Капище - Ланиус Андрей 36 стр.

   Клара погладила меня по плечу:

   - Представляю, что тебе пришлось пережить... А кто второй? Ему тоже выпал нелепый жребий?

   - Помнишь, я рассказывал тебе о нашей "хмель­ной компании"?

   - Стоп, кажется, я догадываюсь... Вас было пяте­ро. Ты и Багрик - это двое. То­варищ полковник, голос которого доносился до меня из темноты сада, - это тре­тий. Алеев, он же Алый-Малый, с которым ты познакомишь меня сегодня, - четвертый. Пожалуй, меньше всего ты рассказывал мне о пятом. О Загвоздкине, у которого был талант ве­ликого комика. Это Загвоздкин, да, Дима?

   - Да. Саша Загвоздкин. Только топляк здесь ни при чем. Его убили. С неимоверной жестокостью. В восьмом классе. В самом конце зимы.

   - Такого весельчака?! За что?!

   - Сие до сих пор есть тайна, покрытая мраком. Но некоторые обстоятельства этого дела известны. В тот вечер Сашка возвращался домой из кино. Время было детское - восемь вечера, но прохожих почти не встре­чалось: зима в том году выдалась лютая. Жил Саша вместе с родителями на улице Мокрой. Сейчас на этом месте торговый центр, а в ту пору там ветвился ла­биринт кривых, почти не освещенных улочек, застро­енных неказистыми домишками с удобствами во дворе. Обитатели этого "шанхая" хорошо знали друг друга, и вообще в этом закутке никаких серьезных происшествий не случалось. От кинотеатра до родного очага идти Сашке было едва ли две сотни метров...

   Воспоминания лавиной обрушились на меня:

   - Когда он уже подошел к калитке, во двор вы­шел по надобности его отец - довольно известная в городе личность, заведующий мясным павильоном на Большом базаре. По тем време­нам - фигура! Отцу показалось, что Саша не один. Но если у сына и был собеседник, то разглядеть его отец не мог, ибо единственный фонарь на перекрестке не горел. Сделав во дворе свои дела, отец с удивлением обнаружил, что сын по-прежнему бесе­дует с кем-то у калитки. "Сашка, такой-сякой! - рявк­нул отец. - Ну-ка, марш в дом, пока уши не отморозил!" - "Сейчас иду, батя! - весело ответил тот. - Вот только анекдот закончу". - "Ну, смотри же, ужин ос­тывает..." - проворчал отец, у которого, в отличие от Саши, был нелюдимый и замкнутый характер. Дома отец занялся какими-то бумагами, а когда спохватился, то понял, что уже прошло сорок минут, а Сашки все нет и нет. Рассвирепев, он накинул ватник и бросился к калит­ке, но там никого не было. Отец, хоть и разозлился еще пуще, но не встревожился, потому что Саша мог зайти к одному из друзей по соседству, а таких у него было пруд пруди. Словом, тревогу забили только через несколько часов.

   - Погоди, но твой друг разговаривал, очевидно, с кем-то, кого очень хорошо знал?

   - Не факт. Саша был весьма контактным пареньком, и мог "зацепиться языком" даже с незнакомцем. Хотя вряд ли стал бы делать это перед ужином. Аппетит у него всегда был прекрасным.

   - Но как же он переместился от калитки собственного дома сюда, в парк, да еще зимой?!

   - Последним человеком, кто видел Сашу живым, была кондук­торша одного из маршрутных автобусов, которые курсировали тогда до парка. В ту пору гостиницы "Ракидон" не существо­вало даже в проекте. И вообще прилегающая к парку местность с тем самым "татарским" кладбищем была глухой городской окраиной. Небольшой обитаемый анклав на улице Водопойной был типичным рабочим предместьем, где с наступлением темноты крепко запирали двери и ложились спать. В вечерние часы да еще зимой автобус приезжал на кольцо у парка практически пустым. По этой причине кондукторша обратила особое внимание на двух парней, которые, как она припоминала, поднялись в салон с задней площадки еще в центре города. Расположились они тоже на заднем сиденье, в самом углу. Один из парней сидел ровно, надвинув на глаза дорогую лисью шапку, вто­рой спал всю дорогу, закутав лицо шарфом и привалившись лбом к поручню. Да и свет в салоне был неяркий. К удивлению кондукторши, оба доехали в единственном числе до кольца, а она-то хорошо знала всех, кто живет по Водопойной либо служит в парке. Этих парней она видела впервые. На конечной остановке парень в лисьей шапке пота­щил своего квелого спутника к выходу. "Что это с ним?" - не побоялась спросить кондукторша, ободренная присутствием водителя-амбала. "Поддал лишку, - был ответ. - Ничего, храпанет ми­нут шестьсот, будет как огурчик. Айда же, друг!" Кондукторша хотела полюбопытствовать, где же они будут отдыхать на таком морозе и чей он сам, этот парень в дорогой шапке, но тот вдруг зыркнул на нее так грозно, что бедная женщина, по ее собственным словам, чуть не обмер­ла со страха. Тем не менее, какое-то время она смотрела вслед странной паре. Парень в лисьей шапке вел своего якобы пьяного спутника к дальнему лазу в парк. Обеспокоенная кондукторша обернулась к водителю, а тем вре­менем загадочные пассажиры куда-то исчезли...

