— Браво, Тедди! Распустили перышки?.. Замечательно! Но два месяца еще не прошло, и, пока я здесь, всяко может случиться… Ах, вы побледнели? То-то, милый мальчик! И кто вам сказал, что, если я уйду, я перестану вмешиваться в вашу жизнь?.. Право, ваша наивность меня поражает! Впрочем, не надо ссориться, верно? Ссоры — это вообще глупое времяпрепровождение. Вы правы, я вовсе не думаю, что между вами что-то есть… стоит лишь глянуть на вас и на Бланш… Такая милочка — и такой урод! Смешно и думать! Но, исходя из вашего характера, можно предположить, как вы ночью, спящую… — миледи с трудом сдерживала смех, глядя на лицо Теодора.
— Замолчите! — с мукой крикнул юноша, вскакивая и сжимая кулаки.
Марш, уже не сдерживаясь, хохотала.
— Вы все издеваетесь… — голос герцога дрожал от гнева. — А между тем она действительно мне нравится! Но не так, как вы пытаетесь показать! Зачем вы мучаете меня? Зачем вы все извращаете?!
Марш, не в силах больше смеяться и не в силах остановиться, уткнулась лбом в ладонь, облокотившись о стол. Плечи ее вздрагивали от смеха:
— Что вы, я лишь говорю, исходя из своего опыта…
И она окинула его насмешливым взглядом из-под ладони.
Тед поклонился.
— Спокойной ночи, миледи, — ледяным тоном сказал он.
И, отвернувшись, пошел к дверям.
— Тед!
Он обернулся.
Марш уже не смеялась, напротив. Она стала смертельно серьезной.
— Сегодня ночью я кое-чем займусь. Будет немного жутко, но вам ведь не привыкать? Успокойте Бланш. Чтоб никто не бродил по замку! Вы должны будете оставаться на том месте, где вас застанет… это. Тогда вреда вам не будет. Помните! Ни единого шага.
Теодор побледнел.
— Вы будете колдовать?
— Да, я буду колдовать, — ведьма снова пригубила вина из своего бокала.
— Но вы… вы никогда не делали этого с тех пор… с тех пор, как… Что изменилось?
— А что вас волнует? — волшебница приподняла бровь.
— Я был не сдержан сегодня… Опрометчив…
— О, да.
— Простите меня, Маршбанкс!
Она кивнула.
— Я подумаю над этим. А теперь ступайте, милорд. Спокойной ночи.
— Но…
— Спокойной ночи!
Понурившись, Теодор медленно выбрел из трапезной. Сердце леденили нехорошие предчувствия. «Что я наделал! — думал он. — Теперь она меня уничтожит. Или того хуже — погубит Бланш! Ах, какой я идиот! Неужели я ничему так и не научился? Где была твоя сдержанность, Тед?!»
Маргерит, топоча, влетела с лестницы в кухню, где изумленная Бланш встретила ее вопросительным взглядом, оторвавшись от ужина.
— Что с вами, Марго?..
— Девочка, что было! — с выпученными глазами взмахнула руками старушка. — Эти двое совсем забыли о том, что я там была! Такое друг другу говорили! Теодор… Тед повысил голос на Маршбанкс, а она…
— Ну и что? Давно следовало!
— С ума сошла! Ведь этой ведьме ничего не стоит его во что-нибудь еще похуже обернуть! Видела бы ты, что здесь пять лет назад творилось!
— Я и видела. Вы же знаете, Маргерит.
Экономка покачала головой.
— Вы видели бурю и световой смерч. А я видела, как все эти ужасы подчинялись легким движениям ее рук!
Бланш потупилась.
— Но ведь она ничего не сделала Теду? Сегодня?
— Она сказала — подумает! — Маргерит схватилась за сердце и села на скамейку. — Ох, Бланочка, Бланочка… Эта ночь будет страшной!
— Почему?
— Маршбанкс сказала, что будет колдовать. Велела никому не выходить из своих помещений…
Девушка чуть не подпрыгнула от восторга.
— Я пойду поглядеть!
Старушка грустно на нее посмотрела.
— И оставишь Теодора?
Девушка покраснела.
— Вы правы, — медленно проговорила она. — Если я уйду, неизвестно, что станется с ним… А из-за чего они поссорились, Маргерит?
— Из-за тебя.
— О! Как это?
— Спроси у Теодора, — экономка лукаво улыбнулась. — Но знаешь, я от него не ожидала… Милорд защищал твое доброе имя, Бланш!
