- Надеюсь, у тебя получится узнать, что они задумали.
Нет, не об этом им следовало говорить. Но Кин не собирался ворошить прошлое. В отличие от Мышки, которая явно горела желанием что-то спросить или узнать. Она стала почти такой же язвительной, как сам Маркус, но на самом деле ей было до него еще далеко.
- Ты так ничего и не скажешь мне?
- Не думаю, что ты будешь рада услышать от меня то, что я могу сказать.
Мужчине не хотелось говорить. Не хотелось отвечать на плещущийся вопрос в глазах Мышки. Потому что тогда он нанесет еще одну рану своей правдой. Потому что тогда ему придется упомянуть Питера, и он сделает это намеренно, саркастично и почти злобно.
Первым делом экзорцист отдернул в разные стороны шторы. Затем открыл форточку. Яркий свет осветил половину комнаты и усыпанный крошками ковер. Как здесь не завелись те же мухи, Кин не понимал. С грудой посуды, крошек и огрызков, это место напоминало лежбище бездомного человека, а никак не молодой девушки.
Затхлый запах кисло-сладкого гноя и пыли лез в нос.
Присев на край кровати, смотря на дрожащую фигуру, Маркус потянул одеяло за край. Ему нужно было увидеть Марту. Потому как они вместе с Томасом уже натыкались на человеческий обман. История с Харпер была лишь одним из таких подтверждений. В отличие от Томаса, Кину встречались и шизофреники и психопаты, мнящие себя сосудами для Высших Сил.
- Марта? Ты слышишь меня?
Одеяло сползло ниже, обнажая сначала края спутанных волос, в которых застряли кусочки хлеба. Затем появился затылок.
- Почему бы тебе не увезти его отсюда?
Жесткий голос Мышки заставляет полуобернуться, бросая на неё задумчивый взгляд. Томас все еще спит и благо он не чувствует, как тон их голосов становится на градус выше. На что Маркус делает ей замечание.
- Не стоит подвергать его опасности. Он не послушает меня, но тебя….
- Нет. Мы останемся и проверим эту семью.
- Ты совсем не слушаешь и не слышишь меня, Кин?!
Её рука впервые стискивает его плечо, заставляя оторваться от размешивания дешевого растворимого кофе. Раньше, возможно, это касание опалило бы экзорциста, заставило бы дрогнуть и испытать что-то яркое и теплое внутри . Но не теперь.
- Его нельзя подвергать такой опасности снова. Что если демон уже пробрался в его разум и мы потеряем Томаса! Ты должен увести его отсюда, пока не поздно. Почему… почему ты отрицаешь очевидное?!
Кину хочется выплюнуть ей в лицо, что он слышал Его. И что Он молвил ему имя. Но экзорцист стискивает зубы, медленно разворачиваясь и разрывая их с Мышкой «телесный» контакт.
- Потому что я верю ему.
Бросая взгляд на мексиканского священника, Кин понимает, почему они здесь. Именно этот взгляд привел его в этот дом, в эту семью. Потому как Томас имеет чутье, необъяснимый радар, который улавливает такие случаи. Потому что он смотрит с желанием помочь. Потому что этот парень, совсем недавно совершавший ошибку за ошибкой, ошибающийся в мелочах и сейчас, смотрит своим горящим взглядом и Кин ему верит.
- Меня зовут Маркус. Твоя мать беспокоится о тебе, Марта. Позволишь мне посмотреть на себя? Не бойся, я не этот странный ворчливый священник с крестом, со мной ты можешь быть абсолютно спокойна и совершенно меня не бояться.
Девушка зарычала и зарылась лицом в подушку, пытаясь спрятаться от солнечного света.
- Уберите его! Он жжет мне глаза!
Роберта ринулась в комнату, чтобы закрыть окно шторами, но Томас успел ее перехватить за плечи и тихо попросил не мешать.
- Мама! Уберите свет. Ты…священник? Еще один. Бесполезный, - низкий голос дрогнул, и девушка свернулась под одеялом, подтягивая колени к груди. Режущий спазм в животе заставил ее застонать и часто-часто задышать, - Меня…разъедает…что-то…в животе. Но никто…не хочет слушать…Я так хочу есть.
Послышался тихий плач, переходящий в бормотание. Чтобы расслышать его, нужно было наклониться.
