Я рассмеялся:
— Да какой уж там талант… Имею некоторые навыки. Могу сделать перевязку, вынуть пулю, закрыть рану, если она не очень серьёзная.
Уэллс тоже улыбнулся. Было видно, что он совсем пришёл в себя.
— Ну что же, вернёмся к важному вопросу, на котором мы прервались. Надеюсь, вас устраивают означенные мною суммы и условия?
Меня всё устраивало более чем полностью. Даже пять шиллингов в день были много лучшей платой чем любая другая, которую я имел возможность получать до этого предложения. Конечно же, как было сказано, работа предполагалась опасной и могла закончиться гибелью, но, по правде говоря, я не видел разницы между смертью при крушении небесной машины и любым другим её видом; при прямом ли попадании вражеского снаряда в военное судно, либо от пули в наземном сражении или просто от ножа грабителя под ребро в тёмном переулке. А так я, по крайней мере, испробую нечто новое, познаю неизведанное.
— Когда начинаем, мистер Уэллс?
— Мне нравится ваш настрой, Джозеф! Прямо сейчас. И не будем терять ни секунды.
<p>
<a name="TOC_id20228258" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20228260"></a>ГЛАВА ПЯТАЯ
в которой наши герои готовятся к путешествию
Список, составленный мистером Уэллсом был адской смесью физико-химических приборов и его наивных заблуждений о том, что может понадобиться путешественнику в дикой местности. Баллоны со сжатым гелием, аккумуляторы и лампы соседствовали с плащами, зонтами, сапогами, одеялами и подушками, походными котелками, алюминиевыми тарелками, кружками, ложками и вилками; нашлось место даже для клетки с канарейками.
Я вычеркнул за ненадобностью практически всё, что не относилось к науке, заменив алюминиевую посуду на кружки, миски и ложки из дерева, оставив только их; ложка может заменить вилку, а кухонные ножи так и вообще не нужны, если есть острый солдатский кинжал. Шёлковые простыни, подушки и байковые одеяла сменились двумя спальными мешками с армейской распродажи.
Когда встал вопрос об исключении из списка экспедиции канареек, мистер Уэллс проявил ультимативную твёрдость, отказавшись избавляться от этого, по моему мнению необязательного предмета интерьера.
— Вы не понимаете, Джозеф! — кипятился он, — Мы не знаем, какая на Марсе атмосфера. Перед тем как выйти самим, мы выпустим птицу и взглянем, как она себя поведёт. Коли она не погибнет — значит, и нам вреда не будет.
Наконец, после наших долгих стараний, список стал достаточным. Он пополнился в числе прочего револьвером, парой ружей и полдюжиной метательных ножей.
Я рассчитал провизию на месяц пути: вяленое мясо, мука, сушёные фрукты, жевательный табак (и немного курительного), небольшое количество специй и чая, а также кофе и коньяк. Не забыл и о медицине, добавив к списку перевязочный материал, инструменты, спирт и морфий.
Следующий день мы занимались закупками. Я взял в аренду большую фуру с лошадью — крупной кобылой клайдсдейлской породы. Старый жид потребовал расписку и пять фунтов залога, но я имел опыт в подобных делах и сказал ему, что за такие деньги будет уместнее взять эту кобылу и телегу себе в собственность, чего они, конечно же, совершенно не стоят. Он начал плеваться и показывать в мою сторону пальцами “козу”, бормоча какие-то оскорбления на своём языке. Я злобно плюнул в ответ, прорычал: “Гори в аду, свинья!”, развернулся и пошёл прочь.
Не пройдя и пары десятков шагов, почувствовал мягкое давление под локтем. Тот же еврей брал меня под руку, на лице его была самая любезная улыбка из всех, что я видел в своей жизни. Я зыркнул строго для солидности, но дал увлечь себя обратно к лавке.
После четверти часа причитаний о большой семье, которую надо кормить и заверений в том, что добрый реб нисколечко не хотел обидеть доброго гоя, мы сторговались на фунт залога под расписку. После чего каждый получил своё.
Кажется, в этот день мы не оставили без внимания ни одного рынка и вархауса в городе. В итоге фура была забита доверху самым разнообразным скарбом согласно нашего списка и лошадь едва дотащила её до конторы.