— Да?.. — поразилась Бланш. — В каком смысле?
Маргерит всплеснула руками.
— В том самом! Ну, беги, пока Маршбанкс не начала. С минуты на минуту пробьет одиннадцать!
Девушка опрометью выбежала с кухни. Она промчалась стремглав по господским помещениям, влетела в башню и с первым ударом часов была на чердаке, с треском захлопывая дверь.
Теодор встретил ее улыбкой.
— Я принес вам тюфяк, Бланш. Больше мне ничего не позволили…
Она смутилась.
— Мы можем поменяться, ваша милость. Из вашего торчит солома, он рваный и грязный, а мой такой новенький…
— Нет, Бланш. И больше не будем об этом!
— Хм… Мне кажется, я уже говорила, что не люблю, когда со мной так… — она запнулась, припоминая подходящее слово, несколько часов назад выученное в словаре, — …так без-а-пе-лля-ци-он-но разговаривают!
Герцог улыбнулся.
— Простите, Бланш! Я больше не буду… Если бы вы знали, как мне импонирует, — не остался он в долгу, — ваша независимость!..
— Что у вас стряслось с Марш?
Он изумленно уставился на нее.
— Откуда вы знаете?
— Сорока на хвосте принесла… — пропела девушка.
— Мы повздорили.
— Ну да! — фыркнула она. — Из-за чего? Из-за меня?
Милорд улыбнулся, подходя вплотную к девушке и заглядывая в глаза.
— А вы считаете, что не стоите ссоры? Вы ошибаетесь! Вы заставили меня позабыть свой страх перед Маршбанкс, основанный на эгоизме, отбросить всяческое здравомыслие, вы помогли мне поверить в себя… Вы спасли меня, появившись здесь… Я начинаю верить, что вдвоем мы выживем: защищая друг друга!
— Милорд, я…
Бланш не успела договорить. Над башней раздался страшный треск, словно раскололось небо, замок загудел, завибрировал, сверху посыпался сор… Еще один удар, от которого трещинами пошли стены — и от камней начало исходить слабое, но постепенно набирающее силу розовато-фиолетовое свечение…
Девушка коротко вскрикнула, глаза ее наполнились ужасом. Сверху сыпались мелкие камешки — и не очень мелкие.
— Тед!.. Боже мой, замок разваливается, бежим скорее, Тед!..
Герцог едва успел схватить ее.
— Успокойтесь! Если мы побежим, мы погибнем. Не бойтесь, Бланш. Пока мы стоим здесь, с нами ничего не случится…
Она подняла на него свое лицо со вздрагивающими губами, ставшее таким милым в своей беззащитности. Глаза ее были полны страхом и безграничным доверием. В этот момент она полностью, всецело вверила ему свою судьбу, положившись на его слово. Теодор ответил ей ободряющим взглядом. Если б он сам верил в то, что сказал ей!
Бланш не чувствовала колебаний молодого человека, она просто приникла к нему всем телом, словно ища защиты. А когда очередной удар потряс замок до основания, и все вещи рухнули на пол, и ветер, свистя, ворвался в открывшиеся щели, кружа и завывая, как демон, и юноша схватил девушку, чтоб она не упала — Бланш уткнулась головой в его плечо и вздрагивала от каждого громового удара.
Снаружи царила ледяная мгла. Бойницы светились фосфорическим мерцанием, там в воздухе что-то завывало и ухало — но Тед больше не испытывал боязни. Бланш была в его объятьях, обезумевшая от ужаса, и он ощущал ее тело, обнимал ее гибкую талию и хрупкие плечи, щеки его касались ее легкие волосы…
Теодор обнял одной рукой девушку за спину, а другой погладил по голове — осторожно и нежно.
— Не бойтесь, Бланш…
Он говорил ей что-то успокаивающее, мечтая, чтобы буря никогда не кончалась… Ноги его подкашивались, горло сжимало спазмами, по телу волнами прокатывались то озноб, то жар, сердце бешено колотилось… Вновь в его объятьях была женщина, но впервые ему было от этого так хорошо! Голова шла кругом.
И вдруг повисла тишина. Глубокая и холодная. Свет от камней поблек, а затем вовсе рассеялся. Воцарилась темнота — а потом вновь, сама собой, потрескивая, загорелась свечка.
Бланш глубоко вздохнула, опомнившись, и постаралась осторожно высвободиться из рук милорда. Теодор отпустил ее, хотя это было тяжелее смерти.