- Когда поем, становится легче… Иногда я чувствую, как теряю себя, словно…словно меня запирает нечто в комнате, как тут сделали со мной. Только Алан…только Алан приходит.
- Что тебя разъедает? Марта? - Маркус наклонился ближе, щурясь.
Это были лишь слова. Умалишенной или больной. Кин знал, что желудок девушки могли мучить и черви-паразиты. Но они не объясняли такие приступы голода и боязнь солнечного света.
- Марта. Свет не причинит тебе боль. Покажись мне, я постараюсь тебе помочь.
Экзорциста насторожила фраза про «запирание кем-то» в комнате. Но он не был уверен – возможно, у девочки нервный срыв или развивающееся психическое заболевание.
- Послушай меня. Мы пришли к тебе. Как и Алан. Тебе не нужно нас бояться.
Решительно потянув одеяло, обнажая скрюченную фигуру, Маркус не ожидал такой быстрой реакции. Длинные пальцы с обгрызанными ногтями вцепились в ткань и с силой дернули обратно. Марта закричала и попыталась отползти дальше от света. Потемневшие от грязи пальцы заскользили по покрытой пятнами простыни. Худые ноги с торчащими коленями – едва ли не кости, обтянутые кожей – разъезжались в разные стороны. Пожелтевшая сорочка, пропитанная потом, висела на девушке, как на вешалке и мешала ей быстро перебраться на другой край кровати.
- Томас.
Резко встав и направившись к Ортега, Кин решил действовать иначе.
- Принесите мне стакан, мисс Данн.
Дождавшись выполнения просьбы, а затем присев на корточки перед своей сумкой, экзорцист достал небольшую флягу. Откручивая крышку, глянув в сторону Марты, Маркус подлил в стакан святой воды.
Кровать снова скрипнула под его весом.
Протянув стакан девушке, забившейся в угол подобно раненому зверьку, Кин постарался мягко улыбнуться. Если здесь есть одержимость, то демону будет «неприятно» сделать даже один глоток. Его вывернет практически сразу.
- Выпей. Перед едой всегда делают глоток воды. Твоя мать приготовила тебе вкусный ужин, Марта.
После небольшой заминки, Марта подтянулась к спинке кровати. Щурясь, она прикрывала глаза рукой и старалась не смотреть в сторону окна. После привычной темноты солнечные лучи действительно резали и ослепляли. А еще…свет выглядел в этой запущенной комнате, как нечто инородное. Среди грязи и мусора, больше подходящего какому-нибудь наркоманскому притону под мостом.
Томас наблюдал со стороны. Время от времени его взгляд опускался к низу кровати, а память воспроизводила жуткое зрелище разложения.
Изможденное лицо Марты с темными кругами под глазами, впалыми щеками и бледными потрескавшимися губами, наконец повернулось к Кину. Она рассматривала его с лихорадочным блеском в глазах, иногда чуть подёргиваясь от болезненных спазмов.
- Моя мать ничего не готовит мне. Она хочет, чтобы я умерла, страдала, отравилась… Она сделает все, чтобы не выпускать меня из этой комнаты. Я хотела уехать… но она сделала все, чтобы этого не случилось. Разбила мою жизнь, - быстрый взгляд, полный ненависти метнулся к двери, впиваясь в Роберту и жаля ее.
Томас невольно полуобернулся к пожилой женщине, зашептавшей себе под нос: «Это не правда, это не правда».
Стакан лег в слабую руку и оказался тяжелым для нее. Марта едва не разлила воду, но благодаря Маркусу, смогла отпить. Ее глаза прошлись по комнате, губы скривились в усмешке. Голос опять стал тихим, слышимым лишь Кину.
- Ты же знаешь, что такое разбитая жизнь, да, Отче? Не морщишься, смотря на меня. Даже твой друг брезгует, хоть и старается не показывать этого. Ты заглядывал под кровать? – Марта замерла, будто что-то стало не в порядке. Но затем сделала еще один глоток.
- Мне не стыдно. А тебя там ничего не удивит…Ты провел большую часть жизни в таких комнатах, да? Пытаясь понять, где зло, а где добро и кто победит. Кто же победит в этот раз?
Томас пытался расслышать слова Марты, но Роберта шептала рядом все громче и громче. Дряхлая рука женщины легла на грудь и схватилась за крестик под тканью кофты.
