Предусмотрительная Драгона была в плаще. Она сняла его и накинула на плечи Рамут. Чёрная ткань её кафтана тут же начала покрываться мокрыми пятнышками.
— Благодарю, дорогая, — пробормотала Рамут. — Но, право, не стоит... Ехать тут недалеко.
Уже через десять минут телега остановилась у крыльца больницы. Серебрицу снова переложили на носилки и внесли внутрь. А Рамут суровым, командным голосом уже отдавала распоряжения:
— Большая кровопотеря! Готовьте снаряжение для забора и переливания крови!
В отличие от людей, кровь от одного навия к другому могла быть перелита без вреда для его здоровья и жизни. Исследуя особенности строения человеческого тела, Рамут обнаружила, что не от всякого человека кровь была пригодна для переливания кому угодно. Углубившись в этот вопрос, она открыла группы крови у людей.
Тонкие и гибкие гофрированные трубочки, по которым текла переливаемая кровь, были изготовлены белогорскими мастерицами из стали. Сама Рамут, Драгона с Минушью и ещё несколько врачей-навиев отдали из своих жил по стеклянной баночке живительной красной жидкости; игла вонзилась в руку Серебрицы, и по её жилам заструилась новая кровь.
Рамут с дочерьми работали быстро и слаженно. Очистка брюшной полости была проведена в кратчайшее время, но при этом тщательно и качественно. Рамут заживила кишки целительным камнем, потом последовательно, слой за слоем, восстановила целостность всех остальных тканей. Когда кожа на животе Серебрицы сомкнулась и зажила без единого шрама, операционная сестра осторожно промокнула салфеткой вспотевший лоб Рамут. Никогда ещё они так быстро не работали. Кажется, успели...
Склонившись над изголовьем Серебрицы, Рамут сказала:
— Выход из обезболивания! На счёт «три» все телесные ощущения возвращаются, ты чувствуешь своё тело полностью. Один, два, три!
От щелчка пальцами веки Серебрицы вздрогнули, взгляд приобрёл осмысленное выражение.
— Это что же... В брюхе вы у меня копались? — чуть слышно прошептала она.
— Пришлось почистить, — ответила Рамут. — Кишки у тебя были продырявлены, и их содержимое в живот к тебе пролилось.
— Экая неудача! — промолвила та, слабо улыбаясь. — А я, как раз перед тем как с государевыми ребятушками схватиться, плотненько позавтракать успела... Выходит, весь мой завтрак — коту под хвост?
— Ну, может, и не совсем весь, но некоторая его часть, а также часть твоего вчерашнего ужина, — усмехнулась Рамут. И, спохватившись, добавила уже строже: — Так, голубушка, прикрой-ка рот свой болтливый. Береги силы для выздоровления.
— Моя ж ты строгая спасительница, — проговорила Серебрица хрипловато-нежно. — Всё, всё, замолкаю...
Её перенесли в палату и уложили в постель, а у двери встали кошки-стражницы. Рамут сказала:
— Отдыхай и восстанавливай силы. Навии — народ живучий. Но разговор о твоих нехороших делишках ещё впереди, так что не думай, что ты легко отделалась, дорогуша.
Ей предстояло сегодня ещё немало работы. За прошедшие годы почти во всех крупных городах Светлореченского и Воронецкого княжеств открылись больницы, и Рамут поочерёдно работала во всех: сегодня — в одной, завтра — в другой, на следующий день — в третьей, и так далее. Хоть она и обучила множество врачей, её целительный камень по-прежнему оставался единственным в своём роде чудотворным средством, к которому страждущие выстраивались в очереди. Чтобы дать возможность как можно большему количеству людей из разных уголков получить помощь и спасение, Рамут и перемещалась ежедневно из больницы в больницу. На самые тяжёлые и неотложные случаи её частенько вызывали — случалось, что и ночью.
Рамут ненавидела пожары: именно на них приходилось тяжелее всего работать. Огромное количество пострадавших, и всем помощь требовалась незамедлительно! На такие страшные случаи обычно созывались самые лучшие и опытные её ученицы, кошки-целительницы, которые лечили не только с помощью врачебной науки, но и светом Лалады. Оба способа дополняли и усиливали друг друга. А обобщённый опыт спасения людей при больших бедствиях вылился в отдельную отрасль врачебной науки, основные правила и положения которой Рамут описала сперва в небольшой статье, а позже разработала учебное пособие, которое называлось «Врачебная помощь при обширных народных несчастиях, как-то: пожарах, потопах, моровых поветриях и прочих бедах». Несколько лет тому назад невероятными всеобщими усилиями удалось остановить вспышку чёрной оспы в Светлореченском княжестве, которую завезли торговцы из южных тёплых стран. После этого Рамут и её ученицы разработали собрание мер по предотвращению распространения заразных недугов.
