— Понятно. Оглох. Тогда я сам. Эй, Семён, поможешь со своими ветрениками. Попроси раздуть пламя моих угольков. Чтобы быстрее иссушали големов.
— Не вопрос. — Откликнулся на просьбу мельник, и задули ветра, разбушевался огонь, вставая жаркой стеной меж отступающими людьми и демоническими куклами. И чем сильнее разгорался, распалялся каждый уголёк, тем быстрее высушивались големы. Их липкие грязевые тела покрывались коркой, что трескалась при каждой попытке голема сделать шаг.
Вскоре все демонические куклы стали походить на покрытых чешуёй ящеров, что неспешно идут к своей добыче. Только от этого хуторянам стало не на много легче, ведь святые пули всё ещё наносили малый урон и раненые чудовища, что не чувствуют боли, продолжали медленно, но верно наступать.
Но время шло, то самое время, что повелевает всем на этом свете, определяя начало всего и всего окончание. И как мягкая глина в печи превращается, за определённый временем срок, в керамику, так и големы под воздействием огня и ветра, превратились в глиняные истуканы. Один за одним они останавливались посреди выжженной накануне земли, замирая в жалких попытках сдвинуться с места.
— Дзинь! — Раздался звонкий трески и первый из окаменевших големов, рассыпался на кусочки, оставив после себя лишь груду черепков из некачественной гилины.
— Дзинь! — Рассыпался другой, когда в него врезалась очередная освященная пуля.
— Цельтесь хорошо! — Крикнул Потапыч. — пули действуют, но их у нас мало осталось!
— А чё, батюшка ещё партию пуль освятить не может? — Спросил один из хуторских мужиков, стоявший в цепи стрелков, плечом к плечу со старым следователем.
— Может. — Иронично ответил Потапыч, только эту партию нужно с хутора принести.
— Понял. — Буркнул мужик. — И что будем делать, когда пули закончатся? У меня штук семь осталось.
— В рукопашную пойдём. — Ответил Потапыч, а через пять минут, когда прогремел последний выстрел, люди, принялись прикладами разбивать обездвиженных демонических кукол.
— Шевелимся, народ! Мост готов, пора на ту сторону перебираться. — Выкрикнул Аким и первым ступил на своё творение. А как иначе? Гордый гончар не мог позволить подобное сделать никому, ведь сначала он должен лично убедиться в том, что смог в пылу сражения, сотворить такое чудо, как мост через болото. И этот мост должен быть прочным. И прочность эту — он проверит сам, дабы не подвергать возможному риску товарищей. Сам сотворил — сам и иди, рискуй своей жизнью, а если упадёшь, или мост под ногами рассыплется, то так тебе и надо. Будет падение уроком, чтоб в следующий раз неповадно было работать, спустив рукава.
— Вы идите вперёд! — Крикнул Иван тракторист, что вместе с закадычными друзьями, словно комбайн на поле зрелой пшеницы, выкашивали окаменевших големов. — Мы тут сами справимся. Развалим всех до последнего и подойдём.
— Вот, спасибо, Ванёк. — Хлопнув по плечу тракториста, сказал Потапыч, видя, что Сергей не в состоянии говорить. — Положусь на вас, ребята, а то сами видите, мелкий в странном состоянии. Нужно скорее того демона запечатать, пока парнишку не сгубил окончательно.
— Положись на нас. Мы справимся. Идите на ту сторону и забудьте о големах. Мы с ними быстро разделаемся, и придём к вам. — Ответили трактористы. — Это же проще чем конфетку у ребёнка отобрать. Ходи и разламывай статуи.
Приняв решение и оставив часть хуторян добивать демонических кукол, Потапыч последовал через глиняный мост к стенам дворца, куда уже направились Сергей с мастерами.
29. Сила духа
— Я вились презренные людишки! — Раздался громогласный рёв, когда старый следователь едва успел ступить на твёрдую землю у стен купеческого дворца.
- Где они? — Спросил сам у себя пожилой человек, озираясь по сторонам в поисках Сергея и мастеров.
Вокруг не было ни души, только громогласное ужасающее рычание с чётко различимой человеческой речью, доносилось из дворцовых ворот. Потапыч осмотрелся, осторожно двинулся вперёд, не понимая, как так могло случиться, что место, спрятанное от людских глаз столько веков, не было тронуто временем. Дворцовые стены казались такими новенькими, словно их только — только отстроили. Ощущение новостройки добавлял и тот факт, что вокруг стен не произрастало ни одного растения, словно их вытоптали во время строительства и до такой степени затоптали землю, что жизнь всё ещё не могла пробиться через твёрдую земляную корку.