- Не правда, не правда, не правда, не правда, не правда…
Ортега поджал губы, начиная испытывать раздражение. Он желал подойти ближе, и в тоже время не хотел мешать Маркусу. Марта говорила с ним и это было важно. Приближение могло спугнуть ее.
-… Не правда, не правда, не правда…
«Господи, она может замолчать?» - навязчиво промелькнуло в голове молодого священника, а внутри словно что-то заскреблось, пытаясь пробраться вглубь его мыслей.
- Роберта, вы могли бы…дать нам возможность побеседовать с Мартой наедине? – не выдержав, Томас тихо обратился к миссис Данн, но та словно не реагировала: уже в полголоса и громче продолжала повторять одно и тоже, не спуская взгляда с дочери.
На лице Кина не дрогнул ни один мускул. Он смотрел в глаза Марты, поддерживая стакан со святой водой. Тихий голос девушки был вестником для него одного. В какой-то момент Маркус мог поклясться, что всё, что их окружало – стало не важным.
Только рубящие слова и вопросы, идущие из искусанных уст.
Если бы он был по моложе, то заглянул под кровать? Чтобы узнать, что там – ему не нужно это делать. Там могут быть остатки пищи, сгнившие до неузнаваемости и распространяющие этот ужасный запах. Там могут быть черви, пожирающие яблоки. Там могут быть крысы с перебитыми хребтами. Там может быть чья-то голова или… Смеющаяся над ним, Маркусом Кином, икона.
Холод лизнул позвоночник экзорциста, но он неожиданно улыбнулся. Да, Кин знал, что такое разбитая жизнь. Он не замечал, как что-то мягко и ненавязчиво влезало ему в разум. Точно червяк, худенький и тонкий, пожирающий вместо яблока человеческий мозг. Сея гной сомнений и не его мыслей.
Знал ли Кин, что такое разбитая жизнь?
Разбитая жизнь – это не его приход в семьи с больными, искореженными демонами людьми. Это не лица спасенных проведением Господнем, в котором Маркус был карающей и исцеляющей дланью Его. Не потерянные души, отданные на растерзание и попирание льва и аспида. Разбитая жизнь – его собственная, жизнь Маркуса Кина. Священника, лишенного сана. Экзорциста, никогда не знавшего поражений в борьбе за Творение Господне. А теперь жалкого, стареющего, с каждым днем становящегося все слабее. Тенью самого себя.
Это жизнь Маркуса Кина, в которой нет никого и ничего.
«Кто вспомнит обо мне и придет в темный час? Кто подаст мне руку и подставит свое плечо? Разве не я разрушал раз за разом то, что мог воздвигнуть? Не я оттолкнул Питера, воруя крохи тепла и счастья с ним, чтобы оставить его, так и не явившись в установленное время и день? Не я ли - человек без дома? Вечный скиталец, видящий кошмары по ночам, предпочитающий иной раз напиться, чтобы не думать? Изрисовавший Библию черными линиями искореженных деревьев».
Нет, это не мысли демона, а его мысли. Те, которые он не говорил вслух.
- Отец Наш - всепрощающий. Он простит и тебя и меня. И зло, творящееся вокруг нас. Как простил он Иуду, как простит и Каина, когда осознает тот все беды, сотворенные рукой его.
- Только для каждого из нас припасено местечко в адской агонии за все наши прегрешения, - Марта устало усмехнулась и через секунду накренилась к противоположному от Маркуса краю кровати. Ее рука сбила несколько чашек, пока подтягивала к себе наиболее глубокую тарелку. А затем ее вырвало.
Утерев рукой край рта, Марта полуобернулась на Кина. Ее глаза сощурились, будто она знала зачем пила святую воду и что именно ждал от нее священник.
- Это ли Его любовь и прощение, Отче? – ломано, на арамейском. Не совсем так, как говорят демоны; не так хорошо, как может сам Маркус. Словно она где-то услышала или повторяла слова, попадая в нужное произношение.
Экзорцист встал и направился к дверному проему. Теперь у него не было сомнений. Не уста дитя Божьего говорили с ним. Не бывает в них искушения и шепота, вопрошающего о добре и зле.
- Роберта. Марта знает какие-либо языки?
Фигура Кина загородила женщине вид дочери. Она сморгнула, точно проснулась от наваждения, и отпустила крест.
- В школе она изучала немецкий…На этом кажется все.
Томас вопросительно посмотрел на Маркуса, но тот лишь кивнул в ответ.