Работы всегда было невпроворот. Когда ученики первых выпусков сами набрались достаточного опыта и стали способны передавать его новым поколениям лекарей, открылась вторая, а затем и последующие врачебные школы. Всего их стало пять: две в Белых горах, две в Светлореченском и одна в Воронецком княжестве.
Едва Рамут вышла от Серебрицы, как её тут же позвали в другую больницу: трёхлетний ребёнок обварился кипятком, ожог почти всего тела. Исцелив дитя, она до конца рабочего дня в той больнице и осталась: страждущие, заслышав, что явилась великая целительница госпожа Рамут с чудотворным камнем, выстроились в длинную очередь. Их было так много, что ей пришлось продлить приём на полтора часа. А когда очередь наконец иссякла и Рамут в половине восьмого уже собралась уходить домой, как привезли роженицу с сильным кровотечением. В родильном отделении больницы трудились несколько молодых врачей, которым было полезно понаблюдать работу столь знаменитой целительницы, как Рамут, и она осталась. У женщины обнаружилось одно из самых тяжёлых осложнений — разрыв матки. Рамут взяла себе в помощь трёх самых опытных врачей, и вместе они быстро прооперировали несчастную. Ребёнка извлекли через разрез, разрывы матки Рамут залечила камнем, а двое женщин-кошек вливали в мать и дитя мощный поток света Лалады. Женщина потеряла очень много крови, но удалось быстро отыскать прямо в больнице трёх человек с подходящей группой. Они могли дать только половину требуемой крови, а оставшийся объём восполнили стерильной водой из Тиши с растворённой в ней солью. Мать и дитя в удовлетворительном состоянии перевезли в палату.
— Благодарю вас за чёткую и слаженную работу, сёстры, — сказала Рамут кошкам-врачам, которые ей помогали.
Домой Рамут попала только к половине одиннадцатого. Упав в кресло перед камином, она распорядилась:
— Дом, чашку отвара тэи!
Все дочери присоединились к ней. Нет, они не разговаривали о сегодняшнем рабочем дне: видя усталость родительницы, Драгона с Минушью и Бенедой просто молча посидели рядом.
— Утомилась, любушка моя? — защекотав лоб супруги поцелуем, спросила Радимира, когда Рамут наконец опустилась в постель и прильнула к её плечу.
— Пожалуй, чуть больше обычного, — подумав и оценив степень своей измотанности, ответила навья. — Денёк и вправду сумасшедший сегодня. Утро как будто началось спокойно, а потом вдруг — эта Серебрица. А дальше всё завертелось, понеслось...
— Хм, Серебрица... Мне как будто знакомо это имя, — проговорила женщина-кошка. — Расскажи-ка, что там случилось!
Рамут вкратце поведала о беременной женщине с больным зубом и зеленоглазой особе, смущённо умолчав лишь о её развязном нахальстве. Радимира утвердительно кивнула:
— Да, похоже, это та самая. А не было ли с нею некой Цветанки?
— То ли Драгона, то ли Минушь говорила мне, что вместе с нею поймали какую-то её приятельницу, из Марушиных псов, — припомнила Рамут. — Но я не видела её и не знаю её имени: честно говоря, было не до неё... Серебрица нам всем задала хлопот со своей раной. Рана скверная и грязная, в живот... Крови много потеряла, но мы справились.
— Да, да, это она, — повторила Радимира. — С ними ещё должна быть кудесница Светлана. Я знаю эту троицу на летающем ковре, они через Белые горы перелетали несколько раз — из Светлореченского княжества в Воронецкое и обратно. Насколько мне известно, они не безобразничают — напротив, Светлана людям добро делает, исцеляет, в бедах помогает. Она сильная кудесница, сродни знаменитой Берёзке. А Серебрица с Цветанкой при ней кем-то вроде охраны состоят.
— Нет, дочери мне только об этой парочке оборотней рассказывали, а о Светлане я не слышала, — озадаченно проговорила Рамут. — Не знаю, с ними ли она.
— Они неразлучны, где одна — там и вторая, где вторая — там и третья, — сказала женщина-кошка, почёсывая в затылке. — Ладно, горлинка моя, завтра утром я пойду и разберусь, что там такое. Что бы ни натворили эти волчицы, Светлану уж точно не за что в темнице держать, она никому зла не делает. Вероятно, вышло недоразумение.
— Хорошенькое недоразумение — женщину с дитём во чреве чуть не уморила эта охранница Светланы, — хмыкнула Рамут. — До заражения крови дошло, и если б не матушкино сердце, погибли бы оба — и мать, и дитя. Леший эту Серебрицу, что ли, дёрнул лезть к ней в рот грязными щипцами? Какого рожна вообще соваться в чужой рот, коли ты не врач и права никакого не имеешь этим заниматься?
— Я понимаю твоё негодование, радость моя, — с поцелуем промолвила Радимира. — Я во всём разберусь, обещаю. И прослежу, чтобы виновные были наказаны, а невинные не пострадали.
— Очень на это надеюсь. — И Рамут с усталым зевком устроилась поудобнее в объятиях супруги.
— Отдыхай хорошенько, — согрело лоб навьи дыхание Радимиры. — Сладких тебе снов.
— И тебе, родная.
Проваливаясь в дрёму, Рамут вдруг вспомнила, что толком не ела сегодня. Завтрак был весьма лёгкий — можно сказать, условный, от обеда её отвлекла возня с Серебрицей, а потом не было свободной минутки, чтобы перехватить что-нибудь: то одно, то другое, то третье... Весь день — кувырком. А вечером она пришла такой вымотанной, что уж и не до еды стало. Завтра надо будет поплотнее позавтракать, решила Рамут, засыпая. А то вдруг опять какая-нибудь кутерьма перевернёт с ног на голову весь распорядок дня?.. С этим решением навья и соскользнула в тёплый, уютный сонный мрак.
3
Троица на летучем ковре прибыла в Зимград на исходе сеченя (февраль — прим. авт.), когда воздух наполнился тревожно-сладким духом близившейся весны, а снег стал тяжёлым, волглым. Уж много лет скитались они, где-то задерживаясь на день-другой, а где-то и на полгода оседая — смотря сколько дел было в том месте. А дела Светлана находила всегда. Всегда находила тех, кому требовалась её помощь. Кудесница оставалась вечно юной, будто застыв в том возрасте, когда она покинула дом на летучем ковре.
Иные места они посещали не по одному разу — по два, по три, по четыре. Везде, куда они возвращались дополнительно, Светлану встречали, как самую желанную и дорогую на свете гостью. И простой люд её любил, и князья уважали.
В этот раз в Зимграде её помощь потребовалась двум братьям-купцам, которые поссорились несколько лет назад — сами измучились, всю родню измучили, сил больше нет! Никакие судьи, никакие старейшины-мудрецы не могли их помирить. Сам князь воронецкий мирил — не помирил.
Сначала Светлану с Цветанкой и Серебрицей приютил у себя старший брат, Доброгляд. Потчевал хозяин троицу путешественниц сытно и щедро, долго рассказывал кудеснице о затянувшейся ссоре с братом, которая всех измотала... Светлана участливо слушала, а её охранницы уплетали кушанья с купеческого стола. Волшебница поклюёт, как пташечка, да и сыта, а оборотням для поддержания сил требовалось гораздо больше еды. Вот и трескали они всё, что гвоздями не приколочено. Хозяин дивился прожорливости клыкастых гостий, косился на них с некоторой опаской, но коли уж они состояли при кудеснице, то и их, стало быть, уважать следовало. Вот купец и угождал, как мог.
А Светлана вела с хозяином разговоры долгие, задушевные, выпытывала-высматривала своим проницательным, мудрым взором в его сердце такое, о чём тот и сам давно позабыл. А зря, потому что это было ох как важно! Потом заговорила Светлана, и речь её ручейком живительным струилась, узором золотистым сердце окутывала. Животворящим дождём падали её слова на иссохшую душу. Вот уж и прослезился купец, полегчало ему, посветлел взором, задумался. Сказал, что всю ночь размышлять станет. А Светлане низко поклонился.
Знала Светлана своё дело, этого у неё не отнять. Умела она исцелять не только телесные недуги, но и душевную скорбь. А задача Цветанки с Серебрицей — следить, чтоб прекрасную и светлую кудесницу никто не обидел, хотя она, если пожелает, и сама могла за себя постоять не хуже. Однажды какой-то злыдень на неё граблями замахнулся — сдуру. Так Светлана те грабли в горлицу превратила! Порх — и вылетела птица из рук у изумлённого грубияна.