Ночью к Игорю начали одинаковые сны. В них он то и дело оказывался за школьной партой. Крашенные самой скучной на свете краской - грязно-синей - стены школы номер тридцать два, школы, в которой он когда-то учился. Этот цвет уже почти выветрился из памяти, оставшись только на школьных фотоснимках, затерянных дома в среднем ящике комода, под старыми микросхемами, звеньями велосипедных цепей и прочим хламом.
Класс был полон малышей; никого из них Игорь не знал. "Новые ученики" - решил он, так и не сообразив для себя, что он, здоровый мужик с недельной щетиной, здесь делает. Он щёлкал пальцами и разглядывал облезлые стены, читал похабные надписи и рисунки, вырезанные на столешнице. Подумывал прибавить к этому что-нибудь своё, в то время как преподаватель разжевывал для класса самую пресную на свете тему. Игорь не слушал и не смотрел; фигура у доски расплывалась до однообразно-серого пятна, а иногда Игорю казалось, что там вовсе никто не стоит, а голос доносится из ниоткуда. Он был похож на голос диктора на радио - то плакал, как старичок с дачной волны, то вещал густым басом проповедника. Закурив сигарету, Игорь раскрывал учебник и видел там, на развороте, единственную надпись.
"Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царствие Небесное".
Эта цитата казалась Игорю невероятной, космически важной. "Что же это? Что это значит?" - думал он, и готовился слушать учителя, полагая, что тот сейчас всё объяснит. Но голос сливался в монотонное бормотание, и Игорь просыпался.
На фоне проблем на семейном фронте, темноты и вечной мерзлоты, начала развиваться новая мигрень - теперь голова у Игоря болела за безопасность. Кто-то, наверное, уже стоит там, снаружи и разглядывает исполинские фасады, под аккомпанемент урчания живота думая, как бы добраться до тамошних сокровищ. А может, бродит кругами рядом, как лиса, приноравливающаяся к мышиной норе, чтобы сделать подкоп. Игорь не ждал гостей. Он открыл этот необитаемый остров и был готов на всё, чтобы избавить его от прочих робинзонов.
Сейчас на ум ему пришёл оружейный магазинчик, располагавшийся в той части торгового центра, которую Игорь привык называть "прочей". Конечно, там продавались не настоящие пушки. Но газовые пистолеты, вполне могущие сойти за травматическое оружие и оружие устрашения, звучали в его голове вполне серьёзно. Он бы, во всяком случае, серьёзно подумал, прежде чем погрузиться в бассейн с тёмной болотной водой, зная, что у того притаившегося на дне парня есть ствол.
Ругая себя за беспечность, перво-наперво он отправился по обратному маршруту - туда, откуда пришёл. На первом этаже он обзавёлся ручным погрузчиком со сломанным шасси, ржавеющим здесь с тех самых пор, как Игорь работал на вольнонаёмных началах, и подпёр им дверь, которой вошёл. "Беспечно могут позволить себе жить женщины и дети. Я - не могу", - пробубнил он себе под нос, подражая Вито Корлеоне. Конечно, Вито Корлеоне сказал не точно так, но примерно это имел ввиду.
Было ещё множество дел помимо внезапно возникшей необходимости раздобыть оружие. Надо было исследовать самые дальние уголки торгового зала. Сосчитать количество газовых баллонов. Необходимо было найти пристанище в служебных помещениях, которое станет для них более или менее постоянным... И, наконец, найти подход к жене, к этой упрямице - чуть поколебавшись, добавил в хвост своего списка Игорь. Эта короткая ремарка тут же испортила ему настроение. Относительно всего остального он, по крайней мере, имел представление, с какого конца взяться за дело.
Идти на дело Игорь решил нынешней же ночью, справедливо рассудив, что по ночам никто не будет шляться по торговому центру. На сервисной зоне нашлись ключи от пластиковой шторы, и, отперев одну из секций, Игорь вышел на разведку.
Поджидал его здесь разве что сквозняк. В его стылых поцелуях чувствовалась весна. Это была хорошая новость... чёрт, да лучше новости за последние дни не было! Остаётся только надеяться, что пальма сама выпустит свежие побеги, намекнув, что пора уже выходить. А дальше... дальше по первоначальному плану - в глушь, где наверняка найдётся пара-тройка заброшенных деревень.
Из скупого ассортимента оружейного магазина он присмотрел себе самое внушительное: помповое ружьё, стреляющее круглыми металлическими пульками. Кто-то побывал уже и здесь: всё, что могло быть сброшено со своих стеллажей - было сброшено. Стеллаж с патронами выглядел как склад семечек, подвергшийся нашествию голубей.