— Умрите! Я полакомлюсь вашими душами! — Вновь раздалось ужасающее рычание и Потапыч, осторожно ступил на дворцовый дворик.
Там на красивой, небольшой площади с круглым подъездом к ступеням крыльца, в центре которого красовалась клумба без цветов, но с ажурным бордюром, стоял сам демон. Огромное, чудовище с эфирным бело — синим телом, что постоянно меняло форму и плотность, то становясь летучим, словно дымка, то превращаясь в живую плоть и кровь, зыркало кроваво красными глазами на наглых людишек, что посмели встать на его пути.
— А подавиться не боишься? — Дерзко спросил Сергей в котором, растерявшийся от неожиданности следователь, едва признавал своего подопечного. Обычно спокойный парень, сейчас просто пылал от ненависти и возмущения. От него так и веяло решимостью и жаждой убивать.
— Вот я дурак. — Не решаясь вмешаться в происходящее, подумал Потапыч. — Совсем забыл, что наш мелкий в горячей точке побывал, и руки человеческой кровью замарать успел. Видно совсем я постарел, раз не заметил, вернее, забыл об этом. А ведь надо было помнить о точках на руке. Расслабился день ото дня, работая с ним бок о бок. Да и как не расслабился, ведь паренёк — то не перечливый, покладистый и такой домашний. Оказывается, это на него война так подействовала. Мда. Она всех меняет. Всех делает другими, даже если этого не замечаешь. Одни придя домой не находят себя в мирной жизни — ломаются, спиваясь. Другие пускаются во все тяжкие, наживая кучу бед на свою пятую точку. Третьи замыкаются в себе и уходят с головой в веру. Четвёртые стараются жизнь прожить за себя и за того парня, что навеки остался на поле брани. А вот пятые. Пятые, осознают ценность жизни, ценность семьи и ступают на путь созидания. Видно и Серёга, из таких, из пятых. Дома в кругу семьи мирный и заботливый, но стоило с врагом лицом к лицу сойтись, как нате вам, прямо пышет жаждой крови. Хм. И кто после этого тут настоящий демон?
Тем временем, пока Потапыч философствовал, демон распалялся, бросив на смертных первый удар, своей беспощадной аурой.
— И что это было? — С уничижительной ухмылкой спросил Роман, разгоняя перед собой сего — синюю дымку демонической ауры. — Ты нас запердеть решил? Так не выйдет моя сила воли, не позволит тебе нас в этом тумане удушить. Видишь? Даже делать ничего не приходится. А всё почему? Потому что я крестьянин, чьи предки веками работали на земле и растили скот. Неприятные запахи для меня и моей ауры — ерунда. Даже такие демонические — ерунда, ибо моя сила воли, благодаря которой я тружусь в поле и на ферме, постоянно совершенствуя её упорной тяжелой работой, просто автоматические нейтрализует твои миазмы. Так что, хоть упердись, а всем, кто находится в зоне действия моей силы воли — она нипочём.
— Ха-ха-ха! — Злобно рассмеялся демон. — Сила воли у него? Да чхать я на неё хотел. Все задохнётесь и здохнётесь от моей ядовитой ауры. — Заявил злобно демон, выпуская в наглецов новую порцию ядовитого газа. — Сила воли у него! Тьфу! Посмотрите на этого смерда, силу воли он культивирует! Не смеши меня! Нет такого способа, чтоб какой — то человечек, настолько свою силу воли развил, что она мой яд нейтрализует.
— Идиот! — Заявил фермер. — Это же надо, какой тупой демон нам попался. Сам подумай, глупец. По моей воле рождаются на белый свет сотни цыплят из яиц. Это я закладываю их в инкубатор, переворачиваю каждое в ручную. А потом из них, по моей воле, вылупляются цыплята, и первое что видят в этой жизни — мои руки. Я их кормлю, пою и лелею для того, чтобы потом, по своей воле убить. Доходит, тупица? Руки, от которых птенцы привыкли видеть тепло и заботу, предают их и наносят последний удар, отнимая жизнь. Это подлое предательство как не крути, но это предательство — моя воля. И будь эта воля слаба я никогда бы не смог обеспечить людей качественным мясом. Если мне под силу подавить силой своей воли собственную совесть, если я могу ею наступить себе на горло и заставить себя сделать то, что совершенно не хочу, то отчего меня воротит, то уж справиться с твоими ядовитыми миазмами я точно сумею. Ибо самый главный враг для меня — я сам.
