— Маргерит на меня дуется, — наконец сообщила девушка, крутя чашку на блюдце. — И явно составила о моем поведении свое мнение.
Тед рассмеялся, небрежно отмахнувшись.
— Ну, пусть это мнение при ней и остается. Я не встречал еще девушки более чистой, чем вы… — Он забрал опустевшую чашку у Бланш и отставил вместе со своей на край стола. — У этой старой курицы все мозги жиром заплыли!
Бланш укоризненно покачала головой.
— Милорд, напрасно вы так. Она же любит вас и осталась здесь ради вас…
— Я ее не просил, — сразу замкнулся Теодор.
— Тем более! И ведь дыма без огня не бывает. Разве ее опасения так уж беспочвенны?
— Сейчас — да! Она очень меня переоценивает, если думает, что таким я решусь соблазнять… и кого? Девушку, подарившую мне надежду… Нет, я подлец, но не настолько же! Хорошенького же она обо мне мнения!.. И вы хотите, чтобы я на нее не обижался? Между нами говоря, если б даже ко мне вернулась моя красота, теперь я раз триста бы подумал, прежде чем обмануть женщину!
— Вы были такой сердцеед? — недоверчиво улыбнулась Бланш.
— Хуже! — он опустил голову. И тихо сказал: — Знаете, последние года два я часто думаю, что получил по заслугам… Даже не за Маршбанкс! За всех, что были до нее и могли быть после…
— Полно, вы хотите уверить меня, что вы негодяй!
Теодор вздрогнул и изумленно поднял голову.
— А… разве по мне не видно?
— Нет! Ваши поступки уверяют меня в обратном. Может, вы были когда-то негодяем, не знаю! И тогда эта внешность, конечно, соответствовала вашему внутреннему облику. Но сейчас, мне кажется, вы вновь достойны вашей исчезнувшей красоты…
Молодой человек тяжело вздохнул.
— Марш так не считает…
— А вы правда были очень красивы? — участливо спросила она.
Он только молча кивнул, явно думая о другом.
— Расскажите мне свою историю!
Герцог побледнел.
— Я этого боялся… — шепнул он. — Хотя если не я, то Маргерит… Бланш, я не хочу рассказывать. Похоже, Маршбанкс добилась своего. Боже мой, я не знаю, что со мной. Мне стало стыдно за свой поступок… Я боюсь… мне стыдно говорить об этом вам!
Он закрыл лицо руками, тяжело вздохнул и долго молчал. Наконец чуть откинулся назад, опершись о стол, и задумчиво, тихо заговорил, глядя мимо девушки, на противоположную стену, и словно взвешивая каждое слово:
— Хотите, я вместо своей истории расскажу вам сказку, Бланчефлер?..
— О, я обожаю сказки, ваша светлость! — она устроилась поудобнее на стуле.
— Так вот. В одной далекой стране, давным-давно… так, кажется, начинаются все сказки?
— Да, милорд. Итак, в далекой стране, давным-давно?..
— Жил-был принц. Могущественный, богатый, красивый, но очень избалованный.
— О!
— Ему никогда ни в чем не отказывали, он был умен, хорошо образован, прекрасно воспитан — и чертовски красив, пожалуй, даже слишком! Все его хвалили и желали подружиться с ним, так что в конце концов он начал думать, что лучше всех людей, а придя к такому выводу, перестал считаться с другими, полагая их существами низшими.
— Этот принц мне не нравится, ваша милость.
Тед глубоко вздохнул.
— Но что поделать? Он был именно таков! И вы не видите ему никаких оправданий?..
— Его так воспитали. Вины окружающих здесь ровно столько же, сколько и его, — пожала плечами Бланш. — Мне трудно понять его: я никогда не была центром внимания, я даже читать не умею. Всю жизнь я работала на кухне… а позволь я себе такие мысли, как у вашего принца, моя мать живо выколотила бы из меня всю дурь! Мне кажется, милорд, вашему герою просто не хватало солидной порки!
Теодор улыбнулся, вертя в руках свой кинжал с изумрудной рукояткой.
— Дело в том, что принцы — особы неприкосновенные. Хотя, если из двух зол выбирать меньшее… Я предпочел бы порку! Но только чтоб об этом никто не знал.
— И что же было дальше?
— Дальше?.. Однажды в его владениях появилась девушка, красивая до невозможности…
— Это как?
— Как Маршбанкс.
— А-а.
— Я начинаю нервничать… — Теодор облизал пересохшие губы. — Она показалась ему покладистой и не очень умной, и он решил… этим воспользоваться.
