Капище - Ланиус Андрей 21 стр.

   - Ох, горе! Гостиница возле парка вся в огне! Люди прыгают из окон!

   В этот момент из подъезда показалась и моя ма­тушка: очевидно, крики тети Томы проникли и в нашу квартиру.

   - Слава богу! - воскликнула мама, завидев нас с Кларой, и ее заплаканное лицо просияло. - А я уже места себе не на­хожу! Валерьянку два раза капала! Я подумала... - Она всхлипнула: - А вдруг вы меня обманули и вместо дачи пошли ноче­вать в гостиницу?

   - Да зачем же нам тебя обманывать, мама!

   - Когда вокруг творится такое, всякие мысли полезут в голову, сынок, - пожаловалась она. - Решила выглянуть на улицу, не покажетесь ли вы с Кларой?

   Что делать, но моя мама до сих пор не научилась пользоваться мобильником.

   - Как видишь, мы живы и здоровы, - успокоил я ее. - Но что конкретно сказала тебе Таисия Алексеевна? Она, вроде, не паникерша, в отличие от некоторых...

   - Она сказала, что гостиница горит с седьмого этажа до самого верха! Как огромная свеча! Чем наш Белособорске прогневил бога, ума не приложу?!

   Между тем, толпа, которую собрала вокруг себя тетя Тома, уже запрудила всю мостовую. По цепочкам прохожих новость полетела во все концы.

   Из подъезда вышел заспанный Алешка с голым пу­зом. Увидев Клару, он принялся торопливо застегивать безрукавку.

   - Всеобщий привет! Что за шум?! Мама, куда подевалась моя бритва?

   Очевидно, весть о пожаре он проспал.

   Мама, не слыша его, опасливо покосилась на раз­ношерстную толпу:

   - Пойдемте, дети, в дом. Не нравится мне все это. Вот только Тамару надо вызволить. Ишь, как ее про­рвало!

   - Ладно, - сказал я. - Мы идите, а я вызволю нашу добрую соседку, после чего немного покурю на свежем воздухе. А ты, братан, держи пока сумку! На кухне передашь ее женщинам, а сам одевайся и мухой дуй вниз. Бри­ться не надо, и так красивый! Надо бы нам с тобой прогуляться до гостиницы. Заодно вот тебе свежий номер газеты. Прочитаешь на ходу, а затем обсудим отдельные нюансы.

   Алешка с готовностью кивнул, даже не пыта­ясь огрызнуться.

   Зато мама активно воспротивилась моей затее:

   - Не пущу! Это же опасно!

   - Не волнуйся, мама, - успокоил я ее. - Мы только издали посмотрим и быстро вернемся.

   - Ты хочешь, чтобы на этот раз я осталась дома? - шепотом ос­ведомилась Клара.

   - Да, попытаюсь вызвать Алешку на откровенность, - тоже шепотом ответил я. - Может, с глазу на глаз это получится проще.

   - Знаешь, дорогой, у меня такое ощущение, что этот пожар - звено в единой цепи.

   - Ты прямо-таки читаешь мои мысли.

   - Что ж, успехов тебе! А шашлыки, похоже, отменяются?

   - Пока не знаю. Ес­ли там действительно пожар высшей категории, если есть жертвы, то, конечно, всему городскому начальству сегодня будет не до отдыха. Но в любом случае это очень странный пожар. Я должен уви­деть подробности собственными глазами. Но даже если наши гости не придут, пикник все равно состоится. Просто мы проведем его в кругу семьи.

   16. НЕЖДАННАЯ ВСТРЕЧА

   Мои земляки гордятся тем, что в Белособорске функционируют аж три гостиницы, каждая из которых символизирует определенный этап в развитии города.

   Самая старая из них расположена рядом с Боль­шим базаром, и долгие годы носила прозаическое назва­ние "Дом колхозника", лишь относительно недавно сменив вывеску на "Дом фермера". Занимавшая добрую половину ее первого этажа "Чайная" когда-то служила основным питейным заведением, где встречались и расслаблялись заправилы местной торговли и гужевого транспорта.

   В конце шестидесятых, когда на правом берегу Ракидона вырос крупнейший химкомбинат, и число ко­мандированных в Белособорск резко возросло, в цен­тре города построили семиэтажную гостиницу, обли­цованную по тогдашней моде мраморной крошкой. Примыкавший к ней ресторан с баром тут же стал ме­стом сбора нашей золотой молодежи. Назвали новую гостиницу без затей - "Дом приезжих". Эта вывеска украшает ее и доныне.