- Мы Вам поможем.
Кин не испытывал той радости, что загорелась в глазах Роберты. Он в очередной раз удостоверился в Проведении Господа, льющегося видениями через Ортега.
- Оставьте нас с Мартой. Томас.
Закрывая дверь за молодым священником, распрямляя плечи и разворачиваясь назад, Маркус поймал затравленный взгляд Марты. На секунду ему показалось что под слезшей к самому полу простыней кровати что-то шевельнулось.
Роберта зашаркала к соседней комнате и постучалась в запертую дверь.
- Алан. Они ей помогут, - в голосе женщины снова слышался надрыв и надежда, - Тебе до сих пор нехорошо?
- Лучше, мама. Я стараюсь поспать.
- Хорошо…они ей помогут. Помогут, – уже отходя от двери, продолжала бормотать миссис Дан.
========== Глава 2. Устами своими притворяется враг ==========
Томас перебирал четки. Марту снова начало рвать, и от этого мужчину непроизвольно затошнило самого. Он сглотнул, пытаясь абстрагироваться от звука, от усилившегося кислого запаха.
- Что она говорила тебе? – негромко спросил Ортега, обращаясь к Маркусу.
- Что вы дали мне? – Марта свалилась с кровати и схватилась за живот. Тарелка со слизью разлилась по полу и девушку вырвало снова, - Мама! Алан!
- Все то, что говорит Нечистый. Ничего не меняется, Томас.
Не обращая внимания на крик, Кин наклонился к сумке. Он не мог объяснить свое чувство: странное, едва сформировавшееся . Червь сомнения, которым, по мнению Маркуса, было ничто иное, как влияние демона; его попыткой влезть в разум и душу.
- Нужно привязать её к кровати.
- Мама! Куда вы все ушл… - фраза прервалась кашлем и новым потоком рвоты.
Экзорцист знал, что трудности только начинаются. Первоочередной была максимальная подготовка к долгому и изнурительному процессу изгнания. Его Библия легла на пыльный стол возле еще одной пустой тарелки. Поверх блеснул крест. Томас вышел за тазом и влажным полотенцем, с которыми помогла Роберта, следом ушедшая молиться в комнату. Дверь Алана по-прежнему была заперта.
На пути обратно в комнату, Ортега замер в коридоре. Он слышал, как Марту продолжало тошнить. Как Маркус пытался что-то ей объяснить… Как ни странно, но именно сейчас молодой священник почувствовал неуверенность в верности их решения. Что если это еще одна его ошибка? Что если Марта станет второй Харпер и видение…
«Нет. Остановись. Подумай, Томас», - мысленно приказал себе мужчина и сделал глубокий вдох. Он должен верить. Господу и себе. Видение обманывало его: настраивало на то, чтобы он отступил, навязывало все эти сомнения. Кин посмотрел на девушку и подтвердил подозрения об одержимости. Значит они поступают верно.
«Господи…помоги нам. Услышь голос молений моих».
***
Привязать Марту к кровати пришлось практически сразу.
Томас настаивал на том, что пока не будет крайней необходимости, ее следует оставить в свободе движений. Но девушка боялась, кричала, пыталась драться. Ни уговоры, ни объяснения уже не помогали. Она была напугана. Разбив тарелку, Марта сперва попыталась угрожать экзорцистам, затем неудачно хотела порезаться сама.
Перехватывая ее руки, возвращая вместе с Ортега к постели и гася сопротивление, Маркус зачитывал молитву о спасении души человеческой. Худое и на первый взгляд изможденное тело оказалось вертким и достаточно сильным. Тонкие кисти пытались вывернуться, взлохмаченная голова моталась из стороны в сторону, вопли разносились на весь дом. Чтобы не привлекать внимания соседей пришлось плотно закрыть окна и занавесить их шторами.
К сладковатому запаху гнили теперь приплетался отчетливый запах рвоты.
Они провели с Мартой несколько часов: молясь без устали, окропляя тело дитя Божьего святой водой, взывая к Господу и выманивая демона. Без толку. Ни одного признака, ни одного отклика. Словно экзорцисты бились над больной, но не одержимой. Марта лишь дергалась, кричала, звала на помощь, плакала и говорила о голоде и боли в животе. Томас поил ее, протирал лицо и отвязывал с одной стороны кровати каждый раз, когда ее начинало рвать.