- Прости меня, Господи, прости! Святой Антоний, не ведала, что творила! Времена тяжелые у нас! Выбора не было! Совсем не было! - рыдала она в мою рясу, а я понимал, что теперь я уже точно ничего не понимаю . Сначала они кричат, что Альвева - убийца, потом видят какие-то крылья, теперь просят прощения за что-то. Господи, это они безумны или я?
Женщина продолжала рыдать, а ее муж Йохан поднимал ее с колен и не переставая повторял: “ Она обезумела! Обезумела! От горя обезумела!”
- Прости,Господь, грешны мы! Мы сами продали Иду Альвеве! Она наш восьмой ребенок! Альвева принесла нам несколько мешков с зерном! И наши остальные дети больше не голодают! Господи, спаси нас! Помилуй! Раска-а-а-аившихся. Я не хочу в ад! Не хочу! Не хочу! - лепетала Агнета, заглядывая мне в глаза и ища в них что-то похожее на прощение.
Но нашла только злость, от которой отшатнулась, словно я пригрозил ей ножом. Я ничего не понимал, но знал, что должен разобраться. Единственное, на что хватило ума, так это отдать приказ:
- Йохана и Агнету - под стражу! Остальных родителей в допросную, я буду разбираться! Альвева, скажи мне, они говорят правду? - я развернулся к девушке, которая стояла, как зачарованная. Я тряхнул ее за плечо. Ее волосы дернулись, а она смотрела на меня, поджав губы и молчала. - Альвева, ты делала это или нет? Зачем они продали тебе детей? Ты действительно их ела? Что здесь происходит?!
Я старался отдышаться, и чтобы успокоиться запустил руку в волосы. Что происходит с этим миром? Что стало с моим орденом? Что стало с людьми? Продать своего ребенка! Это как же надо…
- Ты знаешь, что должен делать, святой, - подливал масла в огонь епископ. Посох ему уже вернули, святой отец чинно опирался на него, глядя на всех свысока, - По твоим же заветам, святой Антоний, отказавшийся сотрудничать со святым судом, в защиту себе или обвинение, к нему применяются…
- Иные методы дознавания, - сквозь зубы процедил я, отчетливо помня свои писания для ордена. Я предпринял последнюю попытку разговорить Альвеву. Я смотрел ей в глаза и держал ее за подбородок. Она молчала и отводила глаза. - Альвева, последний раз прошу тебя! Именем Господа заклинаю, скажи что-нибудь! Ты не оставляешь мне выбора! Я буду обязан применить к тебе устав допроса!
Девушка молчала… Я не знал почему, единственное, что мог сделать для нее - выбрать первым один из гуманных способов дознавания…
- Готовьте дыбу, - я отдал приказ и развернувшись на пятках направился прочь из молельного зала. Шаги гулко отдавались от стен обители, создавалось впечатление, что орден вымер. - Господи, прости….
С тяжелым сердцем я вошел в пыточную. Поникшую и молчащую Альвеву уже приковали к дыбе, рядом с дверью стоял писарь, раскладывая свои бумаги на высоком столе. Палач уже приготовился исполнять свои обязанности, а я смотрел на ведьму. Я верил в то, что сейчас, при виде пыточной, она наконец-то заговорит.
Но ведьма молчала. Нет ничего страшнее тишины, когда на кону была правда.
- Спорим не будет пытать? - потер лапки Люцифер, протягивая руку всем желающим. - Мишенька, спорим на меч, что Туся попугает и отпустит? Он же святой! А пытать как бы грех!
- Спорим!!! - заорал Бельфегор, а его глаза радостно сверкнули. Огромная лапа схватила руку Люцифера и затрясла ее. - Дося! Дося! Я с Люсей спорю! Разбей! А то пернатым доверия никакого! Или пусть всадники апокалипсиса твои разобьют!
- Не надо Абаддона! - заорал Михаил. А Гавриил осмотрелся по сторонам, вспоминая среднего брата. Он до сих пор помнил разноцветные глаза среднего брата, которые смотрели на него в упор. Это был фальстарт!
- Я разобью! - тут же добавил Михаил разбивая спор.