— Проклятый крестьянин! Копался там у себя в курятнике, так чего сюда припёрся, иди, копайся дальше. — Поняв, что человечек перед ним и правда умеет своей аурой, что пропитана ужасающей силой воли, нейтрализовать его демонический яд, заявил демон.
— Не могу. Твои проделки мне мешают, расстраивают мои планы, мешают моей воле. Поэтому, извини, но я вынужден прибить тебя, чтоб не лез, куда не надо.
— Размечтался! — Заорал демон и, увеличившись в размерах, стал бросать в противников сгустками демонической энергии наполненной стихиями. — Раз не сдохните от яда, помрёте от буйства стихий! Ни один человечек не может устоять перед силами матушки природы — самой жестокой в этом мире.
— Твоя правда. — Согласился гончар, едва увернувшись от шара, пропитанного ветром, что пролетев мимо него, вырвался за пределы дворца и взорвался, превращаясь в смерч. — Природа прекрасна и жестока. В ней каждый поедает каждого без зазрения совести, борясь за собственную жизнь. Только вот ты не учёл одного маленького факта. Мы — люди, тоже дети природы. Да бог нам — отец, но природа — наша мать. И в своей жестокости, мы не уступаем своей матушке, а может, и превосходим её. — Говорил гончар, продолжая уворачиваться, дабы не погибнуть.
— Да толку от вашей жестокости? Только и можете, что друг дружку убивать. — Рассмеялся демон. — Против сил той, кого матушкой назвал, всё равно не попрёшь. Было бы иначе, не дохло бы столько народу во время землетрясений, наводнений и прочих радостей, что посылает вам ваша матушка.
— Да. Не спорю, дохнем. Но каждый выживший в испытании, посланном нам природой, становится сильней и сильнее. Даёт начало детям, что вновь проходят тяжкий путь и тоже становятся сильнее, пока в их душах не просыпается дух, что унаследован от отца. И тогда, матушка перестаёт посылать беды на головы своих детей, ибо дети легко справляются с ним.
— Ха-ха-ха! — Рассмеялся демон, продолжая бросаться в вёрткую цель сгустками демонической энергии, что постоянно взрывались и на месте их взрыва возникал то мощный фонтан воды, то пламенный столб, то смерч, то сотрясение земли. — Где же эти достойные дети своего отца, что-то я слыхом не слыхивал о таких? Если бы такие существовали, я ты точно знал, а так даже название их мне не ведомо.
— Почему же — знаешь ты его. Слышал наверняка сотни раз. — Возразил гончар, продолжая уворачиваться в ожидании момента, когда его дух воспылает. — Мы называемся просто — мастера. Мастера своего дела. Я вот гончар, в котором пылает дух земли! — Провозгласил Аким. — Да воспрянет он, да воспрянет мой дух!
И тут у Потапыча, что всё это время наблюдал за происходящим из своего укрытия, время от времени спасая свою жизнь быстрыми перебежками, челюсть отвисла от удивления. Он и раньше подозревал, что с местными мастерами не всё так чисто, поэтому и не полез следом за ними к демону. Но теперь, старый следователь убедился — эти люди не зря снискали себе уважение, ибо в их телах таился могучий дух, что они развили в себе собственным трудолюбием. И этот дух в час опасности, вырвался наружу и обычные люди, которых он хорошо знал, стали в одночасье воплощением божественных духов стихий. Четыре мужчины превратились в четырёх духов, огромных, не уступающих по размерам демону. Их тела больше не были человеческими — они стали сотканными из природных стихий. И тут, Потапыч впервые увидел, какими на самом деле должны быть големы, ибо Аким именно в голема и превратился, но не каменного или глиняного — он стал живым, ходячим куском бриллианта, что сверкал разноцветными красками. В его кристаллическом теле преломлялись солнечные лучи, раскрашивая стены дворца сотнями радуг. И каждая такая радуга, словно солнечная стрела, разгоняла серый туман, освещая дворик, предавая ему сказочный вид.
Но демон не терял времени, пока Аким проходил трансформацию, бросил прямо в него демонический шар, пропитанный стихией земли. Грозный снаряд угодил точно в цель, ибо во время трансформации, гончар не мог увернуться.