   - Сашины следы отыскались лишь на рассвете, когда дежурная по музею, выйдя на крыльцо, увидела посреди реки, перед островом, какой-то темный нарост. Приглядевшись, она с ужасом поняла, что это верхняя часть вмерзшего в лед человека, и тут же вызвала милицию.

   - Это и был твой друг? - с содроганием уточнила Клара.

   - Увы! Ходили слухи, что ему что-то впрыснули и вез­ли до парка в полуобморочном состоянии. А затем через пролом в заборе провели по всему зимнему парку к Папоротниковой горе и затолкали в прорубь, подождав, пока лед схватится. Он еще жил какое-то время. Дежурная говорила, что слышала протяжные крики, но посчитала, что в парк забрались пьяные, и побоялась выходить.

   - Значит, Саша замерз во льду?

   - Да, но перед этим ему разорвали горло такими же железными когтями, чтои Галине Андреевне.

   - Как все это ужасно!

   - Вообще, в тот период, на первом этапе строительства комбината, в городе резко возросло число криминальных преступлений. Я уже забыл о многих из них, но гибель Саши Загвоздкина отложилась в памяти навсегда. Порой мне кажется, что это произошло только вчера.

   - Скажи, а твой полковник... Он ведь мог за­глянуть в это старое дело.

   - Он и заглядывал. Но не нашел никаких ниточек.

   - Жаль... Мне очень жаль, Слава!

   - И Сонникова, и Загвоздкина звали одинаково - Александр. А были они совершенно разными. Смерть Сонникова хотя и потрясла меня в первый момент, но все же не задела основ моей наивной философии. О том, что все люди смертны, я начал догадываться задолго до этого случая. Постепенно сложилось ощущение, что Сонников, незаметный паренек, просто переехал в другой город. Иное дело - смерть Саши Загвоздкина. Прежде я верил, что есть избранные, талантливые люди, которых провидение ведет по жизни, храня их до срока от вся­ческих невзгод. Нить их судьбы прядется, дескать, где-то там, в высших сферах. С ними ничего не может случиться, пока они в полной мере не реализуют свой талант. Но оказалось, что все это миф, самооб­ман, горсть сухого песка. Перед беспощадной старухой с косой все равны...

   Какое-то время мы молчали, наблюдая за ныряльщиками, которые по-прежнему прыгали с отвесного обрыва острова.

   - Ну, что, дорогая? - нарушил я затянувшуюся паузу. - Пойдем?

   - Да, милый, пора! Лично мне хотелось бы появиться в гостях, особенно перед твоей Наташей, при полном параде! Да и твоего толстокожего Алого не мешало бы покорить своим обаянием!

   Мы уже сделали полшага в сторону и тут...

   Один из ныряльщиков, тот самый, коренастый, что прыгал глубже других, поя­вился над водной поверхностью почти по пояс, будто выталки­ваемый снизу какой-то мощной силой. Широко от­крыв рот, он набрал в себя побольше возду­ха и заорал так, что его услыхали, полагаю, даже на центральной аллее:

   - Челюсти! Челюсти!

   Затем он прокричал еще что-то, чего я разобрать не мог.

   Его приятели подхватили его под руки с обеих сторон и, отчаянно молотя ногами, принялись "буксировать" к берегу.

   А он все кричал, вернее, стонал на какой-то пронзительной ноте:

   - Челюсти... Челюсти...

   Все пловцы, находившиеся в тот момент в реке, энергично, скорее, даже панически, устремились к берегу. Сюда же направились все лодки и катамараны. Мальчишки, оседлавшие ветви ивы, спешно продвигались к лужайке. Гулявшие по дорожкам замерли на своих местах, обратив недоуменные взоры к реке.

   Вот кричавшего ныряльщика подтянули к берегу и выволокли на траву...