Закончив поздним вечером, мы решили ночевать тут же, сменяя друг друга, дабы упредить ночное воровство, имевшее место в этом и прилегающих кварталах.
Мистер Уэллс вызвался сторожить первым. Я предупредил его разбудить меня через четыре часа. Он приготовил себе крепкий кофе, включил керосиновую лампу и с весьма бодрым видом принялся изучать какую-то толстую книгу, удобно устроившись на козлах. Понаблюдав за ним, я лёг под бортом и заснул.
Проснулся я сам. Как мне показалось, раньше оговоренного времени. Причиной пробуждения был странный и весьма угрожающий звук совсем неподалёку от меня. Спросонья мне послышалось, будто рычит львёнок, у которого отбирают добычу.
Будучи в Африке, я однажды наблюдал, как местные продавали молодого льва. Чтобы продемонстрировать его норов, они засунули в клетку кусок мяса на верёвке, а затем начали вытягивать его. Недовольный и явно голодный зверь вцепился в мясо и озлобленно рычал, а негры с широкими белозубыми улыбками взбадривали его пикой на потеху будущим покупателям.
Но откуда взяться льву в Лондоне?
Не меняя позы, я приоткрыл глаза и скосил их в сторону источника звука. Окрестности были озарены призрачным светом полной луны. Складки рогожи, укрывающей содержимое нашей телеги от того имели резкие очертания — словно часть лунной поверхности перенеслась на Землю. На козлах, едва подсвечиваемый дрожащим огоньком почти угасшей керосинки, запрокинув голову и громогласно храпя, безмятежно спал мистер Уэллс.
Я подумал, экая напасть — так он всю улицу разбудит. Тихонько встал, скатал в валик покрывало, служившее мне покровом и деликатно подложил его под шею Уэллса. Голова его получила опору и храп, хоть и не сойдя совсем “на нет”, стал довольно тихим и, я бы даже сказал, уютным. Мистер Уэллс что-то пробормотал, но не проснулся.
Я уселся под колесо телеги, постелив на землю какой-то пустой мешок. Достал было трубку, но, вспомнив недавний инцидент, спрятал обратно. Откусил кусочек от плитки табака, задвинул языком между нижней челюстью и губой. Откинулся на колесо и стал смотреть на звёзды.
Вот ведь, как интересно получается… Сейчас я сижу на земле, находясь на Земле, и смотрю на небо, тщетно пытаясь выискать красную точку Марса. А менее чем через две недели, может быть, буду так же сидеть на земле Марса и искать глазами Землю и то место, откуда я смотрел на Марс. Или не буду, ввиду того что с грохотом перейду в мир иной — и такое тоже не исключено. Но оба эти пути объединяет одно: я буду первый, кто посетил другую планету или расстался с жизнью в попытке сделать это.
Ну, или первый после мистера Уэллса, как посмотреть. Ведь это его затея, а я лишь ассистент, фигура второго плана. Но всё же, я доволен — мне с лихвой хватит и того, что я увижу, чего никто не видел до меня. Будет о чём рассказывать внукам.
Небо постепенно светлело. Звёзды поблёкли, на горизонте наметилось зарево восхода. Я зашёл в контору, подошёл к камину. Подкинул опилок в почти холодные угли, подул на них, слегка расшевелив щепкой. Зарделся алым уголёк, несколько искорок попали на опилки и те занялись. Я подложил щепок и поставил джезву на решётку, не дожидаясь, пока огонь наберёт силу.
Когда кофе начал подниматься, я снял джезву с огня и разлил напиток в две деревянных кружки. Нарезал сыр и ветчину грубыми ломтями, разломил хлеб. Поместил всё на поднос и вышел будить Уэллса.
<p>
<a name="TOC_id20229850" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20229852"></a>ГЛАВА ШЕСТАЯ
где всё оборачивается катастрофой
К шлагбауму на въезде в карьер мы прибыли задолго после часу дня. Массу времени заняло перекладывание нашего скарба в таинственные ящики, занимавшие место в конторе, назначение которых мне теперь открылось с полной ясностью.
