- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Крестное знамение Кина заставило Марту нервно засмеяться и перейти обратно в плач. Петли из простыней уже оставили следы на ее запястьях и лодыжках: красные истёртые отметины, отдававшие болью при каждым новым бесполезном рывке.
- Вы убьете меня…убьете…как…как того мальчишку…
- Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божьего, - вместе со словами пальцы перекрестили лежащую девушку. Маркус не обращал внимание на её слова и не подал виду, что уверенность в нем дрогнула.
«Тот мальчишка». Имела ли она в виду того мальчика из Мехико или же ее слова не имели потайного знания? Кин отвел взгляд: постарался отринуть воспоминание и звук хруста шейных позвонков.
- Вам ведь наплевать, что я больна. Вы хотите доказать себе..мне…идя на поводу у своих желаний, что вы…особенные. Что у вас есть сила и знания, которые даны не всем. Моя мать всегда знала, что лучше..теперь вы… Потакаете ей…Алан…Алан! – она попробовала закричать, но голос сорвался, и в горле начало першить.
Марта закашлялась, отчего спазм в животе стал еще сильнее. Оковы не дпозволяли подтянуть ноги к груди и хоть немного облегчить режущую боль.
- Мне нужен врач. Господи…
Она снова плакала, а Томас едва держался от того, чтобы немедленно прекратить. Да, это был не первый и даже не второй, не третий и не четвертый экзорцизм, который они проводили с Кином, но настолько непохожего на одержимость случая он не встречал.
Сколько прошло времени? Часов шесть? Голова шла кругом, а язык заплетался. Они делали несколько перерывов, но очень коротких. Потому что надеялись, что демон слаб и, если с самого начала приложить больше усилий, то потом с ним будет легче справиться.
Однако святая вода всего лишь скатывалась по и без того влажной коже; слова не подходили под неизвестные Марте знания.
В очередной раз Томас присел у кровати, чтобы протереть влажный лоб девушки чистым полотенцем, стереть слезы с ее щек и напоить водой. Жар проступил через плотную ткань и заставил Ортега приложить ладонь к коже. Обеспокоенный взгляд мексиканца метнулся к Маркусу.
- У нее температура. Очень высокая.
- Демон затаился. Он скоро покажется.
- Но что если…
- Тебе ли не знать, Томас?!
Молодой священник стиснул зубы и отвел взгляд. Маркус начинал срываться. Они оба очень устали и им требовался отдых. Быть может передохнув, поспав, переждав пик раздражения и желания обнаружить и зацепиться за демона, они смогут принять верное решение?
Девушка повернулась к Ортега лицом и слабо приоткрыла глаза.
- Он злится… Знаешь почему? Потому что ты оторвал его от призрачного шанса на спокойную жизнь… Снова подвел. Заставил бросить все и примчаться в тот дешевый придорожный мотель.
В один миг сомнения Томаса исчезли. Он внимательно посмотрел в туманные глаза и медленно поднялся, потянувшись обратно к четкам и Библии. Марта, не двигаясь, перевела взгляд на Кина.
- Питер очень расстроился, Маркус. А какие у вас были планы… Вы могли начать новую жизнь. Он бы действительно уехал с тобой, если бы ты захотел. Какая уже разница из чего выбирать, ведь вы два престарелых педика. Уже счастье встретить такого же, как ты, на закате лет.
Слова, адресованные одному, застали врасплох другого. Томас опешил от услышанного, сбился с начатой было молитвы и ошарашенно посмотрел на Кина.
«Питер? Тот Питер с острова?»
Его Ортега видел несколько раз, но…не знал, что Маркус с ним общался и… Последние слова демона сбивали больше всего. И это было то, что нужно.
- О, ты не знал, Отче? Твой друг, наставник…весь такой чистый и знающий…любитель долбиться в задницу. Мерзость в глазах Господа. И что? Его не порицал отец Небесный, не лишал своей благодати. А тебя «высекли» за любовь к женщине в несчастливом браке. Который и браком-то не назовешь.
Марта выгнулась и дернула руками, растирая запястья сильнее; приподняла голову и прищурила глаза. Свет в комнате уже давно включили, однако волосы наползли на ее лицо, не позволяя разглядеть зрачки.