Я осмотрел дыбу, к которой была привязана Альвева, и сделал вывод, что епископ подготовился. Она была точной копией моего изобретения. Когда-то я совместил несколько пыток в одной, чтобы виновный страшился одного взгляда на эту чудовищную вещь и мне не приходилось его мучить…
Моё изобретение было страшным: на деревянном ложе были огромные, заточенные шипы, причиняющие боль уже от того, что просто на них лежишь, валики, к которым были привязаны ноги также были усыпаны шипами. А вот для рук валика не было. Там был рычаг, что поднимал обвиняемого, отводя назад руки. Никто не продержался на ней больше часа, а крики от вышедших костей из суставов оглашали окрестности, заставляя кровь стынуть в жилах.
- Ну, что. начнем? - палач в предвкушении потер руками и уже схватился за рычаг нижних валиков, чтобы натянуть веревки и Альвева испытала первые болевые ощущения, - Сейчас она у нас заговорит! У нас и не такие говорили!
- Вон! - скомандовал я, сурово глядя на палача. Было видно, что он любил свою работу, но это и пугало меня больше всего… - Выйди вон! Я не нуждаюсь ни в твоей помощи, ни в твоих разговорах! ВОН!
Палач замялся, растерянно глядя на писаря. От моих криков тот тоже как-то подобрался и сгреб в охапку свои бумаги готовый бежать из пыточной. Трусы!
- Но, святой, - робко начал палач, на всякий случай отходя от дыбы на приличное расстояние, - Устройство этой дыбы требует огромной физической силы… Мы иногда втроем не могли повернуть колесо, а вы останетесь один… Или вы передумали подвергать такому допросу подозреваемую и смилостивились, чтобы сразу отправить ее на костер?
У них без допроса отправляют на костер? И это и есть для них милость? Я уже несколько раз пожалел, что опоздал на утреннее учение и молитву. Все-таки мне стоит послушать, какие знания здесь дают людям…
- Вон! Ждать за дверью! - резко повторил я палачу, внимательно наблюдая за тем, как он медленно направляется к выходу, а затем перевел взгляд на писаря, - А ты остаешься!
Писаря передернуло, а я только ухмыльнулся. Прошло столько лет, а ничего не изменилось! Если хочешь, чтобы люди выполняли предписания - держи их в страхе.
- Альвева, посмотри на меня, - я пошел к дыбе, а девушка дрожа всем телом развернулась ко мне. Она боялась до того самого леденящего ужаса, что сковывал тело и вонзался противными холодными иглами под кожу. - Альвева, я молю тебя, скажи что-нибудь. Если тебя запугали, заставили или ты этого не делала- только скажи, я разберусь и накажу виновных. Я клянусь тебе! Только скажи мне, хоть слово! Хоть что-нибудь!
Альвева чуть подалась мне навстречу, я уже надеялся, что смог достучаться до нее и она сейчас хоть что-то скажет, но девушка лишь до крови закусила губу и резко отвернулась. Я потерял дар речи. Альвева молчала, пряча взгляд, а я не знал как ей помочь. Но еще страшнее было понимание того, что устав святого ордена я не смогу нарушить… Я его писал, и я же не могу нарушить святого слова…
С тяжелым сердцем я повернул колесо, а нижние валики пришли в движение натягивая веревки, растягивая Альвеву. Женский крик наполнил страшную комнату, но тут я еле различимо услышал и визг писаря. Я развернулся в его сторону, он крестился и молился богу, бормоча что-то про то, что ни одному человеку не удавалось в одиночку прокрутить колесо…
- Проиграл! - обрадовался Бельфгор, хлопая Люцифера по плечу. - Итак, держи список того, что делает их Диавол во время допроса и выполняй!
- Так, - Люцифер развернул бумажку, кисло глядя на Тусю и других ангелов, которые отвернулись, делая вид, что слабо знакомы с Антонием. - Дьявол залезает под стол во время допроса и корчит рожи, мешая процессу… Вы что? С ума сошли? Я должен сидеть под столом?
- Да! - радостно заметил Бельфегор.
- Альвева, я не хочу причинять тебе боль! Пожалуйста! Скажи мне, кто виноват в этом! - я практически кричал, из глаз девушки полились слезы боли, но она продолжала молчать. Я сдвинул колесо еще немного, один из шипов почти полностью вошел в ногу девушки. Мышцы на ногах натянулись, об этом свидетельствовал оглушающий визг и рыдания в голос, оповестили о разрывающей боли, - Альвева, скажи! Кодекс инквизитора не дает мне возможности твоей пощады! Но я готов сделать все и наказать того, кто тебя заставил или научил! Альвева, умоляю, не молчи…
- Ложь тишины - это тоже грех, - тихо пропищал писарь, стараясь записать все, что видит. Он начинал меня раздражать… Меня сейчас все злило и раздражало, я не хотел причинить девушке боль… Она не была ведьмой - я знал это точно… За свою жизнь я сжег больше трех тысяч ведьм. Именно ведьм, тех что вредили, убивали или лишали воли… Так в чем же тут дело?