   Еще лет через десять, в самую цветущую пору пе­риода застоя, на площади перед парком выросла четырнадцати­этажная башня гостиницы "Ракидон" с громадным цо­кольным этажом, номерами люкс и отделением "Инту­риста", где даже имелся валютный бар. Здесь останавливались самые именитые гости города. Здесь, как тогда казалось нам, пацанам, бурлила какая-то по-особенному праздничная, словно бы инопланетная жизнь. По вечерам из вместительного ресторана, огромные окна которого были задрапированы тяжелыми шторами, доно­сились ритмы танцевальной музыки и ухарские выкрики, а в двух барах на этажах и в дорогом ка­фе-мороженом собирались подрастающие путаны.

   Гостиница "Ракидон", которая, если мне не изменяет память, и доныне остается самым высоким зданием города, сразу же стала одним из символов Белособорска, наряду со старым собором на Белой горе и парком "Диана"...

   В отличие от двух своих старших неказистых сес­тер, ей и в наше нелегкое время как-то удавалось поддер­живать свой "гостевой" престиж. И вот она пылает...

   Поймать свободную тачку в базарный день нечего было и думать, маршрутки шли переполненные, поэтому мы с Алешкой сразу помчались на троллейбус. На остановке толпилось море народу, но каким-то чудом нам удалось буквально по головам пролезть в салон, где все разгово­ры вертелись исключительно вокруг пожара. Похоже, од­нако, толком никто ничего не знал. Какая-то тетушка, напоминавшая своим обликом омоложенную тетю Тому, безапелляционно заявила, что "Скорая" увезла девятнадцать пострадав­ших, и все до одного - покалеченные и обожженные. Ее тут же поправили: не девятнадцать, а тридцать семь, притом что своих карет с красным крестом не хватило, и пришлось вызывать подмогу из Фурова. На одной площадке толковали о мужестве простых горничных и дежурных, которые выводили на улицу постояльцев до тех пор, пока сами не задохнулись в дыму. На другой - не менее уверенно доказывали, что обслуга разбежалась первой, не разбудив привыкших спать до полудня постояльцев, из-за чего многие сгорели за­живо. Какой-то небритый сыч с багровой физиономией рассказывал, будто с верхнего этажа сиганул мужичок в одних трусах, используя одеяло в качестве парашюта. С мрач­новатым юморком, свойственным моим землякам, красно­рожий добавил, что мозги "парашютиста" до сих пор отскребают от асфальта.

   На остановках никто не выходил. Все ехали исключительно с целью погла­зеть на пожар. Как, впрочем, и мы с Алешкой.

   Еще немного езды, и все начали активно принюхиваться - резкий запах горелого не спутаешь ни с каким другим.

   Троллейбус остановился, не доезжая до гостиницы добрых двух сотен метров.

   - Выходим здесь! - объявил через микрофон во­дитель. - Дальше не повезу. Все равно не платите...

   Пассажиры высыпали на асфальт как горох из бан­ки. Впереди стояло еще пять-шесть пустых троллейбу­сов. Вся площадь, все прилегающие улицы бы­ли запружены народом. Балконы, переполненные лю­бопытствующими, вызывали серьезную тревогу за запас своей прочности. Самые отчаянные из зевак на­блюдали за происходящим с крыш домов. Любят у нас зрелища!

   Впрочем, зрелище как такового не наблюдалось. Признаться, минутой раньше мое воображение рисовало куда более жуткую кар­тину.

   Пожар начался, очевидно, на седьмом этаже и быстро распространился, расширяясь, вверх, о чем свидетельствовал огромный черный клин на фасаде с обгоревшими оконными рамами без стекол. В двух-трех местах из помещений вырывались отдельные языки пламени, и валил какой-то едкий, вроде бы разноцветный дым, но победа пожарных была уже очевидна.

   Сомнения относительно огромного числа жертв у меня появились с первого же взгляда на пострадавшее здание.

   Реплика Алексея превратила эти сомнения в уверенность.

   - В левом крыле меняли старые деревянные оконные рамы на современные, - сказал брат. - На время работ этот сектор был закрыт большим рекламным щитом. Мне кажется, загорелся этот щит, а от него, похоже, огонь перекинулся на рамы, а уже с них попал в некоторые помещения. Но постояльцев в этом крыле не было, я знаю точно.

