— Достаточно! За полчаса любая божья тварь издохла бы, будь за дверью ядовитая атмосфера. Мы выходим.
Он начал крутить запорное колесо. Через несколько его оборотов мы услышали шипение воздуха. Уэллс объяснил это разницей в давлении в небесной машине и атмосфере Марса: “Планета несколько меньше Земли. Соответственно, давление воздуха на поверхности Марса такое же, как в земном высокогорье.”
Наконец мы открыли люк, с огромным трудом вытолкав его общими усилиями. Я взял топор с ручкой трёхфутовой длины и распёр дверь таким образом, чтобы мы имели возможность проникать в машину и выходить из неё, не прилагая значительных к тому усилий.
Воздух был тёплым, сухим и чуждым. Не неприятным, нет — но, вдохнув его, любой точно знал бы, что он находится не у себя дома.
Я высунулся из люка наполовину и огляделся. Во все стороны, куда хватало глаз, тянулась безжизненная местность; по ржавого цвета земле были раскиданы камушки, камни и валуны цветов от красного до тёмно-серого. Редкие пучки желтоватой травы, произрастающие меж камней, были похожи на клубки колючей проволоки. Унылое место.
— Что там, Джозеф? — Уэллс нетерпеливо отодвинул меня в сторону. Оглядевшись также, как ранее я, деловито заметил, — Ну, смерть от удушья нам не грозит.
Я поднялся на край люка и спрыгнул на землю. Подошёл к ближайшему кусту, наступил на него ногой — тот рассыпался в мелкую солому. Я наклонился, взял несколько соломинок, понюхал. Трава, как есть.
Уэллс громыхал чем-то в недрах небесной машины. Потом затих. Через какое-то время я услыхал скрежет металла о металл и натужное: “Помогите, мистер Дрейк.” Из люка показался конец широкой трубы.
Я резво вскочил к люку и взглянул внутрь. Уэллс скорчился под длинной трубой чёрного цвета, пытаясь, но не будучи в силах вытолкнуть её из люка. Это был довольно большой телескоп, взятый для наблюдений за небесными телами с поверхности Марса. Я подхватил его за один из ремней, прикреплённых к корпусу и начал тянуть на себя.
— Только осторожно, очень осторожно, Джозеф! — возопил учёный, когда труба неожиданно выпрыгнула из его рук. — Там весьма нежная оптика, бога ради — не повредите её!
Я улыбнулся ему:
— Не волнуйтесь, мистер Уэллс. Наладим вашу трубу в лучшем виде.
Я аккуратно положил телескоп на землю. Уэллс установил треногу, затем снял колпак с тубы и мы вместе извлекли трубу телескопа из футляра. Водрузили её на треногу и учёный занялся настройкой телескопа; озабоченно крутил разные ручки и настроечные барашки, совершая круги вокруг треноги. Я решил ему не досаждать, благо у меня имелись свои дела по хозяйству и направился к люку.
Какой-то незначительный звук вызывал смутное беспокойство. Я начал искать его источник и обнаружил, что звук доносится от иллюминатора в люке.
Канарейка! Как мы о ней забыли — ума не приложу. Взяв инструмент, которым Уэллс ранее откручивал гайки на стекле, я сначала полностью закрутил сквозную гайку, затем открутил удерживающие внутреннее стекло. Сдвинул стекло вбок и заглянул.
Птица сидела внутри проёма, имея несколько оцепенелый вид. Я извлёк её и начал поглаживать пальцем по голове, удерживая на ладони. Несколько секунд ничего не происходило, затем канарейка вдруг выпорхнула из моих рук, жёлтой стрелкой метнулась к ближайшим невысоким зарослям и скрылась в них.
Минуту или две я разглядывал кусты, но не смог её обнаружить. Потом вытащил клетку из небесной машины, подсыпал туда семян и поставил клетку сверху на люк — авось, сама вернётся.