Я решил немного облегчить страдания девушки и больше не трогал нижние валики, перейдя к верхнему колесу. Если не переусердствовать, максимум, что ей грозит - это растяжение мышц, но это не так страшно. Мало кто знал об этом маленьком фокусе, и больше чем уверен, ни раз не применяли. Я крутанул колесо у изголовья и Альвеву потащило наверх, теперь она просто висела на руках, но ноги больше не тянуло.
- Альвева, покайся! Покайся, если чувствуешь за собой вину! Покайся и это прекратится, - объяснял я девушке снова и снова, ходя кругами вокруг нее, - Если ты не виновата, то я готов вылечить тебя и содержать пожизненно за ошибку ордена! Я обещаю тебе золото, только не молчи!
Она молчала… Кричала от боли, плакала, но молчала! Да что с ней такое?
- Ребята, я на такое не пойду! Я не собираюсь лезть под стол! - спорил Люцифер, читая список требований. - Я не согласен! У меня еще есть дьявольская гордость! Там грязно и сквознячок!
- Полезай!!! - хохотнул Бельфегор. - А мы посмотрим! Сам проспорил!
- А может я верил в Тусю… Ничего, Туся, я потом отыграюсь! - обиделся Люцифер, перечитывая список дел.
- Святой, вы задали на одной пытке больше вопросов, чем описано в уставе святого ордена. Вы должны выбрать более болезненную, - почти заикаясь проговорил писать и спрятался за бумагами. А потому уже оттуда добавил. - Может, у нее дьявол отнял возможность говорить? Может, ей распятием клеймо поставить? Говорят, что так одержимость проходит.
Я глубоко вздохнул… Никогда не жалел о том, что писал сам… Устав всегда был моей гордостью и, как я считал раньше лучшим творением… Что же сейчас не так? Почему не так?
- Палач! - позвал я, закрывая дверь пыточной и ища его взглядом. Он нашелся довольно быстро. В самом конце коридора, мужчина стоял на коленях и молился. Когда я окликнул его, он рывком поднялся и побежал ко мне, - Перевяжи на клеймение.
- Господь, милостивый! - прошептал палач и чуть не сполз по стене, затравленно оглядываясь на меня, - Святой Антоний, неужто самостоятельно сдвинули? Как же получилось-то так?
- С божьей помощью, - ответил я, выходя из допросной в коридор, глотнуть свежего воздуха и прогуляться, - Без меня ничего не делать! Кто попробует оспорить мой приказ - убить на месте!
Глава двенадцатая
Я решил пока не возвращаться в допросную и дать Альвеве время на раздумья. Никогда не любил пытать, но долг инквизитора обязывал меня делать и не такие вещи… Может, проверить Мораиса? Я направился в конюшни. Люди ордена, которые попадались на моем пути шарахались в страхе от меня, боясь, что мой гнев распространится и на них. Глупые.
- Благослови, святой, - ко мне подошел Логот. Он явно нервничал и комкал в руках коричневую рясу, - Каюсь и прошу о прощении моей грешной души, Антоний. Индульгенция уже не дает такой надежды на спасение, как раньше… Тяжело мне… Отпусти грехи, святой… Да не оставит нас Господь в день суда страшного.
Я смотрел с непониманием на брата святого ордена, пытаясь понять, в чем таком страшном он решил покаяться? Логот смиренно опустился на колени и склонил голову, ожидая моего благословения. Что-то внутри меня подсказывало, что здесь что-то не так…
- В чем грехи твои? - поинтересовался я, прежде чем опустить ему на голову свою руку и дать благословение, - Покайся передо мной и ликом Господа нашего. Он не бросает покаявшихся и дарует им прощение…
Логот молчал, а предчувствие чего-то неправильного укреплялось с каждой минутой. Инквизитор поднял на меня непонимающий взгляд и встретился с моим. Брат поджал губы и поднялся с колен, стараясь не смотреть мне в глаза.