- Свободный от сана и правил Церкви Маркус Кин… Не ты ли говорил своему протеже о том, что правила соблюдаются не просто так? Членосос….и этими губами ты читаешь молитвы и целуешь распятие….
Движение было резким. Хлестким. Наполненным вспышкой разорвавшейся бомбы. Томас видел, как напряженное тело отца Кина дернулось вперед, преодолев расстояние длиной в три метра за несколько секунд. Как напряженная линия спины стала ровной, а под тонкой тканью футболки закаменели мышцы. Это было достижение апогея – срыв в полном его проявлении.
Пальцы экзорциста собрались в кулак, костяшки побелели. Библия оказалась захлопнута и стиснута в левой руке. Распятие – среди листов, заломив их. Маркус практически навис над телом Марты, в последнюю секунду разжимая пальцы и ударяя наотмашь по лицу. После звонкой пощечины последовал всхлип. Красные капли под носом размазались и покатились к дрожащим губам девушки.
Медленно распрямившись, Кин убрал колено с кровати, задев на полу тарелку. Та треснула под подошвой, вырвав своим хрустом бывшего священника из красного марева, затмившего разум. Он не дышал все это время и теперь тяжело втянул в себя воздух. Верхняя губа дрогнула в секундном оскале. Маркусу было почти страшно. То, что случилось грозило прорвать плотину его злости. Ведь секунду назад он ударил Марту. Нет, не Марту, а демона, посмевшего открыть его тайну. Ударил, а затем голова одержимой, как в замедленной для него съемке, дернулась с одной стороны в другую. Потому что он сжал её сальные волосы, зарычав в искаженное лицо: «Ты ничего обо мне не знаешь!»
- Что, Маркус Кин, правда глаза режет? Или ты думал, что мы не знаем о твоих грязных делишках и извращениях?
Он, Лукавый, хохотал. Своими разбитыми от пощечины губами. Кривился, вскидывая горделиво голову назад, и смеялся. Смеялся над ним: издевательски, полосуя словами нутро, разум и заставляя терять контроль. И никакая молитва здесь не помогла бы.
Кин понимал, что попытаться сказать: «Я не…» было бы глупо. Было бы не правдой. Потому что – да. Чувство, будто на него вылили ведро помоев или вытянули наружу все его далеко нелицеприятное нутро, стянули одежду и оставили обнаженным, грязным на обозрение огромной толпы, поглотило сполна.
Маркус хотел ударить снова, на этот раз кулаком. Но чужая хватка не позволила. Он не слышал, что говорил Ортега, развернув к себе, оттолкнув от кровати, оттащив силой и прижав спиной к стене. Потому что в ушах Кина пульсировали слова Лукавого.
Отпустило лишь, когда он оказался вытащен из комнаты на свежий воздух. Стыд окатил, как кипяток.
- Ни слова, Томас.
Бывший священник отошел в сторону. Сейчас он, как никогда, нуждался в личном, не тронутым никем пространстве. Облокотившись о стену дома, с шумом выдохнув, Кин облизнул пересохшие губы.
“Ни слова. Потому что я не отвечаю за последствия. Потому что я старый педик, который…”
Мысли прервались волевым усилием. Экзорцист практически сумел взять себя в руки, но из-за пристального взгляда, стоящего рядом Томаса, контроль утекал, как песок сквозь пальцы. Кин вновь чувствовал себя выпотрошенной рыбой, которую разглядывали все окружающие. Рыбой с дефектом, которую никто не будет есть, а просто выкинут в урну. Терзал не стыд и возможная неприязнь к своей персоне из-за содомии. Ведь Маркусу уже давно было наплевать на постороннее мнение. Он жил своей жизнью. Он делал выбор сам. Злил сам факт, что его выставили на показ: так нагло и неожиданно, перед другим священником. Злила сама вероятность определенных вопросов и иного характера взгляды. Потому что Томас Ортега наверняка был «правильным». Тем, кто по мнению «престарелого педика» вряд видел и понимал такие взаимоотношения у служителей Церкви.
Кин тяжело сглотнул и его разум, память, весь он вернулся к Питеру. Тот… ждал его?