— То есть?
Теодор опустил глаза, но когда ответил, голос его прозвучал тихо, но твердо:
— Провести с ней ночь, Бланш.
— Это удалось ему?
— Да.
— А потом? Принц решил выгнать ее?
— Совершенно верно. Прежде он поступал так со многими женщинами, а тут еще накануне она весьма недвусмысленно поставила ему кое-какое условие, чего никто никогда не делал прежде. Она оскорбила этим себялюбие принца, и он решил не просто выгнать девушку, но вдобавок прилюдно унизить. Вы хмуритесь, Бланш?..
— А вы хотите, чтобы я цвела? — немного резко спросила служанка, вспомнив вдруг до деталей всю ту безобразную сцену.
— Но принц ошибся с самого начала. Эта девушка вовсе не была безмозглой овцой, каковой он ее полагал. Она сознательно спровоцировала его на этот поступок, так как была колдуньей, прослышавшей о его норове и явившейся проверить, так ли это. И если так, то наказать его. Там, где Марш, нет места случайным совпадениям… — тихо закончил он.
— И?
— И она заколдовала его. Она лишила его красоты, слуг… вообще общества людей! Злая колдунья мучила его не переставая, днями и ночами напролет, так что в конце концов принц начал мечтать о смерти, которая избавила бы его от ужаса, в котором он жил — если подобное существование есть жизнь. Она сделала его своим пленником в его собственном замке… Год тянулся за годом, и принц, не видя вокруг себя ни одного человеческого лица, а только морды вампиров, дружков ведьмы, наконец понял, что какими бы знаниями и достоинствами он ни обладал, они ничего не стоят без тех, для кого приобретаются — без людей. Бланш, он мечтал о тех, кого раньше презирал! Только потеряв, принц смог оценить человеческое общество, поняв, как заблуждался, думая, что никто ему не нужен, а он нужен всем! Как заблуждался!.. И ему было стыдно своих заблуждений. Он хотел увидеть людей — и боялся увидеть их. Боялся, что они оттолкнут его, что он будет им противен. Зная по прежней жизни, как ослепляет глаза человеческие внешность — когда он был прекрасным, но жестоким эгоистом, все восхищались им, — он боялся, что теперь, пусть даже он всей душой полюбил людей, они отвернутся от него за его уродство… И потому, когда в замок пришла неведомо откуда явившаяся девушка…
— Милорд, вы говорите о себе?
— Это сказка, Бланш.
— А-а… Ска-азка… Ну, валяйте, ваша милость! Только колдунья у вас получается какая-то положительная…
— Нет, — с какой-то детской обидой на миг насупился Тед. — Злая…
Бланш плавно поднялась и подошла вплотную к столу, заглянув герцогу прямо в его настороженные, полные изумления черные глаза. Ей не верилось, что когда-то они были синими!
Преодолев себя, она легко коснулась волос Теодора, пропустив меж пальцами жесткие упрямые вихры неопределенного цвета.
— Вы много выстрадали, милорд, — нежно шепнула она. — Вам не надо бояться меня, я не оттолкну вас… Мне так жаль вас! Ну, возьмите меня за руку, я даже не испугаюсь. Только потом… не делайте этого неожиданно…
Теодор потрясенно глядел на нее.
— Вы не презираете меня за то, что я рассказал вам?
Она улыбнулась.
— Нет. Пока я не заметила в вас ничего общего с вашим «принцем». Может, вы вправду изменились? Раскаяние смягчает вину. А вы не только раскаялись, но и заплатили огромную цену за необдуманный мальчишеский поступок! В моих глазах вы полностью очистились. Может, если я замечу что-то нехорошее с вашей стороны, я изменю свое мнение, но не сейчас.
Де Валитан с горечью смотрел на нее.
— Вы считаете мой поступок… необдуманным и мальчишеским?.. О, не оправдывайте меня, Бланш! Я воистину этого не достоин. В том-то и дело, что уже в пятнадцать лет я не останавливался перед подобными подлостями. Что же сталось бы со мной в двадцать, сейчас?.. Я ненавижу себя! Понимаете? Оглядываясь назад, на того мальчика, я содрогаюсь от страха. Я боюсь собственного безразличия к чужим страданиям… Вам странно это слышать? Однажды я испытал на себе боль от подобного безразличия. Мне кажется, Маршбанкс сознательно позволила Изабелле добраться сюда… И с тех пор я поклялся себе, что никогда и никого, кому требуется помощь, не оставлю без ответа! Унижать страдающего ради самолюбования — это удар ниже пояса, Бланчефлер. Только я слишком поздно это понял…
— Вы же поняли.