- В другой раз, святой, - пробормотал он, разворачиваясь чтобы уйти. - Не в этот раз. Сейчас у меня много дел, которые велел мне выполнить святой отец. Я найду тебя позже.
Логот быстрым шагом удалялся от меня по коридору, а я смотрел ему вслед, решая пойти за ним и расспросить, или же подождать пока он сам решит добровольно просить прощения господня. Я выбрал второе. В конце концов, если человек не хочет, чтобы его душу спасли, этого никто не сможет сделать. Так, погруженный в свои мысли, я добрел до конюшен, где меня радостно встретил старый Мораис.
- Святой Антоний, вашими молитвами, - склонил голову старец, а на его лице расцвела морщинами благодарная улыбка. - Со мной хорошо обращались! Все как вы и говорили: мне выдали келью, накормили и разрешили ночевать в обители! Старый Мораис больше не будет мерзнуть и сможет отдать богу душу стенах святого ордена!
- Не спеши туда раньше времени, старик, - грустно усмехнулся я, вполуха слушая благодарности старика. Все мои мысли были заняты предстоящим допросом и неудавшимся покаянием Логота, - Скажи мне, Мораис я должен что-то знать о том, что происходит в обители?
Старец замолчал, но я не торопил его, предоставляя возможность обдумать все и взвесить. Где-то улавливались отголоски мысли о рыжей ведьме… С Софой нужно поговорить… Я больше не злился на нее. Я злился на себя… Девушка, выросшая в деревне просто не могла знать о том на какую жестокость и коварство способны люди…
- Святой Антоний, - позвал меня Мораис и дотронулся до плеча, чтобы я обратил на него свое внимание. - Старый Мораис знает мало… Только то, что не все ведьмы или не ведьмы, вошедшие в обитель, покидают ее…. Неважно, куда на костер или на свободу… Они словно пропадают там… Но это все, что знает старый Мораис, который долгое время жил, как старый пес… Пока сам бог не послал тебя, Антоний.
- Миша, Гаврюша, кто из вас бог? - театрально задумался Люцифер, беря себя за подбородок. - Так кто из вас послал его? Я честно-честно папе не скажу! Даю честное слово бывшего ангела! Есть во мне что-то святое!
- Я, - вздохнул Михаил, глядя на Антония, который стоял в раздумьях и растерянности.
- Я сказал, что не скажу, а вот написать могу, - коварно произнес падший ангел, потирая руки. - Мне сейчас очень нужны союзники! Я понимаю, проспорил, но это еще не повод посылать самого дьявола под стол. Представляете, что будет, если я покажусь инквизиции!
- Мне кажется, что половина из них не удивится, а вторая половина побежит за тобой уточнять условия сделки! - хохотнул Бельфегор. - Люся, не будь как девчонка! Давай, полезай!
- Ага, сейчас, я что Гаврюша? - обиделся Люицфер. - Это он у нас вестник. Что ни день, то новости. И нет, чтобы добрые! Что-то вроде “а лисичка родила лисят!”. А у тебя то: “встань, собирай народ! То встань, разгоняй народ!”.
- Полезай! - потребовал Бельфегор, а все посмотрели на Люцифера.
- Обидели маленькую звездочку! Как вам не стыдно! - сглотнул темный ангел, отворачиваясь.
Я одобрительно кивнул и дотронулся до лба старца, благословляя на работу с божьей помощью. Сам же я направился в допросную, собираясь с духом и прося у Господа сил вразумить Альвеву.
- Святой вернулся, - оповестил писарь палача, когда я входил в душную ужасную комнату страданий и правды, - Можем начинать?
Палач предусмотрительно направился к выходу, кивнув мне на покрасневшее в огне распятие. Я ничего не стал отвечать ему, сразу направился к Альвеве.
- Ты будешь говорить? - почти не надеясь на ответ поинтересовался я, а сбоку услышал скрип пишущей палочки. Альвева никак не отреагировала на мой вопрос. Я дотронулся до ее подбородка, проверяя в сознании ли она. Девушка смотрела на меня злобно и затравленно, словно ненавидела всю жизнь… - Ну, Господь с тобой… Будь по-твоему. Помни, одно твое слово… Достаточно одного слова, чтобы все прекратилось. Я клянусь богом, что остановлю пытки, как только ты произнесешь слово. Ты меня поняла?