Девушка, смущенно потупившись, дрожащей рукой тщетно пыталась заправить за ухо выбившуюся капризную прядку.
— Я… Ваша светлость, простите меня, я… Я вела себя не лучшим образом… — бормотала она, готовая сквозь землю провалиться.
Юноша тоже вдруг почувствовал смятение, от которого у него пересохли губы, а внутри образовалась какая-то сосущая пустота.
— Что вы, Бланш… — промямлил он. — Просто вы испугались…
— Ой, как вы теперь, верно, обо мне думаете…
— Теплее, чем до того, — мягко ответил он. — И не просите меня объяснить, я сам не знаю…
— И все это… — голос изменял девушке. — Все это делала Маршбанкс?.. Как?!
Герцог пожал плечами.
— В прошлый раз, насколько я помню, она просто подняла руки и сделала ими несколько жестов, без каких-либо заклинаний. В этот раз, думаю, было так же.
— Я… — горло Бланш перехватило. — Я только сейчас поняла… И вы смели противоречить ей, милорд…
— Так же, как вы.
— Я же не знала…
Теодор сделал шаг вперед и осторожно взял руку дрожащей девушки в свои ладони.
— Бланш, вы вдохновили меня на это. Вы! И не стоит бояться. Маршбанкс решала какие-то свои дела этой ночью, а на наш счет у нее свои планы. Есть условия игры… И пока она их выполняет. Ее не стоит злить, но и бояться тоже не стоит…
— Но вы говорили, что боитесь ее!
— Да. Но в последнее время — с вашим приходом! — мой страх исчезает. Помните, в тот день, когда я упомянул о нем, вы еще сказали, будто я боюсь, что вы меня бросите…
— И вы обиделись.
Тед подошел еще ближе, вплотную — и заглянул Бланш в глаза.
— Да, я боюсь, что вы оставите меня, Бланш, — тихо сказал он. — Очень боюсь… Тогда мне в жизни ничего не останется… Вы принесли сюда жизнь, ее силу, ее надежды. Быть может, я никогда не стану прежним, но надо мной перестанет висеть, как проклятье, ее присутствие в доме! Но неужели тогда я потеряю и вас, Белый Цветок?..
— С чего вы взяли?
— У вас не будет причин оставаться у меня в замке…
— Я же работаю у вас! — изумлению девушки не было границ. Он смущенно улыбнулся.
— Ах, да! Я и забыл, — молодой человек неловко замолчал, а потом неуверенно продолжил: — Бланш, мне показалось, что вы назвали меня просто Тедом… Кстати, уже второй раз.
От смущения девушка растеряла все слова.
— О, ваша светлость! Простите! Я… Я была не в себе, я…
— Что вы! — он прижал ее руку к своей груди. — Я хотел попросить всегда меня так называть!
Ее глаза широко распахнулись.
— Как?
— Называйте меня по имени, как я вас. Мне неприятно, что вы зовете меня «милордом», «светлостью», «милостью»! Разве я отношусь к вам, как к служанке?.. Разве мы не друзья? — настойчиво и пылко говорил Теодор, а глаза его искали ее потупленный взгляд. — Почему же вы относитесь ко мне, как к своему хозяину?
— Но вы хозяин и есть, — пробормотала она, еще ниже опустив голову. — Всего в этих краях…
Теодор негодующе фыркнул.
— Единственная хозяйка здесь — Маршбанкс! Но даже если б все тут по-прежнему принадлежало мне — земли, леса, реки, города и деревни, — то люди-то никому принадлежать не могут! Они могут быть чьими-то подданными, но не собственностью!
— Ну вот. — Девушка осторожно высвободила свою руку из его ладоней. — Я ваша подданная…
Герцог вновь порывисто схватил ее за руку.
— Бланш! Не говорите так больше! Я не вижу в вас подданной, я вижу в вас девушку, милую и прекрасную, загадочную и далекую, как звезды! Неужели вы не можете забыть о том, что я герцог, и воспринимать меня просто как человека, как своего ровесника, как друга?
Она невольно улыбнулась.
— Я вас так и воспринимаю, милорд. Но моя симпатия не отменяет разницу в нашем положении. Я и без того нарушаю все сословные границы, мило болтая с вами. Так что хотя бы называть вас позвольте в соответствии с вашим титулом.
Он улыбнулся в ответ.
— Не позволю, Бланш.
Она хихикнула.