Горечь пронзила с головы до ног, смешавшись со злостью за раскрытие «постыдной» тайны. Потому что он и правда все это время спал с мужчинами. И касался этими губами распятия, смел читать молитвы после всего, что… делал. Может поэтому Господь отвернулся от него? Может Ему надоело слушать и смотреть на того, кто пал в глазах, став на стезю содомита?
Злость выливалась в легкую дрожь, впрочем, мужчина старался не показывать её. Но вот глаза… Глаза впервые отражали без сокрытия всю гамму чувств: горели, сверкали как у больного, вспыхивали раздражением, яростью и осязаемым желанием уколоть или съязвить на любое возможное замечание. Он словно ждал хотя бы одной фразы или «не такого» взгляда. Затем мужчина поймал себя на мысли, что ему очень хочется достать из кармана телефон. Мобильник будто жег тело через ткань. Маркус жаждал вытащить его и набрать сообщение или позвонить Питеру.
- Час на отдых и… Продолжим.
Томас же не знал, что сказать. В голове царил хаос, а сам священник не понимал зачем до сих пор стоит на улице. Настолько взбешенным он видел Маркуса впервые. Ни один демон, над изгнанием которого они сражались вместе, не выводил экзорциста из себя так сильно. Они цеплялись за отголоски прошлого Кина, за его детство, какие-то черты характера, веру и ее потерю, груз ответственности, который пришлось нести на плечах. Это цепляло, сбивало, но никогда не лишало контроля.
Теперь же демон знал насколько болезненный и верный удар нанесли его слова и вероятнее всего будет действовать в том же направлении. Потому что Маркус не остановился бы после первого удара. Не вышел бы из комнаты, взяв перерыв для успокоения мыслей. Его пришлось выволочь силой и это было крайне опрометчиво с их стороны.
Ортега выдохнул и потер лицо ладонями. Трогать Кина сейчас он не собирался, но и оставлять тему без обсуждения тоже не следовало, насколько бы неловкой она ни была. Потому что они напарники и должны знать друг о друге все. Эти же слова говорил ему Маркус в самом начале. И все же, червячок запущенный Мартой в голову Томаса, делал свое дело. Не думать о «предпочтениях» Кина у священника уже не получалось.
Бросив короткий взгляд на мужчину исподлобья, Ортега направился обратно в дом. Перед глазами пронеслись обвинения о связи с Джессикой, о письмах, настойчивые советы забыть об этой женщине и вспомнить о данных обетах. Ругань и презрение, обвинение в слабости после того, как демону в Кейси Рэнс удалось сломить неопытного экзорциста и окунуть в постыдную иллюзию. Вынудить поддаться своим желания и в итоге сделать большую ошибку. Чем же по итогу Маркус оказался лучше?
«Теперь ты для меня бесполезен» - прозвучала в голове его фраза, и Томас на секунду почувствовал поганое удовлетворение от того, что его наставник оказался далеко не так свят, как хотел бы казаться. Поймав себя на этом, он мгновенно осекся – ведь именно этого и добивался демон, пытаясь смутить его, смутить Маркуса. Поселить в голове червоточину, которой можно будет воспользоваться при удобном моменте.
«Я не должен так думать. Это дело Маркуса. Не мне его обвинять или порицать. В конце концов он отлучен от Церкви, и не сама Церковь дает нам сил для борьбы с нечистым духом».
Однако в голове такое все равно укладывалось с трудом.
Дверь в комнату Марты оказалась распахнута. Алан сидел подле сестры и стирал кровь из разбитой губы, успокаивая ее плач. Связывающие девушку простыни валялись в стороне. Мужчина поднял голову и впился гневным взглядом в молодого священника.
- Вы били ее! Почему она привязана?! Что вы за священники такие, если позволяете себе такое издевательство над беззащитной девушкой?
- Она одержима, если ее не обезопасить, то может случиться все что угодно.
- И поэтому вы бьете ее?!
Томас чувствовал свою вину. Он не знал, как правильно ответить на этот вопрос и как объяснить человеку, который не верит в одержимость, то что происходило в этой комнате.
- Алан, прошу Вас, мы не хотим причинять ей боль и стараемся помочь. Демон проявил себя, он пытается задеть за живое, отвлечь…
- Довольно. Довольно с меня этого бреда! – мужчина поднялся и подошел к Томасу почти вплотную, вынуждая сделать шаг назад, - У нее жар. Сильные боли в животе.
- Демон разрушает ее тело, но мы уже близки…
- К тому, чтобы убить ее?!
- Нет. Мы как раз делаем все что можем, чтобы не дать этому случиться. Пожалуйста, не мешайте нам.
Алан прищурился, однако больше ничего не сказал. Проходя по коридору, он толкнул Ортега в плечо. Но священник не отреагировал на это, лишь опустил глаза в пол. Боль и вина, вера и надежда на лучший исход смешались воедино и вылились в тихую молитву.
Решив не возвращаться к Маркусу, Томас занялся приготовлениями к очередной духовной битве. Роберта показала ему, где хранятся бинты, жаропонижающее и другие лекарства, которые могли понадобиться. Затем попросила Алана отвести ее на вечернюю службу в церковь. Слушать плач и крики дочери она больше не могла, но в отличие от сына не собиралась никого останавливать.
Отдых вышел очень условным. Проводив Роберту и Алана до крыльца, Томас заговорил с Маркусом лишь когда они были готовы возвращаться к Марте.
- Ты … ничего больше не хочешь мне рассказать?
- Что именно? Тебя сейчас интересуют подробности моей…
Заминка была ощутима. Фраза «подробности моей личной жизни» никак не хотела сходить с языка Кина. Потому что никакой личной жизни у него не было. Были однодневные связи. Вернее, связи на ночь. Без каких-либо обязательств. Он приходил в бар, клуб и все получалось само собой. Однажды кто-то назвал его харизматичным и привлекательным. Кто-то другой – слишком жестким и черствым. Но Маркус точно знал, да что знал, оно так и было – после секса он не запоминал имен «одноразовых» любовников, не говорил с ними, не лежал в кровати. Изредка Маркус доставал пачку сигарет или тянулся к стоящей на полу банке пива, чтобы промочить горло. А затем вставал, одевался и уходил. Все исчезало после хлопка двери. Никаких разговоров на тему «ты был хорош» или «давай встретимся сегодня?». Все, что было ночью оставалось за спиной, за удаляющейся с каждым его шагом дверью.
«А ведь я мог остаться с Питером и…»
Мысль, что они могли бы просыпаться вместе утром, идти делать кофе, завтракать, что-то планировать или банально валяться в кровати до 10 часов утра, ранила. Но главное: они могли стать опорой друг для друга. И Кин бы не чувствовал себя пустым и таким одиноким, каким был все годы. Так ведь?
«- Нет, у меня есть моя Вера, мой Бог…
- Да нихера у тебя нет!»
Ведя, как и многие, мысленную беседу с самим собой, Маркус почувствовал раздражающую горечь. Потому что внутренний окрик, жесткий и мерзкий, отдавал зловещей усмешкой. Этот окрик ткнул его, как щенка в лужу; заставил прикрыть на пару секунд глаза и выдохнуть. Он потерял свою возможность, свой билет в относительно хороший остаток жизни.
Когда хлопнула дверь автомобиля, в котором скрылась Роберта, экзорцист сощурился. Он подыскивал слова и невольно зацепился взглядом за уезжавших родных Марты. Алан, севший за руль, окинул их враждебным взглядом и отвернулся, надавив на газ. Машина скрылась за поворотом и оставила двух священников одних. Томас терпеливо ждал продолжения фразы и, видимо, не был намерен отступать.
- … Подробности моей ориентации? Или не припрятал я еще какой скелет в шкафу? Убийство младенцев, к примеру. Насилия над несовершеннолетними, надругательства над святыней, секс с послушницей. Убийство. Ах да, про убийство ты и так знаешь.
Нет, знать подробностей Томас действительно не хотел. Он старался не думать об этом и не позволял себе представлять Маркуса в…подобном проявлении.
- Это твое дело и твои решения, - мужчина поджал губы, но упрямо посмотрел в глаза Кину, - Но я считаю, что мне стоило бы знать о таком. И обо всем остальном, что может застать врасплох. Мы напарники. Ты сам говорил, что между нами не должно быть темных пятен, потому что демон, - Ортега указал на дверь Марты, - может ухватиться за них и сбить нас. Как он только что сделал. И как…