В туманной дымке под нами уже можно было разглядеть холмистую поверхность кирпичного цвета, рассекаемую каналами более тёмного оттенка. Мы спускались в дельту, образованную двумя из них и увенчанную большим круглым водохранилищем.
Местность, куда мы устремились, была пустынной — редкие кустарники, да ещё более редкие деревья — но за одним из каналов я разглядел нечто вроде селения: несколько остроконечных пирамид кучковались на ровной площадке меж холмов. Самая высокая из них находилась в центре ансамбля, в окружении более низких.
Уэллс был архи-сосредоточен на управлении небесной машиной. Когда я всё-таки решился отвлечь его, лишь буркнул мне: “Займите кресло, Джозеф. Посадка будет жёсткой. Мы слишком быстро опускаемся — почти что падаем...” и вновь погрузился в скопище рычагов, рукояток и верньеров.
Быстро проверив движители, я последовал его совету — и вовремя. Уэллс запустил их все на полную мощь и тряска стала сумасшедшей. Канонада взрывов в камерах слилась и была просто оглушающей — представьте себе бочку, на которую кто-то сыпет тяжёлую дробь вперемешку с камнями. А вы заперты внутри неё.
Крепко ухватившись за подлокотники своего кресла, я смотрел на иллюминатор люка. Воздух за ним был ржаво-жёлтым от поднявшихся густых клубов пыли и почвы и был виден дрожащий оранжевый горизонт с жирной пыльно-голубой точкой солнца.
Внезапно позади меня бухнуло увесисто и кабина резко накренилась. Посыпались на пол ящики из шкафов, смотрящих книзу. Послышался вскрик Уэллса, чья позиция, очевидно, приняла значительную часть содержимого злосчастных ящиков и тут же небесную машину потряс страшной силы удар о поверхность планеты. Я, не удержавшись, вылетел из своего кресла и скатился по полу на кучу самых разнообразных предметов — некоторые были весьма твёрдыми. Приложившись затылком обо что-то особенно жёсткое, я потерял сознание.
<p>
<a name="TOC_id20233138" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20233140"></a>ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
в которой…
Темнота густая, липкая, осязаемая. Рядом со мной кто-то находится.
Кто-то очень недобрый.
Тот, кто видит меня, а я его — нет. Чувствует мой запах, а я — нет, не чувствую абсолютно.
Тот, от кого не найти защиты всего лишь человеку.
Жаждет схватить меня за горло лапой с длинными, острыми как лезвия, когтями и вмиг отделить мою голову от тела, отправив несчастную призрачную душу в немой утрате бессильно видеть как разрушается то, что ещё совсем недавно было её вместилищем.
Глаза.
Они открылись предо мной медленно, с предвкушением. Сначала был тонкий изгиб звериного прищура, затем — широко раскрытые, с плотоядным интересом ищущие, оценивающие, алчущие.
Я — всего лишь дичь.
А ядовито-зелёные овалы с вертикальной острой прорезью зрачка, в котором плещется пламя — то глаза беспощадного охотника.
Мы зрили с ним друг в друга. И он видел меня насквозь, всё моё нутро, без утайки до самого донышка, а я — не видел ничего.
Зловещий, царапающий изнутри смех пронзил тишину и пустоту. Взгляд мой помутился, а с ним и сознание...
<p>
<a name="TOC_id20233192" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20233194"></a>ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
где Джозеф Дрейк приходит в сознание и узнаёт,
что происходило сразу после падения
— Джозеф, очнитесь! Ох…
Я лежал на спине. Слегка размытые, пред моими глазами были иллюминаторы; тот, что в потолке — с зеленоватым закатным небом, и меньший, на люке, обращённом вверх и частично засыпанном мелким мусором и песком. Вероятно, от удара головой я принял их за глаза, а подавленный разум дорисовал всё остальное.
Да уж… В жизни не испытывал такого страха.
Уэллс сидел рядом со мной — я наконец разглядел его силуэт на фоне скошенного потолочного иллюминатора.
— Что… с нами… приключилось, мистер… Уэллс?.. — слова давались мне как-то тяжело, — Как… вы себя… чувствуете?
— Лежите, Джозеф, лежите. Вы стукнулись затылком и потеряли сознание. Я, как смог, сделал вам повязку и примочку из листьев коки. Она скоро подействует, потерпите.
Кажется, она уже действовала. Я ничего не ощущал — ни в затылке, ни где либо ещё.
Скосил глаза на Уэллса. Зрение моё уже привыкло к скудному освещению и я видел, что он время от времени болезненно морщится и стеснённо поводит плечами.
— А вам тоже досталось… мистер Уэллс… — я опустил взгляд с его лица на грудь. — Серьёзные… поврежения… имеются?..
— Не волнуйтесь, Джозеф, я в полном порядке. — он потёр грудь и натужно, но при том бодро рассмеялся, — Разве что немного завалило ящиками с боеприпасами и вашими специями. Да и случайным сапогом по лбу получил.
На его лбу и в самом деле краснела треугольная отметина подошвы сапога.
Я лежал, а он рассказывал мне о том, какой урон обнаружил за краткое время, пока очнулся сам и не был занят мной.
Часть ящиков, упавших на твёрдый пол, раскололась и была безнадёжно утрачена. Некоторое их количество не пострадало, ударившись о мягкого мистера Уэллса и вашего покорного слугу, который к тому времени был уже без чувств.