   Нижняя часть его правой ноги была залита кровью, а ступня, казалось, висела на одних сухожилиях.

   Вокруг начала собираться толпа, разбухавшая с каждой минутой. Некоторые на ходу доставали мобильники, соби­раясь, очевидно, вызвать "Скорую". Кстати говоря, одна из машин с красным крестом обычно дежурила у центрального входа.

   И точно, вскоре в той стороне послышался вой сире­ны. Еще немного, и медицинский "уазик" подлетел через расступившуюся толпу к несчастному.

   Крики пострадавшего стихли - очевидно, ему сделали обезболивающий укол. Хлопнули двер­цы, снова завыла сирена, и машина помчалась в обратном направлении.

   Тут же толпа начала быстро рассасываться, люди двигались к выходу из парка, обсуждая на все лады ужасное происшествие.

   Парк пустел буквально на глазах.

   - Похоже, Багрика снова ожидает бессонная ночь, - предположил я.

   - Не удивлюсь, если окажется, что несчастный ныряльщик приехал из Питера, - высказала неожиданную версию Клара.

   28. "ДОМ СОЦИАЛИЗМА"

   В своем "выходном" бирюзовом платье Клара вполне соответствовала стилю элегантно-утонченной представительницы мегаполиса. За то непродолжительное время, что еще оставалось у нас на сборы, она успела соорудить подобающую случаю прическу и навести макияж. Не слишком пышный, но со вкусом подобранный букет гладиолусов, который мы купили по дороге, еще нагляднее подчеркивал праздничность ее облика.

   Я тоже постарался быть на высоте положения, облачившись в свет­лый и легкий летний костюм.

   К дому, в котором нас ждали, мы прибыли всего с десятиминутным опозданием.

   Само здание стоило, пожалуй, того, чтобы рассказать о нем чуть подробнее.

   Лишь немногие из жилых строений в наших российских городах, особенно в таких небольших, как Белособорск, удостаиваются чести носить собственные имена.

   Дом, где обитали Шашков и Наташа Оленева, занимал вместе с двором и гаражами отдельный квартал в центре города и до сих пор именовался в народе "Домом социализма".

   Вырос он еще в далекие тридцатые, в эпоху индуст­риализации, и призван был фактом своего существова­ния пропагандировать новый образ жизни. Шести­этажный, на четыре подъезда, с башенками, балкона­ми и небольшим шпилем, с гипсовыми скульптурами шахтера, колхозницы, летчика и спортсменки по уг­лам, с невиданным чудом техники - лифтами, он вос­принимался в том одно- и двухэтажном Белособорске как небоскреб-дворец. Еще больше чудес заключала внутренняя планировка дома: четырехметровые потол­ки, огромные кухни, квартиры на пять-шесть комнат, располагавшихся в двух уровнях! К дому прилегал обширный двор, в котором для каждой семьи был выстроен аккуратный кирпичный сарай с погребом. Детская площад­ка уравновешивалась отдельным тенистым уголком со скамеечками для пенсионеров. Все это великолепие было обнесено ре­шетчатой металлической оградой с гранитными стол­бами, вдоль которой с наружной стороны по всему пе­риметру выложили пиленым разноцветным камнем узорчатую мостовую.

   Но самое главное чудо заключа­лось в том, что квартиры в этом доме получили простые люди: ударни­ки труда, стахановцы, многодетные семьи... И - ника­ких коммуналок! В каждую квартиру вселилась только одна семья! Вот тогда-то новостройку назвали "Домом социализма", и это название прижилось.

   Предполагалось, что такие же "дома социализма" станут расти в Белособорске как грибы.

   Увы, чуда не произошло. Построить такие же роскошные хоромы для всех почему-то не получалось. Дом-первенец так и остался в нашем городе единственным экспериментальным образцом. Но, вместе с тем, по уровню удобства и комфорта для жильцов к нему не приблизилось ни одно из зданий, построенных на протяжении мно­гих последующих десятилетий. Такой вот парадокс.

   Может, когда-то в этом доме и вправду обитали исключительно многодетные рабочие семьи, спорить не буду. Но уже в пору моего детства в нем обосновались партийные, совет­ские и профсоюзные отцы города. Исключение состав­ляли две-три квартиры, одну из которых занимала се­мья олимпийского призера Прокофия Цветко. Уже то­гда во дворе появились отапливаемые гаражи, вдоль аккуратных дорожек запестрели пышные клумбы, за которыми ухаживал штатный садовник-озеленитель, а у ворот поставили застекленную будку, где круглосу­точно дежурил милиционер.