   Я кивнул ему, и мы принялись продираться че­рез толпу, держа курс на высокое гостиничное крыль­цо. По ходу этого продвижения я ловил реплики и об­рывки разговоров вокруг. С каждым шагом число жертв пожа­ра уменьшалось. Говорили о десяти, о семи, наконец, о пяти каретах "Скорой помощи", причем постра­давшими были, в основном, лица пожилого возраста с сердечным приступом в результате полученного стресса.

   Еще несколько отчаянных рывков, и мы проби­лись к милицейскому оцеплению, преграждавшему доступ к месту событий. Оцепление представляло со­бой ряд барьеров и канатов, вдоль которых расхажива­ли несколько молодых милиционеров, усиленно демонстрировавших свою невозмутимость. Сыпавшиеся на них со всех сторон вопросы касались уже не столько пожара, сколько возобновле­ния работы транспорта, поскольку троллейбусные про­вода оказались как раз над зоной оцепления.

   Весь асфальт вокруг гостиницы был мокрым и усеянным осколками стекла. Из шести пожарных машин, стоявших перед фасадом, только у двух были выдвинуты лестницы. Очевидно, последняя схватка с огнем близилась к завершению.

   Несколько поодаль, у решетки парка, но тоже внутри оцепления, стояло с полдюжины интури­стовских автобусов, возле которых суетились наспех одетые люди с чемоданами и сумками. Судя по всему, это был импровизированный эвакопункт для посто­яльцев гостиницы, чьи номера пострадали, скорее всего, от потоков воды.

   Из глубины вестибюля доносились начальствен­ные голоса. Очевидно, где-то здесь давал ценные ука­зания глава комитета по недвижимости, лощеный Шашков. Не исключено, что выдернули из некой уютной берлоги Алого, якобы "уехавшего из города". Несо­мненно, поблизости крутились репортеры "Зеленого берега". Может, и Багрик где-то здесь. Так и не пришлось бедняге отоспаться! Увы, таковы издержки журналистской профессии...

   А что же полковник Дрючков? Не это ли происше­ствие он прогнозировал? Точно ли сегодня обош­лось без жертв? Если нет, то работы прибавится и у него.

   Думаю, Клара права: тут еще одно звено в цепи загадочных событий...

   А вообще-то я увидел все, что хотел. Странный пожар. Да, скорее странный, чем страшный. Впрочем, рано гадать. Может, сегодня, ближе к полуночи, я узнаю важные подробно­сти? Но покуда есть другие дела, не терпящие отлагательства.

   - Алешка! - Я дернул брата за рукав. - Айда!

   Не без труда мы выбрались из плотной толпы на относительно свободную площадку поблизости от входа в парк.

   - Ты успел прочитать газету? - спросил я.

   - Самым внимательным образом! - усмехнулся он.

   - А давай-ка, братан, покурим на скамейке. - Я кивнул в сторону гранитной арки, за которой начи­налась центральная аллея парка.

   Алексей так же молча кивнул в ответ, и вскоре мы вошли под сень вековых деревьев, двинувшись в сторону Большой поляны.

   Я прикидывал, с чего начать разговор, когда мне в туфель попал острый камешек. Чтобы вытряхнуть его, пришлось остановиться. Когда же я разогнулся, то увидел, что Алексей по-прежнему размеренно шагает вперед, чуть запрокинув голову. Он даже не заметил, что я отстал.

   Его одинокая фигура на пустынной аллее, ведущей к развилке, потрясла меня. Только сейчас я понял, как ему нелегко. Он имеет репутацию увальня-упрямца, пентюха, добровольно выбравшего работу, на которой не разбогатеешь ни за какие коврижки. Никто с ним особо не считается, полагая, что Алешка проглотит лю­бую обиду и даже не подумает дать сдачи. А ведь он далеко не прост! Помню, с какой затаенной грустью он цитиро­вал однажды стихотворение Бодлера "Альбатрос", буд­то воплощаясь в поэтический образ. Гордая птица выглядит неуклюжей только на палубе, среди грубых матросов, но дайте ей воспарить! Алешка тоже мог бы блистать на какой-нибудь кафедре, иметь благодарных учеников. У него хороший слог, он умеет говорить зажигательно, владеть аудиторией, когда разойдется. А его эрудиция? Знание языков? Полемический дар? Неужели ощуще­ние подрезанных крыльев будет вечно пригибать его к земле?! А если к этому добавилась еще тяжкая ноша, которую он добровольно взвалил на себя...

   Мне вдруг подумалось, что именно сейчас настал момент истины. Не надо хитрить, нужно объясниться прямо. И найти верный тон.