Уэллс с некоторым усилием выбрался из своего кресла, скинув с себя пару ящиков и груду разной мелочи. Извлёк меня из-под завалов и сделал перевязку. Соорудив из меховых курток и другой одежды этакую мягкую лежанку, уложил меня на неё, пока я оставался без сознания. Затем занялся ревизией наших потерь и окружающего хаоса.
Пол отныне был наклонным. Нижняя его часть была усеяна толстым слоем самых разнообразных вещей. Когда я увидел всё это воочию, мне оно напомнило спектакль “Али-баба и сорок разбойников”, виденный как-то в бродячем театре на ярмарке. В нём самый главный злодей восседал на точно такой же горе вещей и фальшивых лицедейских драгоценностей из папье-маше и дешёвой парчи.
Клетка с канарейкой выглядела как яйцо всмятку, которое уронила на пол кухарка. Пичуга, к счастью, была жива, хотя и крайне напугана. Она не пела в своей обычной манере, а издавала изредка жалобный, совсем не птичий писк — так Уэллс её и обнаружил, заваленную вещами. Впрочем, только лишь клетка была водружена на вершину горы вещей, канарейка приободрилась и тут же начала чистить пёрышки и ухаживать за собой.
Освещение отключилось полностью и Уэллс пока не имел понятия, в чём тут дело. “Я с этим непременно разберусь” — пообещал он.
Рассмотрев в иллюминаторах местность, где приземлилась небесная машина, он понял, что произошло и почему мы в таком странном положении. Мы приземлились на границе геологического разлома, своеобразной террасы. Аппарат одной стороной осел на нижний её уровень. Нам очень сильно повезло в том, что высота сброса была не более трёх футов и оставалась возможность для взлёта. Если бы машина завалилась на бок — для нас это был бы путь в один конец. Хотя, не исключено, что хитроумный мистер Уэллс и здесь выдумал бы что-то, что спасло наше положение.
Он рассказывал мне о происшедших событиях, а я ощущал, как моя голова постепенно наливается тяжестью, а сознание меркнет. Заметив это, он сказал:
— Вам нужно отдохнуть, Джозеф. Поспите, а я покамест разберусь с электричеством.
Последние его слова я едва услышал, проваливаясь в сон.
<p>
<a name="TOC_id20234105" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20234107"></a>ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
первые люди на Марсе
Проснулся я от громких проклятий. Уэллс на чём свет стоит костерил динамо-машину, упорно не дававшую электричества лампам, но коварно ударившую током самого учёного. Понаблюдав за его экспрессией, я подал голос:
— Будет вам, мистер Уэллс. В конце концов, это лишь бездушная железка.
Он повернулся ко мне:
— А, Джозеф! Очень хорошо, что вы проснулись. Каково ваше самочувствие? — он пытливо и, как мне показалось, с неким опасением взглянул мне в лицо, — Всю ночь вы разговаривали во сне. К сожалению, невнятно, я ничего не смог разобрать.
Я прислушался к своим ощущениям. Их нельзя было назвать идеальными для меня, но бывало и хуже. В целом, я чувствовал себя хорошо; немного ныл затылок, но без оглядки на это, я, считай что отделался лёгким испугом.
— Благодарю вас, мистер Уэллс. Вроде бы мне полегчало.
— Это отличная новость, Джозеф! Мы должны сегодня попытаться выйти на поверхность. Я подсчитал наши запасы сжатого воздуха и всё к тому, что мы либо вылетаем обратно не позднее нынешнего вечера, либо перестаём пользоваться воздухом из баллонов “Future”, заместив его атмосферным.
Благодаря добротному обучению науке на протяжении полёта, я уже понимал, о чём речь. Если воздуха не хватит — мы попросту задохнёмся. Посему, необходимо поторопиться.
Я осторожно поднялся со своей лежанки. Сел, опёрся руками о пол. Пощупал затылок. Вполне нормально. Если не трогать голову руками, головная боль почти незаметна. Встав на ноги, я медленно совершил несколько приседаний. Не обнаружив ни головокружения ни тошноты, возрадовался — кажется, сотрясение мозга минуло меня стороной.
— Я в вашем распоряжении, мистер Уэллс.
— Что же… Давайте покончим с этим прямо сейчас. — он выудил из инструментального ящика гаечный ключ и направился к люку. — Я сейчас выну внутреннее стекло, а вы, будьте так добры, достаньте птичку из клетки и принесите её сюда.
Я открыл дверцу клетки. Птица испуганно забилась под вмятину, образовавшуюся от удара. Я выправил вмятину, аккуратно взял канарейку, погладил жёлтую головку большим пальцем. Она тревожно крутила головой, когда я подошёл к Уэллсу.
Он сдвинул в сторону внутреннее стекло, оправленное в железный обруч. Я посадил птицу в пространство между двумя стёклами и Уэллс, вернув стекло обратно, снова начал плотно закручивать гайки.
Я недоумённо спросил:
— А как мы снимем внешнее стекло, не выходя наружу?
Он улыбнулся хитрой улыбкой фокусника:
— Последний болт проходит всю дверь насквозь. Как только я выкручу его на достаточную длину, внешняя атмосфера непременно попадёт между стёклами.
Что он и сделал тут же. Канарейка, вполне освоившаяся меж стёкол, почувствовав приток свежего воздуха, забилась, но вылететь ни внутрь ни наружу, естественно, не могла. Мы наблюдали за ней около получаса, затем Уэллс решительно произнёс: