиции». Как когда-то с самой Мышкой.
Сейчас же, как и много раз ранее, мнение юного священника не могло что-либо изменить. Кин понимал, что тот будет порываться спасать начальника безопасности Ватиканской Церкви. И именно поэтому он умолчал о Беннете, поэтому умолчала Мышка. Но они все равно не уследили, Зло нашло иной путь к разуму Ортеги.
- Прежде, чем ты начнешь возмущаться, я хочу сказать, что это было моим решением: оставить тебя в неведении. Ты не был готов. Теперь я уверен в этом еще больше.
Маркус не собирается больше ничего добавлять. Он оттолкнулся от стола, наконец-то снял куртку и бросил её на другое кресло.
- Утром выезжай. А «мы», - делая внезапный акцент на местоимении, Кин однозначно решил, что подпускать Томаса к Беннету нельзя и лучше разобраться со всем здесь. Быть уверенным в том, зло, взявшее разум Ортега под свое влияние на продолжительный отрезок времени, будет уничтожено и отправлено обратно в Геенну Огненную, – отправимся и посмотрим на эту семью, к которой ты ездил.
На стол легла библия. Та самая, которую видел Томас в своем видении. Только эта была целая и вокруг не было никаких червей. Маркус собирался выспаться, и, не говоря больше ни слова, отправился в душ, а затем занял диван. В сон он провалился сразу, как только положил голову на подушку.
========== Глава 2. Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга ==========
В комнате Роберты горел свет, несмотря на поздний час. В доме застыла тишина, и пожилая женщина наслаждалась ей с трепетной надеждой. Она ждала молодого священника, пообещавшего помочь ее дочери вот уже несколько дней. Ходила в церковь, говорила с отцом Уильямсом, но так и не узнала о местонахождении отца Томаса. Неужели он, как и другие, бросил ее семью на погибель, дав лишь призрачную надежду? Ведь Марте, как ей казалось, стало чуть лучше. Хоть большой уверенности она в этом не испытывала: понимала, что желаемое может приниматься за действительное. Непоколебимой она оставалась лишь в одном – что-то мучило и изводило ее дочь. И врачи здесь были бессильны.
Входная дверь с тихим щелчком закрылась. Женщина выглянула в коридор и со вздохом облегчения пошла к сыну.
- Алан…. Алан, по-моему, ей лучше, - теплые ладони страдающей матери обхватили лицо, слегка поглаживая, - Она спала все время, пока ты отъезжал… Ты нашел отца Томаса? Они помогут нам?
Мужчина постарался обнадеживающе улыбнуться, смотря ей в глаза. Избегая прямого ответа на вопрос.
- Успокойся, мама. Господь обязательно обратит на нас свой взор.
В дальней комнате послышался стук посуды и шорох. Затем раздался усталый зов.
- Мама…. Мама..
Алан задержал взгляд на двери и взял мать за плечи, ободряюще поглаживая. Затем притянул к себе и поцеловал в лоб. Не смотря, но предчувствуя появление слез в тусклых старческих глазах.
- Я схожу к ней, отдыхай.
- Спасибо, сынок. Надеюсь отец Томас вернется к нам. Он ведь обещал помочь.
- Конечно, мама.
Ванная, кухня. Поднос с едой: кусок хлеба, тарелка бульона и стакан воды. Алан прошел в темную комнату и закрыл за собой дверь ногой. Марта выглянула из-под одеяла и стала перебирать его край. Большую часть времени с ней проводил именно Алан. Кормил, умывал, утихомиривал. Раньше они не ладили, но взросление их сблизило. Как и воспитание Роберты. Жесткое, беспрекословное, с наказанием за каждую провинность и неповиновение. С ней всегда было трудно, стоило только копнуть поглубже.
- Марта. Привет.
Алан не улыбнулся, обходя расставленные по полу тарелки; не обращая внимания на запах гниения, усиливающийся с каждым днем.
- Мне хочется есть…и пить… Алан, это ты?
- Да, сестренка. Садись, я тебя покормлю.
Присев на край постели, он поставил поднос на колени и передал ей тарелку. Марта схватилась за нее, начиная быстро орудовать ложкой. Бульон тек по ее подбородку, выплескивался за края, оставляя жирные капли на одеяле.
Ладонь Алана легла на макушку, мягко перебирая спутанные пряди. Он не мешал, не отворачивался и не морщился от этого зрелища.
- Не торопись, ты ведь не дикий зверь, которым тебя считают, - перехватив короткий взгляд Марты, он тепло улыбнулся, рассматривая чумазое, заляпанное остатками уже присохшей еды лицо, - Тебе помогут… Обязательно помогут.
***
Запах стал еще хуже с момента, когда Томас был в этой комнате последний раз. Посуду, как и в его видении, свалили к стенам; постарались расчистить единственную прикроватную тумбу. Шторы плотно задернуты; сами окна закрыты.
Марта пряталась. Чем больше она шевелилась, тем сильнее поднимался запах от ее постели.
Ей, Господи, врачебную Твою силу с небес пошли, прикоснись к телу, угаси агонию, укроти страсть и всякую немощь таящуюся, будь врачом рабы Твоей, Марты.
Рука не потянулась к кресту, взгляд Кина прошелся по темной комнате. Приторный запах забивался в нос, вызывая неприятный спазм в горле. Молитва об исцелении страждущего вряд ли могла здесь помочь. Маркус молчал всю дорогу, пока они с Ортега не подъехали к дому Роберты, и продолжал не произносить ни слова и сейчас. Утром же он успел переговорить с Мышкой, пока Томас спал.
- Адрес.
Кин видел удивление в глазах той, что когда-то носила одеяние монахини. И, конечно же, он не мог не усмехнуться. Да, это было местом его «посвящения» в ряды экзорцистов. То, что давно не использовалось, но могло на время сдержать сильного демона. И именно там остался Беннет. Вернее то, что от него осталось. Сам же отлученный от церкви священник не написал адрес на клочке бумаги, а сказал его коротко и быстро вслух.
- Томас не должен знать, где он. Он захочет его спасти.
Маркус замолчал, разглядывая несомненно изменившуюся девушку, как снаружи, так и внутри. Тяжелое молчание давило на плечи и Кин, привыкший всегда смотреть прямо в глаза будь то демон или человек, хотел отвести свой взгляд в сторону.
- Маркус…
Им нужно было поговорить. Серый рассвет, дребезжащий в окне, менял очертание теней. В соседней комнате с приоткрытой дверью спал Ортега. Неприятный холодок касался позвоночника экзорциста, вынуждая повести плечами и оттолкнуться от стола, направляясь к электрическому чайнику, чтобы включить. Спина оставалась напряженной под внимательный, почти жалящим, взглядом.