— А что из того? Здесь нет никого. Только туман, холод и ламии… Знаете, что самое странное? Что все эти мои переживания я смог облечь в слова только с вашим появлением! Лучше разобраться в себе.
— Да?
— Спасибо вам за это, Бланчефлер… За то, что можете так по-доброму выслушать.
Его близость уже не казалась ей неприятной, а когда он коснулся ее руки, она не вздрогнула. Может, она просто привыкла к подобному ощущению, и оно перестало шокировать ее… И она сама не поняла, как вырвался у нее неосторожный вопрос:
— Я не вызываю у вас чувства, что вы видели меня прежде?
Герцог молча покачал головой, не отрывая от девушки восхищенных глаз.
А ее уже понесло:
— А вот мне кажется, словно я вас уже знала… и даже бывала тут, в вашем кабинете!
— Это невозможно, Бланш, — с улыбкой ответил он.
Она рассмеялась.
— Что ж, вам виднее! Чай в заварочнике почти остыл. Подлить еще?
— Спасибо, — герцог протянул девушке свою чашку. — А вы будете?
— Ага, давайте и мою… — она пригубила едва теплый, но по-прежнему благоуханный чай, с задумчивой улыбкой, как-то рассеянно, глядя на стол герцога, вспоминая, как когда-то ей интересно было тут играть… Девушка-подсвечник, часы-лебедь, чернильница-гномик… Они остались все теми же. Только сейчас вместо одной чашки с недопитым кофе — две чайные.
— Сколько тут занятных вещиц! — вздохнула Бланш.
— Вещицы ерунда, интерьер! Самое ценное, что есть в этом кабинете — книги.
— Вы много читаете?
— Да, я люблю это делать. Книги — единственное, что скрашивало мое существование здесь. Они уносили меня отсюда в свой волшебный мир, к людям… Они не давали мне окончательно впасть в отчаяние. Именно им я обязан… жизнью.
— А до заклятья?
— Я всегда любил читать, Бланш.
Девушка с легкой завистью вздохнула:
— И языками вы, конечно, владеете… А я вот даже букв не знаю! Как вам не скучно со мной?
— Скучно?! Да ни одна книга не заменит живого человека, Бланш! Я пять лет мечтал… — он фыркнул. — «Скучно»!..
— И все же вы много образованнее меня. Я вот тоже бы хотела прочитать о далеких странах, диковинных землях, давних временах, об интересных человеческих судьбах, но самое доступное, что есть для меня в книгах — это картинки…
Молодой человек внимательно на нее посмотрел, словно пытаясь понять, насколько она сейчас искренна, и вдруг предложил:
— Хотите, я буду учить вас, Бланш? И не только чтению. Всему, что знаю и умею сам! — он улыбнулся. — Могу даже фехтованию научить.
Девушка рассмеялась.
— Нет, дуэли меня не вдохновляют! А вот остальное… Когда начнем?
— Хоть сейчас.
— С чего?
— Думаю, с азбуки. Увы, здесь у меня нет собственно учебника, но, думаю, найдется словарь…
Теодор легко спрыгнул со стола и подошел к одному из шкафов. Привычно открыв дверцу, юноша пробежал пальцами по корешкам толстых фолиантов, нахмурился на секунду, но тут же лицо его вновь прояснилось. Герцог осторожно вынул из книжного ряда тяжелый том и закрыл шкаф. Книга легла на стол.
— Открывайте, сударыня.
Девушка коротко, восторженно вздохнула, зажмурилась на миг и трепетно раскрыла темный кожаный переплет. На первом листе размещался крупный алфавит. Теодор нагнулся над ее плечом.
— Вот. Это буква «а». С нее начинается алфавит. Само название — и ряд букв.
— Да, очень легко запомнить! — радостно улыбнулась ученица. — «А» — «а-лфавит»! Но почему есть большие и маленькие?
Герцог объяснил ей, затем заставил найти эту букву в нескольких словах и написать в несколько рядов. Для этой цели послужила гербовая бумага де Валитана.
После перешли к букве «б».
— С нее начинается ваше имя, — сказал Тед.
— С этой закорючки? — поразилась Бланчефлер. — «А» выглядит много изящнее!..
Милорд смешливо фыркнул.
