– Да, я видел это фото, со следов даже делали слепок, – сказал Андрей.
– А теперь, – в голосе Елены слышалось явное торжество, – Смотрите вот на это фото. Из кабинета. Окно приотворено, подоконник блестит, он мокрый, и это неудивительно, ведь ночью был сильный дождь.
– Да… Я понимаю, – кивнул головой Андрей. – Если взлом был во время или до дождя, то следы на песчаной дорожке смыло бы, а если взлом был, когда дождь уже кончился, то откуда вода на подоконнике? Да, это хорошее наблюдение, – и Андрей улыбнулся Елене. – Возможно, что этими следами кто-то специально пытался навести подозрение на охранников.
– Просто Марья Захарова и ее сообщник…
Улыбка на лице Андрея не то чтобы померкла, но оттенок ее поменялся.
– Какие-то выводы делать рано, – мягко сказал он Елене. – Но вы хорошо поработали.
– Вы меня не дослушали.
– Вы обнаружили какие то факты? – Андрей особенно выделил голосом слово «факты. – Свидетельствующие против Марьи Валерьевны?
– Нет, но…
– В преступлении должен быть мотив, – наставительно произнес Андрей. – Марья Захарова единственная наследница своего дяди Игнатия Захарова. Зачем ей грабить саму себя?
Елена не нашлась что ответить, и Андрей еще раз ей улыбнувшись, выразил надежду увидеть ее за ужином и ушел.
И вот тут Елена принялась плакать. Горькие слезы обиды текли у нее по лицу, и она утирала их рукавом.
– Он совсем меня не ценит! – всхлипывала она. – Он меня не слышит! Не понимает! Не видит! Я ему, наверное, совсем не нравлюсь!
И она подняла ко мне лицо, как бы в надежде, что я буду это опровергать.
Я вообще склонна влюбляться. Да, есть у меня такой недостаток. Мой бывший муж залез ко мне в окно с цветами (четвертый этаж) и я была покорена. Через месяц мы поженились. Брак наш вышел… короче тут можно ставить известную шутку про брак, который оказался браком. Но даже это не отбило у меня способность влюбляться, после развода я была влюблена, наверное, еще раза четыре – только теперь уже платонически и безответно. Не потому, конечно, что у меня не было шансов произвести впечатление на данных мужчин, просто обжегшись однажды, я решила тщательнее выбирать себе возлюбленных, и начинать покорять только тогда, когда я уверена в покоряемом на все сто.
И вот – тадам! – мне встретился Андрей, красивый и тд. но еще и спокойный, здравомыслящий, полная противоположность моему крайне неуравновешенному бывшему! Вот уж кого я была готова покорять и покорять, но Елена… Елену мне тоже было жалко, и тут я тоже ничего с собой поделать не могла.
– Он же тебе два раза улыбнулся, и ему твои выводу о мокром подоконнике очень понравились, – проговорила я, безуспешно пытаясь ободряюще похлопать Елену по плечу своей неосязаемой рукой.
– Я так давно… – начала было Елена, но слова о том, как давно она его любит ей не дались. – Он заканчивал университет в тот год, когда я в него поступила, – произнесла она упавшим голосом. – Все тогда только о нем и говорили. Какой он умный, талантливый, какое большое у него будущее. Он ни разу на меня не взглянул.
– Он просто очень увлечен работой.
– Я так старалась попасть к нему! – произнесла Елена, как будто и не услышав моего последнего замечания, – я сама попросила рекомендаций, и сама их ему отправила, видела бы ты, какой взгляд был у ректора когда он эти рекомендации писал! Он, наверное, все понял, он понял, что Андрей мне нужен а не работа вовсе… это было такое унижение! И для чего это все, он на меня даже не смотрит.
– Просто попробуй поговорить с Андреем о чем-то другом, не о расследовании. – Сказала я, внутренне кляня все на свете. – И переодень платье, это синее ну просто ужасно.
Но Елена продолжала плакать.
– Ну, давай мне расскажи, почему ты думаешь, что это Марья ограбила своего дядю, мне это очень интересно!
И это подействовало, Елена шмыгнула носом, достала платочек, высморкалась и сказала:
– Хорошо. Слушай.
9.
– По-моему, вина Марьи Захаровой очевидна, я даже не понимаю, как можно этого не замечать, – утирая нос платочком, говорила Елена. – Взлом якобы был ночью, когда хозяева и гости были за озером, хорошо. Но до или после дождя? Со слов слуг и охраны в поместье дождь был ближе к полуночи. Однако, озеро далеко, и там дождь шел под утро! Это есть в показаниях Игнатия Захарова.
– Ну и что? – пожала я плечами.
– А то, что планы Марьи Захаровой и ее сообщника этот дождь сильно нарушил. Она, подумала, что дождь в поместье был тоже был утром, и залила подоконник в кабинете водой. Никакого хлопанья створки она не слышала, это все вранье. Она пришла к тете, попросила ключи, поднялась в кабинет, открыла витрину, вынула бриллианты, спрятала их, потом исцарапала замок на окне и витрине, залила подоконник водой, и побежала звать на помощь.
– А в соседней библиотеке, между прочим, есть тайник! Целая тайная комната! – воскликнула я, вспомнив свои блуждания по этому дому.
– Нет, – недовольно произнесла Елена. – Я думаю, бриллианты она сначала спрятала на себе, а потом где-нибудь в другом месте. Про тайную комнату в библиотеке Игнатий Захаров не может не знать, это же его собственный дом.
– Ну ладно, – отмахнулась я.
– Ты не дала мне договорить о сообщнике Марьи, – Сдержанно попрекнула меня Елена. – Так вот сообщник ее, наоборот, сообразил, что дождь в поместье шел раньше, может, успел со слугами перекинуться парой слов, или еще как, но он это понял. Поговорить с Марьей у него, видимо, времени не было, и в то же время когда она поливала подоконник, или чуть раньше, он оставил следы на песке. Иначе получилось бы, что преступник прилетел по воздуху, и это неминуемо навело бы на мысль, что настоящий вор не охранник, а кто-то из дома.
– Да, знаешь, когда ты так говоришь, я тебе верю. Да и в обще, мне эта Марья не нравится.
– И мне,– с чувством произнесла Елена. – Мне она с первого взгляда показалась подозрительной, у меня, знаешь, чутье. Но доказательств, способных убедить Андрея Германовича у меня нет.
– Давай зайдем с другой стороны, давай найдем ее сообщника? – Предложила я, предвкушая интересное приключение. – Я тут слышала, как Блохин признается Марье в любви, чем не сообщник? По-моему, он ради нее на что угодно бы пошел.
– Когда ты это услышала? – Спросила она Елена после небольшой паузы, во время которой она, видимо, обрабатывала в голове эту версию.
– Да сегодня и услышала, меня же никто не видит. Я ходила по дому и наткнулась на них, на Марью и Блохина они рядом тут сидели.
– Что именно они говорили?
– Он говорил, что она его мучает, а она, что в такое время, когда дядя переживает из-за пропажи бриллиантов не время думать о замужестве.
Елена помолчала еще раз.
– То есть, – сказала она, подбирая слова. – На речь двух сообщников этот разговор похож не был?
– Ну… – Вздохнула я, – наверное, нет. Если бы они оба украли бриллианты, то, наверное, она как-то по другому ему отказывала бы, не ссылалась бы на чувства дяди.
– Она вообще вряд ли отказывала бы своему сообщнику.
– Тогда это точно Маврин! – воскликнула я, удивляясь, как такая простая мысль не пришла мне в голову сразу. – У него такой взгляд наглый, это точно он!
– Да, я тоже вначале о нем подумала, – согласно закивала Елена. – Он ведет себя очень подозрительно, но как раз поэтому… не должен ли настоящий преступник наоборот, стараться быть незаметным? Кроме того Маврин, как говорит Игнатий Захаров, представил действительно стоящий проект дирижабля, новаторский, оригинальный. И по разговору он выглядит вполне в этой области компетентным, это не мое наблюдение, так Захаров говорит. Захаров вообще этого… Этого Маврина очень уважает. Зачем Маврину ставить под удар свою карьеру изобретателя? Ради чего?
– Ради любви, например. Очень хороший мотив, знаешь, в книгах очень часто преступления совершаются из-за сильной и страстной любви, читателям нравиться такой мотив, он интересный. Может, Марья и его очаровала?
– Марья и Маврин… – Елена с сомнением покачала головой. – Не знаю. Все, конечно, может быть.
– Тогда остается третий гость. Это кто?
Елена вздохнула.
– Это, на мой взгляд, самый тупиковый вариант. Николай Нефедов, граф и очень богатый человек. Полярные исследования это его хобби. Зачем ему бриллианты? Он запросто мог купить себе такие же, ну, или почти такие же. Хотя, «Королеву», конечно, не купишь.
– Вот и мотив! Может, этот граф Нефедов всю жизнь хотел себе огромный синий бриллиант!
– Значит, под подозрением все трое. Ты сможешь выяснить, кто из них наиболее близок к Марье?
– Я буду ходить за ней хвостом, – улыбнулась я.
И я, невидимая и неосязаемая, радостно понеслась выслеживать Марью. Заглядывая сквозь стены, и засовывая голову под пол, я выискивала подозреваемых, параллельно размышляя над одним заковыристым вопросом, на который Елена так и не ответила. Да, сообщнику Марьи легко было прилепить мотив – он в нее влюблен и ее слушается. Но зачем кража бриллиантов самой Марье Захаровой? «Вот это я сейчас и выясню» – Подумала я, натыкаясь на самую интересную комбинацию: в столовой за столом сидели Марья и Маврин.
10.
Марья шила. Ее пухлые пальчики сновали по ткани, она внимательно вглядывалась в мелкие стежки и казалась полностью поглощенной своим занятием. Маврин сидел поодаль и листал газету. Все выглядело очень чинно, но я заметила, что Марья, на самом деле, исподтишка разглядывает своего гостя.
– И о чем пишет пресса? – спросила она, наклоняя голову, и еще более старательно вцепляясь в ткань.
Маврин посмотрел на нее, но ничего не сказал.
– Здесь, наверное, очень удобные стулья, – в голосе Марьи прозвучала легкая издевка.
– Стулья? – спросил Маврин враждебно. – Причем тут стулья?
– Вы пришли сюда, сели, и сидите молчите уже полчаса. Вы пришли посидеть на удобных стульях?
Марья явно смеялась над Мавриным и Маврин злился – но не уходил.
– Да, – произнес он сжимая зубы. – Стулья высший класс.
Марья подняла на него взгляд и улыбнулась – насмешливо и победительно, но и заигрывающее тоже.
Безусловно, Маврин был, по своему, привлекательным – если вам нравятся мужчины, на лице которых широкой кистью написано «я плюю на вас всех», но сдается мне, что внешность его была здесь совершенно ни при чем, и Марья старалась из чисто спортивного интереса. Отреагировать, впрочем, на взгляд Марьи Маврин не успел, потому что в этой лазоревой столовой появилось третье действующее лицо, и третий гость лесопромышленника Захарова.
Нефедов Николай Феофилович, сиятельный граф, действительно весь сиял. Это был высокий и весьма представительный человек, еще молодой, но уже с оттенком опытности на лице. Он одновременно и любезно и снисходительно поздоровался с Мавриным, а потом, не меняя выражения лица, подсел к Марье.
– Марья моя свет Валерьевна, – протянул он. – Вы совершенно очаровательны.
– Спасибо, – произнесла Марья, чуть отодвигаясь от него.
– А что это мы тут шьем? – он принялся хватать ее за пальцы.
– Я вышиваю пелерину, – Марья отодвинулась еще дальше.
– Сами вышиваете себе пелерину, как мило!
– Я люблю шить.
– А меня вы любите так же сильно?
Честно, не знаю, как Маврин терпел такое, будь я на его месте, я бы Нефедова прибила бы. Впрочем, сама Марья тоже была не лыком шита.
– Помилуйте, граф, да с чего же мне вас любить, – презрительно произнесла она, отодвигаясь в очередной раз, а Маврин, за спиной Нефедова громко фыркнул.
И Нефедов обернулся к нему, лицо его было совершенно спокойно.
– Дорогой Вадим…Простите, запамятовал ваше отчество.
– Михайлович, – произнес Маврин выставляя на стол оба локтя.
– Вадим Михайлович, удивляюсь вашему терпению, – произнес весь просто сочившийся неискренностью Нефедов. – Нас позвали в гости на три дня, а в результате прошла уже неделя, и конца этому заключения не видно. Не думаете же вы, что эти новые сыщики добьются больших результатов чем старые? Может, уже пришло время взбунтоваться? Я лично в этом деле могу рассчитывать только на вас.
Маврин, смотревший не на своего собеседника, а скорее куда-то сквозь него, ничего не стал отвечать на эту тираду.
– Удивительно спокойный человек, – произнес Нефедов, по слогам разделяя последнее слово. – Хвалю.
Молчала и Марья. Нефедова, впрочем, неразговорчивость его собеседников не смутила. Он продолжал разглагольствовать, ругая полицию вообще, и Андрея с Еленой в частности, говорил он выразительно, неспешно, явно наслаждаясь звуками своего голоса.
– Барышня, вас там просят, – в столовую просунулось немолодое лицо служанки. – Из охраны. На крыльце.
– Увидимся за ужином, – улыбнулась Марья обоим мужчинам, поднялась и вышла.
Без нее Маврин с Нефедовым интересным зрелищем мне не казались, и я побежала за Марьей…
…Побежала, забывая что на крыльцо то мне и нельзя. Я так торопилась, что буквально врезалась ей в спину.
– Простите? – произнесла Марья ошарашено, она едва не упала, и только мощные объятия стоявшего на крыльце человека из охраны спасли ее от столкновения с землей.
– Ой, это вы меня простите, я нечаянно, – залепетала я, краснея от неловкости.
– Да, конечно… Ничего… Все в порядке, – пробормотала Марья моргая.
И Марья, и человек из охраны, тот самый, что показался мне главным среди них, застыв смотрели на меня.
– Я, пожалуй, пойду. – Мне хотелось избавиться от этих двух взглядов, и я торопливо отправилась вглубь сада. Пройдя несколько шагов я обернулась, и увидела, что Марья с охранником идут в другую сторону.
– Ну что? – Елену я нашла у дома, она деловито омахивала кисточкой водосточную трубу.
– Что ты делаешь? – поинтересовалась я у нее.
– Ищу отпечатки пальцев. Я уже везде сняла, осталась только эту труба. Конечно, шансов найти что-то интересное ноль, но надо хотя бы попытаться.
– А в доме есть что интересное?
– Как посмотреть, – вздохнула Елена. – Ни одного отпечатка охранников там нет, потому что охрана в дом не ходит. Отпечатков остальных домочадцев полно, отпечатки Марьи есть даже внутри витрины – но это ни о чем не говорит, дядя разрешал ей открывать ее и смотреть на бриллианты. А у тебя что? Нашла возлюбленного нашей Марьи?
– Ну, в общем… Возлюбленного нет, но человека, способного ради нее на все нашла. Даже несколько. Точнее всех
– В каком смысле всех? – Елена последний раз махнула кисточкой, и повернулась ко мне.
– Всех. Все мужчины смотрят на нее как кролики на удава, и Маврин и Нефедов, и даже охрану не стоит сбрасывать со счетов, потому что она только что пошла с одним из них куда-то в сад.
– А что ж ты не следишь! – возмущенно воскликнула Елена.
– Я пыталась, но меня же на солнце видно, не забывай.
– А, действительно, извини, – Елена нахмурилась и вновь вернулась к своим отпечаткам. – Там возле скамейки фотоаппарат, принеси пожалуйста.
– А Андрей чем занимается? – спросила я, таща тяжелую треногу.
– Андрей? – подозрительно спросила Елена.
– То есть, Андрей Германович. Мне просто интересно, в чем его работа?
– О, у него, знаешь ли фотографическая память на лица, события, на все, – как-то слишком оживленно затараторила Елена. – Он бесконечно гоняет человека по его биографии и по дню, когда совершалось преступление, все записывает, вычерчивает схемы, посылает запросы… Иногда мне кажется, что с его работой справился бы и автоматон. – Внезапно добавила она, и тут же залилась краской, как будто стыдясь, что невольно оскорбила предмет своего обожания.
– Кто такой атоматон?
– Как тебе сказать… эта такая машина, механизм для каких-то действий. Умная машина.
– Робот? Компьютер?
– Да, наверное, компьютер, я слышала такое слово, – Елена нырнула под чехол фотоаппарата, и какое-то время щелкала, выпуская клубы яркого дыма.
– Я попросила, чтобы ужин был в саду, – произнесла она, выныривая из темных недр. – Чтобы не возникало вопросов, почему ты не ешь. Уже скоро все сядут за стол, тебе надо как-то переодеться.