До позднего вечера я устранял беспорядок, возникший в кабине во время нашей суматошной посадки. От множества вещей пришлось избавиться ввиду полной потери ими пригодности к использованию. По счастью это не коснулось предметов жизненно важных и наибольшую часть нашего убытка составили беспорядочно смешавшиеся семена для посева и пустые тетради, залитые чернилами из расколовшейся от удара стеклянной бутыли.
Закончив, я достал из машины топор и направился к сухому скрюченному дереву, произраставшему невдалеке и примеченному мною во время посадки. Оно было как камень, но в конце концов я срубил несколько ветвей.
Вернувшись к месту посадки, я обустроил из булыжников место для костра. Набив мелкой щепы, сложил островерхий “домик” и присыпал трухой от ближайшего куста. Чиркнул спичку, бросил под “домик”. Скоро передо мной, бросаясь искрами, потрескивал небольшой костерок. Я подложил на него ветки потолще, установил треногу и подвесил на цепь котелок. Затем занялся приготовлением ужина.
Уэллс всё это время производил наблюдения в телескоп, что-то непрестанно записывая; иногда я слышал от него эмоциональные междометия, знаменующие открытие им чего-то нового, либо уличение в ошибочности каких-то старых знаний.
Вечерело. Я вынес из кабины трапезный столик, выставил на него деревянные миски. Выложил в них похлёбку с вяленым мясом и овощами. Выставил бутылку красного вина из наших скромных запасов. Пригласил Уэллса к столу.
Заняв место и нацепив салфетку за воротник, он повёл носом:
— Прекрасный запах, мистер Дрейк. Отличный соус!
Я открывал бутылку с вином. Вытащив пробку, передал ему, чтобы он оценил аромат.
— Будь мы на нашей планете, мистер Уэллс, этот “соус” был бы сдобрен пинтой хорошего тёмного пива. — я задумался, — Или эля.
— Но у нас есть вино! Зачем же эль?..
— Нет, прямо туда, мистер Уэллс.
— Туда? В котелок?..
— Да, в котелок, конечно же.
— Что вы, как можно использовать пиво в таком блюде? Вкус будет, как у совершеннейших… гм..
— Помоев, вы хотели сказать?
— Ну, — Уэллс помялся, — Примерно так, да.
— Вот вернёмся домой и я угощу вас настоящим соусом с пивом. Решено!
Так, за неспешной трапезой с непринуждённой беседой, вечер сменился ночью. Всё было точно как на Земле — разве что лун было две, а не одна. И формы они были не круглой, а какой-то овальной, несовершенной — висят в небе картофелина, да булыжник. Но это не сильно заметно, если не вглядываться.
Мы пили вино, Уэллс делился планами на ближайшее и далёкое будущее, коих у него имелось несметное множество — на целую жизнь или даже на две. Я рассказывал истории из своей жизни, вполне обыденной, но тоже местами любопытной. Кажется, за этот вечер мы узнали друг друга лучше, чем за всё прошедшее время с момента нашего знакомства.
— Вот скажите, Джозеф… А нельзя ли было не бить беднягу Томаса до кровопускания?
— Помилуйте, мистер Уэллс. Я лишь слегка стукнул его. И это нужно больше для его блага, чем для нашего.
— Да, понимаю… — он потёр переносицу, — Но всё же… Предупредить хотя бы можно было.
Я улыбнулся, вспомнив изумление на лице Томаса.
— Ни к чему было мучать его, готовя к неминуемому. И такое предупреждение могло повлиять на решимость не только его, но и мою. Я мог смазать удар, он — начать уворачиваться… Всё это выдало бы наши намерения своей фальшивостью.
— Вы расчётливый и сильный человек, мистер Дрейк. Не дай Господь оказаться вашим врагом.
— Все мы чем-то грешны, мистер Уэллс. Что сделано — то сделано и я не кажусь себе за это ангелом. Но, просто стараюсь быть человеком доброй воли, очень стараюсь...