— А я и спрашивать вас не стану, ваша светлость! Ваша светлость!.. Милорд! — девушка отпрыгнула от него, заливисто смеясь. — Ваша милость!
Теодор искоса глядел на нее, и в глазах молодого человека прыгали смешинки. Какая она чудесная! Как в ней может уживаться откровенное ребячество с такой взрослой, женской чуткостью, нежностью? Как она очаровательна! И как красива…
— Дразнитесь, дразнитесь, — делая вид, что обиделся, заметил Тед. — Только потом не говорите мне, что я не хотел подружиться. Завтра я загоняю вас на занятиях…
— Как вам будет угодно, — Бланш грациозно присела, шаловливо поглядывая на юношу из-под опущенных ресниц.
«Она хочет свести меня с ума… — подумал герцог, чувствуя, как болезненно замирает сердце, как трепещет и сжимается. — Эта женщина подобна засасывающей трясине: выглядит так невинно, но, сблизившись с ней, вдруг осознаешь, что не можешь освободиться, хочется быть с нею еще и еще — и тебя затягивает все глубже и глубже, пока не поглотит совсем…»
Бланчефлер прервала его мысли.
— Милорд, тут все попадало, и если мы не хотим спать на сквозняках, надо поставить нашу «мебель» на место.
Минут пятнадцать они занимались устранением нанесенного бурей ущерба, а потом улеглись каждый на свой матрас. Теодор задул свечку, накрыл девушку своим камзолом, как вчера, сам достал из-под своего изголовья другой — для себя, — пошутив: «Запрещаются одеяла, а про одежду ничего не говорилось», — и на чердаке воцарились темнота и тишина.
Минут через десять Теодор тихо спросил:
— Вы спите, сударыня?
— Нет… — шепнула она в ответ.
— Я хотел задать вам вопрос… но очень личный.
— Обещаю ответить.
— Вы любили кого-нибудь?
Повисло молчание. Наконец Бланш ответила.
— Да. Сейчас мое сердце свободно, да и вряд ли те увлечения можно назвать любовью. Теперь мне даже смешно вспоминать… Но тогда! Сколько было глупых девчоночьих переживаний!.. В первый раз я влюбилась в возрасте пяти лет в своего лорда, — она хихикнула. — Я жгуче завидовала женщине, с которой он жил… но, как оказалось, завидовать было нечему, а мое чувство угасло довольно скоро, после того как лорд жестоко и несправедливо поступил с моей семьей.
— А что он сделал?
— Думаю, об этом я расскажу как-нибудь в другой раз, а сейчас мне не хочется уклоняться от темы. Второй раз все было серьезнее и дольше. Мне было двенадцать лет, ему — семнадцать, он был сыном графского кучера. Я липла к нему до неприличия, надоедала самым бессовестным образом, жутко ревновала — а он только высмеивал меня!
— Вас?!
— Меня. Через три года он женился, его жена хорошенько оттаскала меня за волосы — после того, как я устроила сцену на свадьбе, — и после этого все мои чувства куда-то испарились.
— Правда?
— Ну конечно! В семнадцать лет мне вскружил голову какой-то бедный проезжий дворянин, уговаривавший бежать с ним. К счастью, я вовремя раскусила этого авантюриста и послала его подальше. Между прочим, открытым текстом!
Теодор звонко рассмеялся. Бланш вторила ему.
«Если лежать вот так в темноте, не видя его лица, а только слушая голос, можно представить сказочного принца… — думала девушка. — Такой замечательный, бархатный тембр… Наверняка герцог прекрасно поет… И, что ни говори, характер его очень изменился, а в уме ему и подавно не откажешь. Тед очаровательный мужчина… или может им быть! Да уж, умение очаровывать у него есть. Что есть, то есть!.. И не такие простушки, как я, попадались! Кто его знает? Я могу восхищаться им, но верить?! Никогда!»
— А вы, милорд? Вы любили?
Теодор задержал дыхание на миг.
— Нет… Никогда… Никого.
— А родителей?
— Увы, только себя… Или… да, маму. Когда умерла моя мать, я был еще очень мал. Я помню свою досаду на то, что никто уже не станет меня любить так, как она. Мне было так больно… я так обиделся на нее за то, что она оставила меня… и, может, неосознанно мстил всем женщинам, бросая их… Отец баловал меня, пытаясь заменить маму, но в итоге лишь испотачил, сделал эгоистом. Я был счастлив, стоя у его гроба — ведь я становился герцогом!