— Ха-ха-ха! Дух земли мне тут выискался! Сейчас проверим, какой ты у нас дух! Сдохни! — Радовался демон, посылая в большую и неповоротливую цель снаряд за снарядом. Они попадали в бриллиантовое тело, ударялись об него и рассыпались то градом камней, то сотрясением земли, от которого падали с ног все, кроме гончара.
— Это шутка такая? — Усмехнулся голем. — Неужели ты так глуп, что решил землю победить землёй?
— Нет! Я хочу выяснить чьи силы земли сильнее. Мои? Или твои?
— Само собой мои. — Спокойно ответил Аким и Потапыч, чуть от страха, за жизнь Акима, не умер.
Ведь демон столько ударов обрушил на него, что огромный голем скрылся из виду.
— Хм? И это всё? — Спросил Аким, когда все поняли, что каждый демонический удар, отправленный точно в цель, теперь просто в паль разлетается не причиняя даже царапин, не вызывая даже землетрясений. И сколько бы демон не старался, сколько бы ни бросался землёй, камнями или песком, голем стоял, словно под душем.
— Поигрался и хватит. — Заявил Аким. — Забираю я у тебя связь с землёй, не достоин ты этой силы. Направил её на разрушение, нет, чтобы созидать. Видно, ручонки у тебя кривые, даже для собственной зашиты, хорошую стену земли построить не смог. Вместо этого какое-то болото сотворил, да големов недоделанных, не качественных. А ведь столько веков просидел тут бездельник, сотни, раз бы уже мастером своего дела стать мог. Ну а раз так, незачем позорить звание мастеров земли. — С этими словами, Аким размахнулся и как врезал прямо по демоническому личику бриллиантовым кулаком. Да так врезал, что радужные отблески во все стороны полетели.
Взвыл демон, да так, что у Потапыча сердце от ужаса зашлось, он как никогда прежде ощутил неминуемую смерть. Но едва успокоился, едва собрался старый вояка с духом, как его ожидало новое, невообразимое зрелище.
Пока Аким отвлекал демона, вызвав всю его ярость на себя, остальные три мастера успели перевоплотиться. Теперь Максим был воплощением огня и металла, что пыша жаром и пламенем, наносил удар за ударом по демоническому телу. Захар стал водой, огромным человеком, чьё тело состояло лишь из воды, которую он извергал мощными потоками прямо в те места, куда наносил свои удары Максим. От соприкосновения с огнём и металлом демоническое тело приобретало плотность, а едва на него попадала вода, как оно тут же затвердевало и по него, обрушивал свои удары Семён. Мельник, сотканный из ветра, разрывал в клочья затвердевшее тело демоническое тело, тело, что с каждым ударом мастеров лишалось своих сил, лишалось связи со стихиями и слабело всё сильнее и сильнее.
И посреди этого хаоса и страшных воплей, спокойно стоял Сергей при поддержке силы воли, что излучал из себя фермер. Стоял с жестокой, безжалостной улыбкой на лице. Стоял и смотрел прямо на страдающего в мучениях демона. Стоял, а его ангельский взор пылал пуще прежнего. Так сильно сиял, что разрывал пространство меж мирами своим сиянием, словно делая в тонкой границе между мирами крестообразный надрез.
— Изыди. — Едва слышно произнёс идущий по сумеречному пути и раздался громкий треск. Пространство между мирами треснуло, порвалось именно там, куда так пристально смотрел Сергей. И через эту трещину, Потапыч смог собственными глазами увидеть тот, иной мир, демонический, что погряз в темноте и хаосе. И из этого разрыва, из этой дыры меж мирами потянуло леденящим ужасом, и демон заорал от боли и ужаса. Медленно, но верно, под градом ударов воплощений стихий и ангельским взором, его начало засасывать назад в мир демонический, прочь с земли, где ему не было места.
— Дудух! — раздался грохот после которого наступила в одно мгновенье оглушительная тишина.
Потапыч машинально выдохнул, осел с облегчением операясь о стену, что сильно пострадала от демонического буйства.
— Неужели всё закончилось? — Подумал он, не веря своим глазам, не веря собственному уму. Но как было не поверить, что секунду назад тут, на небольшом дворике перед дворцовым крыльцом бушевала не шуточная битва, если там всё ещё стояли четыре могучих духа стихий.