Я достал из кабины два свёртка и раскатал их в спальные мешки. Расстелил прямо тут же, у костра.
— Ну, надеюсь, дождя ночью не случится.
Уэллс неловко влез в свой мешок — явным образом, ему это было впервой — но затем освоился.
— А ничего! Удобно даже. — И почти что сразу захрапел.
Костёр догорал — никто давно не подкладывал новый хворост. Я лежал в своём мешке и смотрел в ночное небо. Вот и произошла та смена, которую я пытался представить себе семь или восемь дней назад. Тогда я с Земли смотрел на Марс, а нынче с Марса пялюсь в то место, где по словам Уэллса должна находиться Земля.
Как это странно, но я не испытываю того страха, который был во мне во время путешествия через эфир. Вероятно, ему способствовало осознание чужеродности среды, окружающей нас: двое смельчаков в железной бочке посреди бескрайней пустоты — вот настоящий вызов разуму и здравому смыслу!
Иное дело — Марс. Здесь есть земля, кусты, деревья, камни… Не встретилось, правда, ни одного живого существа, но кто-то же построил пирамиды и башни по ту сторону канала.
Ну ничего. Скоро мы всё узнаем.
Я незаметно погрузился в сон.
<p>
<a name="TOC_id20234562" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20234564"></a>ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
где наш путешественники совершают вылазку к каналу
и возвращаются, не подозревая, что их ожидает
С первыми лучами солнца мы начали готовиться к походу. Собственно говоря, Уэллс порывался сделать это ещё вчера, но я его отговорил, сославшись на предыдущий тяжёлый день и на то что мы нуждаемся в отдыхе.
И вот, мы, превосходно отдохнувшие, бодрые и полные сил, завтракали сэндвичами из остатков земного хлеба с вяленой говядиной и сыром, запивая крепким кофе.
— И что же вы думаете, мистер Дрейк? С чем нам, может быть, придётся столкнуться?
Уэллс был в приподнятом настроении и желал разговаривать о предстоящем походе при любой возможности, чем напоминал ребёнка, которому пообещали цирк после воскресной школы. У взрослого мужчины такое поведение могло выглядеть несолидным, но я не хотел портить ему впечатления, потому поддерживал разговор, как мог.
— Едва ли мы встретим здесь львов или пум, — сказал я, вдумчиво собирая заплечный мешок Уэллса. — Но револьвер на всякий случай лучше взять с собой.
Я предложил Уэллсу взять с собой винтовку, ну или хотя бы лёгкое охотничье ружьё 32-го калибра на мелкую дичь. Но он рассмеялся: “Джозеф! Милый мой, Джозеф. Мы прибыли на планету, откуда разумные существа отправили сигналы в эфир. Какие здесь должны быть опасности, чтобы была нужда вооружаться до зубов — мне невдомёк.” и брать какое бы то ни было оружие категорически отказался.
Покончив с его ношей, я занялся своей, более объёмистой. В отличии от уэллсова мешка с сэндвичами, тетрадями и какими-то мелкими приборами, которые он пожелал взять с собой, я взял топор, мешочек с патронами для револьвера, добрый моток лёгкой, но прочной льняной верёвки, горное снаряжение и некоторые другие вещи.
Наконец мешок справно лёг мне на плечи, револьвер удобно устроился в кобуре на портупее и мы выдвинулись. Я не стал закрывать небесную машину, полагая, что в этой пустыне не найдётся никого, кто вздумал бы поживиться её содержимым.
О, как я ошибся! Реальность оказалась совершенно иной и мы испытали по этому поводу свою долю неприятных ощущений, включая досаду от моего легкомыслия. Но, как говорится, если бы желания были лошадьми, то нищие могли бы ездить верхом.
А пока, мы бодро шагали по каменистому плато, временами перебираясь через небольшие овраги и обходя каменные кучи. Постепенно местность переходила в склон, деревья и кустарники появлялись всё чаще и по всем признакам мы приближались к воде.