Осмелев и слегка повеселев, Игорь опробовал оружие, выстрелив в темноту. Хлопок вышел что надо. Далеко в темноте послышался укоряющий звук осыпающегося стекла. Игорь присмирел. Тихо распихал по карманам патроны, воровато огляделся и отправился восвояси.
Отныне первой скрипкой в сознании Игоря было нетерпеливое ожидание весны. Он наблюдал, как растёт у жены живот: словно фермер, засеявший по осени семена и всю зиму оберегавший их, обогревая своим телом и грудью защищая от ворон-вредителей. Потухшие глаза Лены утверждали, что она верит отныне только в сорняк. Они почти не разговаривали - все слова, сказанные за много дней Игорем, обращены к самому себе, потому что у Лены ответа на них не находилось, а она, как старая, умудрённая жизнью ворона, изредка разражалась разве что бранью, простыми односложными выражениями, просьбами в туалет или воды.
- Ты превратил меня в инкубатор для своего выродка, - сказала она как-то.
Игорь растерянно подумал, что план по воссоединению со второй половиной, похоже, потерпел фиаско. Ну и ладно. Он знает лучше, как нужно поступать. Она многие годы пилила его за безынициативность - пускай-ка теперь попробует. После того, как Ленка один раз попыталась сбежать, но заблудилась в крыле для менеджеров, он теперь держал её прикованной всё время. Тогда пришлось как дикого зверя загнать её в угол, а после, матерясь, тащить за руку.
- Помнишь, как ты первый раз меня ударил? - спросила как-то Лена.
- Нет. Когда это такое было?
- В день, когда всё это началось. На кухне.
Игорь с трудом вспомнил, что когда-то пространство его комфорта ограничивалось стенами.
- Я никогда бы не смог такого забыть, милая, - ласково сказал он. - Но сейчас ты должна мне подчиняться. Испокон веку ведь как было? Женщина следит за очагом, а мужчина думает о будущем. Так почему же сейчас ты не следишь за очагом, и мне приходится успевать везде? Глупенькая.
Газовая горелка шипела, не замолкая ни днем, ни ночью. Игорь готовил еду. По карманной книжке "Тысяча рецептов" он осваивал простые, но вкусные блюда из необычных ингредиентов, нарезая повядшие манго и туша их с королевскими креветками и мидиями.
Изредка из-за шторки доносились различные звуки. Неясный грохот, как будто кто-то волок по просторным, отделанным кафелем коридорам консервные банки на верёвке. Один раз пытались высадить шторку плечом. Игорь сидел тихо, держа наготове ружьё.
Когда штору попытались разломать, как тараном, чем-то тяжёлым, Игорь заорал:
- У меня здесь помповое ружьё! Двигайте-ка отсюда, полиция уже выехала. Ведётся видеонаблюдение.
Для устрашения он выстрелил в воздух. Звук получился так себе, но за шторкой, похоже, его услышали. Они улепётывали, натыкаясь в темноте на стены и разбивая оставшиеся витрины.
- Так-то, - сказал себе под нос Игорь и пошёл доваривать макароны по-флотски.
Последний свой день в убежище Игорь посвятил работам на складе. Он ещё не знал, что этим вечером им придётся выйти наружу, поэтому никуда не торопился и, зажав один фонарь в зубах, а другой укрепив на одной из полок, вскрывал коробки с влажными салфетками. Ленка сказала: "Если ты всё ещё хочешь увидеть меня под слоем грязи, принеси хотя бы салфеток", и Игорь видел в этом первый шаг к покорности, которой он давно добивался от жены.
И вдруг что-то шевельнулось в темноте. Ясно, как день - там, в углу, возле лестницы, кто-то стоял.
- Эй, там! - нашёл в себе силы крикнуть он, несмотря на то, что сердце колотилось как бешеное и грозило выпрыгнуть из груди. Луч фонаря по-прежнему светил в пол: Игорь напрочь про него забыл.
Эхо, как заправский пересмешник, ответило ему собственным же голосом с разных концов здания. Но гость молчал. Игорю показалось, что за ним наблюдают чьи-то спокойные, насмешливые глаза. Это выводило из себя. Разглядывая пространство у лестницы, Игорь сосредоточил внимание на том, что могло быть чужаком.
- Я же сказал вам, уходите! - заорал он в темноту. - Здесь уже занято, и нас... нас много! Поищите себе лучше другое убежище.
Возникло странное чувство: Игорь не понимал, как он ещё не разучился изъясняться разумно. Тень сделала движение рукой. Она будто давала человеку фору, фору не чтобы бежать, а чтобы осознать нечто, и это нечто, постепенно проникая всё глубже, заполняло всё существо страхом.