Ему доставляло истинное удовольствие смотреть, с каким восторгом, с какой радостью старается Бланш учиться, и он думал, что этот подарок — самый бесценный и самый бескорыстный из всех, какие он когда-либо делал женщинам. Теодор помнил, как вспыхивали глаза его любовниц, когда прекрасный лорд преподносил им алмазные колье и шелковые платья — ничего не значащие безделушки при его состоянии. И помнил, какое циничное презрение вызывали у него эти восторги, пробужденные им лишь для того, чтоб продвинуться к цели… Но блеск глаз Бланш, азарт, с каким она впитывала то, чему он учил ее, та готовность, с которой девушка выполняла его задания — все это не шло ни в какое сравнение с тем, что было прежде! И на душе самого Теда становилось тепло… Этот подарок был необыкновенным, сулящим новые и новые разговоры, темы, открытия. Здесь сам Тед что-то приобретал! Юноша вдруг понял, что искренне желает помочь Бланш, что ему хочется видеть ее изящной, образованной, с благородными манерами — чтоб девушка могла рассчитывать в жизни на большее, чем просто работа служанки. Если его спасительницу приодеть…
Герцог окинул внимательным взглядом Бланчефлер, пока девушка, не поднимая головы, выводила буквы на бумаге. Да, она выглядела бы настоящей красавицей! У нее замечательные волосы — каштановые и тяжелые. Их надо распустить по плечам, слегка подвить, чтобы они струились волнами, вплести в них тонкие нити, усеянные мелкими алмазами… На голову ей пошла бы крохотная бриллиантовая диадема. А вот шея и плечи… Их не должна скрывать ткань — они должны быть открыты, они заслуживают этого. Белое платье, оттенившее бы эти черные глаза, подчеркнувшее бы статную фигуру…
— Милорд, вы о чем-то задумались? — удивленная молчанием своего учителя, Бланш подняла голову.
— Только о том, что вы красавица.
Она рассмеялась.
— Я симпатяга! Вы же сами сегодня так сказали!
— Я ошибся. Вы — красавица…
Бланш нахмурилась.
— Я полагаю, занятие кончилось?
Теодор взглянул на серебряные часы-лебедя и помрачнел.
— О да. Скоро ужин. Бегите на кухню, Бланш, а то Маршбанкс выйдет из себя! Черт, почему с вашим появлением время полетело так стремительно?..
За ужином Тед, робко осмелившись поднять глаза на свою сотрапезницу, учтиво поинтересовался:
— Как ваше настроение, миледи?
Миледи усмехнулась, нарезая мясо кусочками на своей тарелке.
— А чем вызван ваш интерес, Теодор? Мне казалось, я давно лишена внимания!
У Теда похолодели кончики пальцев, однако он не отступил.
— Я надеюсь… я рассчитываю на вашу благосклонность… к моей просьбе…
«Сейчас она скажет „А чего ради я должна быть благосклонной?“» — вихрем кружили опасения в его мыслях.
— Вот как… — Марш пригубила вина. — И в чем же состоит ваша просьба?
Герцог изумленно взглянул на нее, но тут же, как ему показалось, все понял. «Она играет со мной!» — решил он, но, тем не менее, глубоко вздохнув, ответил:
— Как вам известно, Бланш ночует со мной, и… У меня только один тюфяк… Можно мне принести для девушки постель наверх?
Маршбанкс жестко усмехнулась.
— А балдахин вам там не требуется? Нет! Если уж ей так неудобно заставлять вас ночевать на полу, может взять еще один тюфяк, но никаких простыней, подушек и одеял! Вам ясно?
— Спасибо, Марш! — глаза герцога засияли. — Я не вправе был ждать от вас этого…
— Скажите пожалуйста… — фыркнула смешливо колдунья. — Она вам нравится, ваша служаночка?
Теодор непонимающе глядел на волшебницу.
— Что вы имеете в виду, говоря «нравится»?..
— Обычно женщины не задерживались в вашей спальне больше одной ночи…
Юноша побелел, глаза его сверкнули, губы сжались.
— Маршбанкс, — с трудом говоря тихо, ответил он. — Бланш не такова, и вы об этом прекрасно знаете. Знаете вы также, что с моей внешностью вряд ли возможно то, на что вы мне намекаете. И, кроме того, вам прекрасно известна истинная цель ее пребывания у меня, — де Валитан вдруг твердо и жестко глянул на ламию через стол. Глаза его были ледяными. — Скоро вам и вашим приятелям придется убираться отсюда!
Колдунья звонко, заливисто засмеялась, откинувшись на спинку стула, запрокидывая голову.