Уэллс приписывал этим сборам большое значение. По его объяснению, в небесной машине вся свободная от приборов стена представляет собой этакий шкаф, в который эти ящики вставляются. Для того чтобы имущество экспедиции не загромождало кабину, оно помещается в них и любая вещь доступна одинаково непринуждённо.
Я признал эту систему мудрой и, вне всяких сомнений, удобной. Долгие часы мы укладывали вещи в ящики, а Уэллс вёл их учёт в толстой тетради с обложкой из бычьей кожи. К концу погрузки я хорошо ориентировался в том, где что лежит, поскольку всё запоминал — а на память я не жалуюсь.
После погрузки я запряг лошадь в фуру и мы тронулись к месту расположения небесной машины. Как уже упоминалось ранее, это был старый угольный карьер, открытые работы в котором почти что и не велись, поскольку весь поверхностный пласт был выбран и работы сместились в шахту, вход в которую был расположен в дальней стороне карьера. Однако сам карьер был охраняемым по причине того, что на его краю располагалась контора и склады с оборудованием для добычи угля. Владельцем шахты был некий виконт Харрингтон, вхожий в научное сообщество и очевидно считавший себя знатным учёным. Знакомство с ним дало Уэллсу возможность проводить свои опыты и строить машину в относительно защищённом и уединённом месте.
Уэллс спрыгнул с козлов и с видом завсегдатая пошёл к конторе. Шагов через десять обернулся:
— Мистер Дрейк, пойдёмте со мной. Будете представительствовать как мой ассистент.
Я огляделся, решая, можно ли оставить наше имущество без опаски. Контора находилось довольно далеко от въезда — ярдах в пятистах или около того. К ней наискось вела тропинка, вытоптанная в чахлой траве. Рядом с будкой охранника сидел чумазый пацан лет двенадцати. Я кинул ему фартинг: “Следи за телегой в оба”, затем пошёл вслед за Уэллсом к конторе.
Мы обошли здание конторы с единственным зарешёченным окном и остановились на крыльце. Уэллс выглядел несколько взволнованным.
— Джозеф, послушайте меня внимательно. — он оправил несуществующую складку на пиджаке, — Сейчас мы войдём. Я убедительно прошу вас молчать и ничего не предпринимать, что бы вы там ни увидели.
За недолгое время нашего знакомства я успел кое-как изучить характер Уэллса. В целом он был несколько чувствительнее обычных людей. Вот и сейчас его явно волновала предстоящая встреча. Решив поддержать и укрепить его, я понимающе кивнул:
— Я буду спокоен как лев, мистер Уэллс.
— Вот и хорошо, вот и замечательно... Что ж, пойдёмте тогда.
Он взошёл на крыльцо, проследовал через небольшой пыльный тамбур к двери офиса. Поднял руку и после небольшой паузы робко постучал.
— Войдите.
Открыл дверь и мы вошли. За столом, обитым зелёным сукном (местами сопревшим и потемневшим) сидел пожилой дородный господин с седой шевелюрой. После того, как мы появились, он ещё какое-то время писал пером на гербовой бумаге. Затем установил перо в чернильницу, аккуратно прокатал по бумаге массивное пресс-папье, смахнул лист в ящик стола и только после того обратил на нас внимание.
Пару секунд он рассматривал посетителей. Вдруг, лицо его потемнело, как небо перед грозой. Он оглушительно взревел:
— УЭЛЛС!
Как мне показалось, я оглох. Кажется, я понял, что хотел донести до меня мистер Уэллс у входа.
Мужчина продолжал сверлить нас — или, точнее, Уэллса — тяжёлым взглядом больших тёмных, слегка на выкате, глаз.
— И ВЫ СМЕЕТЕ ЗДЕСЬ ПОЯВЛЯТЬСЯ?! — щёки его тряслись в приступе апоплексического негодования, — ВЗРЫВ БЫЛ СЛЫШЕН В ЛОНДОНЕ!
Уэллс выглядел как школяр, пойманный за употреблением опиума. Смесь страха и искреннего раскаяния появилась на его лице, руки мяли шляпу, живя своей жизнью: