Муж опять сильно избил её, она даже сознание теряла на какое-то время, а очнулась с ужасной болью в лице, глазу и голове. Но никто её не жалел, в семье мужа она жила на правах служанки, свекровь помыкала ею, как рабыней. Болит, не болит — неважно, вставай и работу по дому делай. Ещё и от свекрови досталось, потому что Будинка плохо работала из-за болей в избитом лице. Становилось всё хуже, еле дотянула она до ночи, из последних сил собралась, выбралась из дома со своими малышами и отправилась в лечебницу, где ей в прошлый раз помогли госпожи целительницы — Рамут и Драгона.
— Правильно сделала, что пришла. Подумаем, как быть, — кивнула Рамут. — Давай, корми скорее своих малюток и о плохом не думай. Ты не одна. Никто тебя больше не тронет.
Когда они вышли от Будинки, мягкое и участливое выражение на лице Рамут сменилось плохо скрываемой яростью. Губа по-волчьи дрогнула, приоткрывая клыки.
— Ублюдок, — прорычала она. — Я его предупреждала. Очень доходчиво, как мне показалось! Но он будто назло это делает! Дескать, я всё равно буду бить свою жену, и ты, навья, мне не указ! Ладно, надо думать, как ей помочь. Пусть она с детьми пока остаётся в больнице, а я закажу ей кольцо для перемещения в Белые горы. Дом у нас большой, места всем хватит, поживёт пока у нас, а там посмотрим, как её дальше устроить. — Рамут, дружески тронув Драгону за плечо, улыбнулась. — Вы с Бенедой умницы. Всё, мне пора на лекции, а вы присмотрите за бедняжкой. Если явится этот ублюдок и станет её искать, просто вышвырните его, и всё.
Она отправилась преподавать, а у Драгоны с Бенедой продолжился их обычный рабочий день. В девятом часу утра, как матушка Рамут и опасалась, ворвался муж Будинки — пьяный, злой, воинственно настроенный.
— Где она? Будинка, стерва такая, выходи, я знаю, что ты опять тут! — принялся он кричать.
Его не сразу остановили, он успел наследить грязными сапогами, переполошил больных в палатах, бесцеремонно распахивая все двери в поисках жены.
— А ну-ка, добрый молодец, угомонись, — преградили ему путь двое кошек-врачей.
— Мне жена моя нужна! — рявкнул он, идя на них грудью — кафтан нараспашку, шапка набекрень. — Она, дрянь такая, сбежала и сыновей моих малых забрала!
Однако против силы женщин-кошек он ничего не смог сделать — его скрутили и выкинули на крыльцо. Он пытался рваться обратно, но появилась Драгона.
— А, это ты, голубчик! — недобро процедила она, скаля клыки. — Ты уже второй раз свою жену калечишь, никто тебя не подпустит ни к ней, ни к детям! Проваливай подобру-поздорову!
Больные выглядывали в окна палат, наблюдая за этим зрелищем. Ещё бы: хворать да лечиться — скучно, а тут какое-никакое развлечение. Две кошки и навья оттеснили буяна с крыльца, наступая на него спокойно и грозно. Он пытался на них наскакивать, но его каждый раз отталкивала сильная рука то женщины-кошки, то навьи. Как раз в это время больничный двор пересекала Светлана, сменившая тёплый полушубок на плотный шерстяной кафтан тёмно-клюквенного цвета, с золотой вышивкой по краю подола и рукавов. В её очелье раскрылись белые цветы, а коса была перевита стебельком вьюнка с живыми зелёными листочками. Не заметив её, муж Будинки чуть не налетел на неё спиной.
— Это ещё кто тут?.. Пошла прочь с дороги, коза драная! — разухабисто рявкнул он.
— Почто грубишь, добрый молодец? — проговорила та.
Негодяй на неё замахнулся, чтобы ударить. Захлёстнутая ледяной яростью Драгона уже была готова сбить его с ног и у всех на глазах задать ему трёпку, но кудесница умела постоять за себя. Тотчас же вся талая вода и грязь из лужи поднялась по мановению её посоха и окатила грубияна с головы до ног.
— Остынь, голубчик, — усмехнулась Светлана. — А то уж очень горяч, я погляжу.
Тот опешил и встал столбом с разинутым ртом и растопыренными в стороны руками, весь мокрый до нитки, а волшебница, сложив губы, посреди весеннего дня дунула на него морозом и вьюгой. Его одежда, борода и волосы покрылись корочкой льда, с носа повисла сосулька, а шапка превратилась в маленький сугроб.
— Говорю же — остынь! Ступай домой, пока всё себе не отморозил, — сказала Светлана, легонько ткнув его в спину.
Захрустел лёд, и мужик неуклюже зашагал, нелепо переставляя плохо гнущиеся обледенелые ноги, а волшебница засмеялась с перезвоном светлых прозрачных сосулек в голосе.
— Здорово ты его, — с восхищением проговорила Драгона, когда та поравнялась с ней. — Доброе утро, уважаемая Светлана!
— Здравствуй, Драгона, — уже с летним теплом в улыбке сказала кудесница. — Что у вас тут творится, что это за безобразник был, чего ему надо?
— Да негодяй один, жену свою искал, — ответила навья, снова чувствуя сердцем лёгкий вишнёвый хмель.
— Не повезло ей с мужем, — нахмурилась Светлана. — Она здесь?
— Да, — кивнула Драгона. — Она недавно родила, с ней два младенца. Пойдём внутрь, расскажу.
Пока Светлана переодевалась в больничное облачение, навья вкратце поведала ей историю Будинки. Грязные следы, оставленные на полу сапогами буяна, уже смыли крепким раствором щёлока.
— Здравствуй, Будинка, — ласково обратилась волшебница к молодой матери. — Меня зовут Светлана, я кудесница. Я помогаю людям, у которых случилось какое-либо горе.
Её милое лицо, нежный околдовывающий голос и излучаемые ею вишнёвые добрые чары сразу расположили робкую Будинку к ней; Светлана улыбалась, и на лице беглянки неуверенно начала проклёвываться ответная улыбка. Хныкающие малыши тут же успокоились, как только палец волшебницы нарисовал в воздухе золотистый узор. Драгона поняла: Будинка в надёжных, умелых и ласковых руках. Если они с Бенедой и матушкой Рамут отвечали за её телесное благополучие, то Светлана взяла на себя заботу о её душевном состоянии. А оно было, без сомнения, непростым.
Работы не убавлялось. Спустя несколько дней в больницу пришла скромно одетая женщина, держа за руку мальчика лет восьми с тяжёлым искривлением спины. Он еле ковылял. Одного взгляда Драгоне было достаточно, чтобы понять: случай очень непростой, искривление позвоночника плохо сказывалось и на общем состоянии здоровья ребёнка, его внутренности были не на своих местах, сдавливались в скрюченном теле. Мальчик был хрупкий, хилый и бледненький, с остреньким лицом и недетским, печальным взглядом огромных серых глаз. Его мать была когда-то очень хороша собой, но жизненные невзгоды состарили её прежде срока. Кроме того, она и сама была не вполне здорова: Драгона обратила внимание на её левую руку, усохшую и несколько скрюченную.
— Здравствуй, как тебя зовут? — приветливо обратилась навья к мальчику.
— Малко, — застенчиво ответил тот.
Его мать звали Любицей, она уже пятый год вдовствовала с четырьмя детьми. Хорошо — семья брата им помогала, а то по миру бы пошли.
— Я слыхала, тут у вас целительницы очень сильные, может, поможете сыночку моему? — утирая слезу, проговорила вдова тихо. — Мы уж всем семейством денег наскребём — коли надо, заплатим.
Больницы содержались частично государственной казной, частично — пожертвованиями богатых людей и князей. Большой вклад вносили Белые горы. Впрочем, если исцелённый желал отблагодарить и предлагал вознаграждение в меру своих возможностей, целители не отказывались. С бедняков не брали ничего.
— Посмотрим, — сказала Драгона.
Она отвела обоих в смотровую комнату и вызвала Бенеду. Та принялась обследовать мальчика, и по её лицу Драгона видела, что этот случай для сестры — серьёзный вызов, непростая задача, решить которую ей явно очень хотелось.
— Дело нешуточное, — проговорила Бенеда наконец. — Здесь простого лечебного воздействия будет маловато, искривление очень жестокое. Но попробуем побороться. — Сестрица, — вскинула она взгляд на Драгону, — а ты чего стоишь без дела? Пока я мальцом занимаюсь, ты мать посмотри.
В этом была вся Бенеда — за словами не очень-то следила, по шёрстке не гладила. За «стоишь без дела» хотелось отвесить ей подзатыльник — старшей сестре-то указывать! Но Драгона, решив отложить разборки на потом, предпочла заняться делом.
— Ой, да я уж как-нибудь обойдусь, вы, главное, сыночку помогите, — начала было отказываться женщина.
— Не спорь, голубушка, — строго проговорила Драгона, но в этой строгости звучала забота.
Усыхание руки происходило из-за поражения суставов и сухожилий. Хрящи разрушались, связки укоротились, рука была сильно ограничена в движениях, бледная; мышцы — дряблые и сильно уменьшенные в объёме. Поражены были почти все суставы этой конечности. Страдала женщина уже несколько лет.
Драгона направила в кости, хрящи и сухожилия целебное воздействие высокой плотности и силы. Её ладонь скользила, не касаясь кожи, но воздух между нею и рукой Любицы нагревался всё сильнее.
— Ой, жаром жжёт, — испугалась та.
— Всё так и должно быть, — успокоила навья. — Потерпи, это идёт лечение.
А Бенеда тем временем бережно уложила мальчика на лежанку лицом вниз.
— Вот так, молодец, — приговаривала она ласково. — Полежи так, дружок, мне надо посмотреть и подумать, что же с тобой делать.
Драгона, занимаясь лечением женщины, порой поглядывала на сестру. Мысль Бенеды работала, глаза горели светом ума, который трудился над решением задачи.
— Мне нужна бумага. Большой лист бумаги! — наконец объявила она.
За бумагой послали в книжную лавку, и через полчаса Бенеда, разложив лист на столе, начала чертить и рисовать. Она изобразила позвоночник мальчика в натуральном размере, время от времени сверяясь с измерениями. Её пронизывающий взор видел кости внутри тела, а рука переносила их очертания на бумагу. Потом Бенеда принялась рисовать какое-то приспособление наподобие длинной толстой проволоки, которая крепилась к позвонкам заострёнными винтами в два ряда, с обеих сторон.
— Вот, в общих чертах, — проговорила она наконец. — Нужна будет лучшая белогорская сталь с особой волшбой, которая позволила бы этому приспособлению находиться внутри живой плоти без отторжения и воспаления последней. И оказывать целительное воздействие на тело. Это непростая и новая задача для белогорских мастериц. Мы придадим позвоночнику положение, как можно более близкое к здоровому, а это приспособление будет удерживать его в нём.
— Ну, ты, сестрица, и дело задумала! — озадаченно покачала головой Драгона.
Вопрос был в том, кто оплатит труд оружейниц. Дело было сложным, требовало творческого и нового, изобретательного подхода как к работе с металлом, так и к волшбе. Но не существовало ничего неподвластного чудотворным и искусным рукам белогорских мастериц, наделённых земной силой Огуни в сочетании со светлой и целительной силой Лалады. Бенеда собиралась ещё над этим подумать и поработать, сделать более тщательный и подробный чертёж с самыми точными размерами и мельчайшими деталями, а то, что она сейчас изобразила, было пока лишь наброском.
— Я покажу этот чертёж матушке Рамут, а она, возможно, обратится к государыне Огнеславе. Княгиня любит новшества. Возможно, ей это понравится, и она поможет с оплатой работы по созданию позвоночного крепежа.
— Смелый замысел, — проговорила Драгона. — Знаешь, а в этом что-то есть.
А у матери мальчика уже после первого лечебного воздействия наметились улучшения в руке. Драгона направила её к кошкам-целительницам на лечение светом Лалады; конечно, за один раз недуг устранить не представлялось возможным, требовалось несколько раз прикладывать целебное воздействие, но главное — недуг поддавался, отступал. А значит, его можно было постепенно одолеть.
Несмотря на свою занятость, княгиня Огнеслава приняла обеих навий, мать и дочь, с интересом рассмотрела усовершенствованный чертёж. Она сама была оружейницей и особо покровительствовала кузням. Белогорское кузнечное искусство не стояло на месте, осваивало новые области, новые задачи, появились новые виды волшбы. В последние несколько десятилетий в кузнях стали изготавливать ещё и различные инструменты и приспособления для врачевания. И вот — очередная задача, новый вызов для кошек-мастериц. Справятся ли они? Огнеслава верила в это.
— Сестрице Светолике это понравилось бы, — задумчиво добавила она. — Я хоть и уступаю ей во многом, но стараюсь равняться на неё.
Рамут с Бенедой вернулись с приёма у белогорской княгини довольные: та дала добро на изготовление позвоночного крепежа для мальчика и сама намеревалась оплатить труд оружейниц. Семье ребёнка это не должно было стоить ни гроша. Также белогорская владычица хотела своими глазами посмотреть на итог лечения. Возможно, мальчику помог бы и целебный камень, но Бенеда с Рамут понимали, что камень — один-единственный на всех, к нему и так стоит огромная очередь, и его носительница не могла разрываться сутками напролёт, без пищи и сна, исцеляя всех страждущих. Она и так уже долгие годы работала, не щадя себя, с шести утра до десяти вечера с одним выходным в десять-четырнадцать дней. Требовалось изобретать новые способы лечения, развивать врачебную науку. Если операция пройдёт успешно, быть может, тем же способом можно будет помогать многим «кривобоким» и «горбатым».