Присмотревшись получше, Игорь увидел, что силуэт был очень маленький. Ростом примерно по грудь взрослому мужчине. Игорь ясно видел пятна света из окошка в том месте, где, по идее, должна быть голова. Либо это вовсе не человек - скажем, тележка с пирамидой коробок, на которую вспрыгнула приснопамятная кошка, либо...
Шажок за шажком, Игорь начал отступать туда, где он так неосмотрительно бросил ружьё. Оказаться с ребёнком, запертым в огромном тёмном помещении... прощай, спокойный сон. Зачем они пришли? Быть может, хотят основать здесь новое гнездо? Он вдруг подумал, что Ленка чувствует себя куда как хуже. Она-то заперта с неведомым существом в одном теле. Он, Игорь, не оставил ей выбора.
Возникла несколько неожиданная мысль, что самым простым выходом было бы сейчас приставить к собственному горлу ружьё и спустить курок. Лучший выход для эскаписта, беглеца прочь, от цивилизации и от себя, коим он, по сути, является. Все мысли, как слепые кутята к мамке, визжа от ужаса, сползлись к одной этой идее. Чем этот способ умыть руки хуже? Тем - ответил сам себе Игорь - что он не сможет взять с собой жену и ребёнка. Может, он смог бы прицелиться в Ленку - ну, гипотетически, - но спустить курок... нет, никогда.
Игорь зажмурился, заставив себя больше об этом не думать. Тем более что ружьё у него не настоящее. В лучшем случае, пробьёшь артерию и будешь медленно, мучительно истекать кровью.
Тень шевельнулась снова, на этот раз не оставив никаких сомнений. Ребёнок. Игорь схватил ружьё, молча прицелился, пытаясь убедить себя раз и навсегда, что готов убить. Спустить курок при полной темноте будет куда легче, но сможет ли он простить себя после, когда в красках увидит, что натворил? И когда он собственноручно выписывал себе индульгенцию, кто-то с затруднением сказал:
- Не... нужно... стрелять...
- Что? - Игорь опешил. - Ты говоришь?
Тишина. Неуверенная, будто маленький человек перетряхивал, как мешок с коллекцией голышей, свой словарный запас в поисках чего-то конкретного. Чего-то, что смогло бы убедить небритого человека с ружьём сразу и навсегда. Игорь не был уверен, что такое вообще возможно. Палец на курке вытянулся по струнке, как бравый солдат.
Но то, что сказал этот ребёнок, вышибло Игоря из собственной головы не хуже удара битой по затылку.
- Я заблудился. Был у цыган и заблудился. Пил у них чай.
У Игоря на лице завёлся нервный тик. Сначала начала дёргаться правая скула, потом дрожание перешло на всё лицо. Тень как будто что-то ждала. Туман от одной ледяной бетонной стены к другой плавал над головой. Можно было бы сдвинуть фонарь, чтобы полюбоваться хотя бы на коленки незнакомца, но Игорь боялся.
- Кто ты?.. Нет, нет, стой, где стоишь! - завопил Игорь. - Мы с тобой ещё не закончили!
Но карлик сделал шаг вперёд и вышел в круг света. Пальцы примёрзли к оружию, будто пластиковое ложе превратилось в ледяной металл, а пальцы - в слюнявые, влажные, безвольные языки. Будто ружьё пытается держать своими щупальцами осьминог. Игорь подумал, что глаза, наверно, заросли паутиной и пылью, а может, он просто надышался газом, когда менял баллон в горелке. Любая мелочь может стать предпосылкой к умопомешательству... а как иначе назвать то, что видишь перед собой собственного сына, которого давно уже записал в мертвецы, если не физические, то есть телом, то, по крайней мере, моральные, то есть не способные к жизни в современном обществе?
Игорь судорожно вдыхал, сжимая в пальцах ружьё.
Глава 8. Шум и голоса.
Кирилл сильно изменился, но не узнать его было невозможно.
Светлые грязные волосы вились, спускаясь по тонкой шее. Лицо, прежде с налётом хитрецы, стало более простым и открытым. Слой грязи был чем-то вроде грима, которым кто-то надеялся замаскировать мальчишку необычного под мальчишку заурядного, однако, скупые повадки, движения, каждый угол которых просчитан будто бы по линейке и прочерчен циркулем, с головой его выдавали. На плечах - незнакомая тёмная куртка на пару размеров больше, тёплые джинсы принадлежали Кириллу, но похожи были больше на две ржавые канализационные трубы, чем на одежду. На поясе болтался кассетный магнитофон; он негромко жужжал, будто прокручивал, помимо кассеты, какие-то мысли в голове ребёнка. Наушников Игорь не увидел. Руки мальчик независимо держал в карманах куртки. Нос всё так же вздёрнут, но теперь в этом не осталось ни капли задора, а вот глаза...