- Так я и хочу засветло отсюда смыться.
- Да ладно, чё там с голодухи не привидится. Я однажды чертей целое стадо увидел. Начал головешкой отбиваться. Оказалось, ландскнехты. Судили меня потом. А я сижу в тюрьме и думаю: от чертей - головешка, то ж мёртвому припарки...
- Тем более. Ландскнехтов я вообще боюсь. Пойду я.
- Ну заплати тогда за постой, - сказал Мартин. - Мне, как покровителю, с каждого причитается.
Бланка протянула дневную выручку.
- Пошли, провожу.
Они свернули за ратушу и оказались в одном из переулков, куда не выходят окна и где с трудом разминутся двое.
- Возьми свои деньги назад, - Мартин прижал её к стенке. - А мне давай кой-чё другое.
Бланка зажала монеты в кулак и прислонилась к тёплому камню. Солнце грело перед закатом, растрачивая то, на что скупилось в первой половине дня. Оно заглядывало в жилой колодец, окрашивая стены жёлто-розовыми мазками.
- Может, увидимся ещё?
Квадрат над головой был нестерпимо голубым.
Бланке захотелось выть, вилять хвостом и ликовать, но она подавила животные чувства. Пора домой.
Свободной от денег рукой она дотронулась до виска целовавшего её нищего. Он тут же сполз по Бланке, растянулся на земле и захрапел. Бланка бегом пустилась по лабиринту улиц, облизывая губы и усердно повторяя заклинание. Стирать память доброй половине городского населения ей доводилось в первый раз.
В замке никто не спросил у неё причину долгого отсутствия. Тратцберг-шлоссе напоминал базарную площадь, так говорливы сегодня его обитатели. Король, канцлер, комендант крепости, капитан роты ландскнехтов, инсбрукский бургомистр, герцог Баварский и герцог Тирольский, по-родственному заглянувший в гости, отсиживались в кабинете Максимилиана. Услышав скрип отворяемой двери, все они вздрогнули. Бланка, начисто умытая, безукоризненно одетая и окружённая придворными дамами, просила позволения узнать, чем вызвано такое беспокойство, и составить общество столь благородным рыцарям, мимоходом наделив знатностью бургомистра и капитана, из-за чего они первыми перестали дёргаться и предложили даме свои услуги.
Как выяснилось, наёмники сговорились и устроили бунт под стенами Тратцберга, требуя освободить товарища. Более того, к воротам заявилась некая битая жизнью тщедушная фрау и, заливаясь слезами, заголосила, что Йозеф был с ней, что она боялась мужа - хозяина кабака и поэтому не сказала сразу, но теперь не боится и готова пойти в кампфрау, лишь бы только её дорогой Йозеф был жив, здоров и на свободе.
Виновник волнений, ещё не протрезвевший после взаимных возлияний с тюремщиком, высунулся в зарешеченное окошечко и закричал:
- Марта, я люблю тебя!!!
Тюремщик вторил ему, желая во всём поддержать собутыльника.
Марта вопила в ответ:
- Я тоже тебя люблю!!! Только брось пить! Опять ты напился там с кем-то! Я теперь за тебя возьмусь!!!
- Марта, не ругайся, я последний разочек!!!
Замок с трудом выдерживал осаду, обстреливаемый всем, что подворачивалось под руку. Йозефа пришлось отпустить и заново допрашивать - вместе с любовницей и приятелями. Не удалось допросить лишь тюремщика, потому что он пока не проспался.
В осаде поучаствовала также городская стража, которой не давали повидаться с королём и бургомистром, а стражники, между тем, добыли сведения о покойном. Он был плотником, как все в его семье, сам в гильдии недавно, много странствовал в поисках заработка и врагов если нажил, то только за стенами Инсбрука. Главным же - для Бланки - было то, вместе с отцом и братьями он несколько лет прожил в Тратцберге, восстанавливая перекрытия и мебель.
Бланка пригласила дорогих гостей на ужин, а супруга задержала в комнате.
- Он запросто мог взять кольцо и переплавить в пресловутую серьгу, - поделилась она догадкой, рассказав всё, что выяснила сама.
- Что же нам, судить призрака? Что мы скажем? - развёл руками Максимилиан.
- Оставим это городским властям, - предложила Бланка. - Или заручимся поддержкой врача, который скажет, что несчастный умер от удара...
- По голове?
- Вы меня поняли.
- Послушайте, ран ведь на нём не было... Удар ещё доказать надо. Может, действительно от страха, когда увидел призрак?
- А я о чём вам говорю? Мало ли кто мог подойти в тёмном переулке - те же попрошайки, - Бланка на мгновение задумалась, вызывая в памяти облик сегодняшних новых знакомых.
- Вы нас просто спасли, - снизошёл до похвалы король. - Но как же серьга? Будем стравливать нищих с плотниками?
- А серьга - вот она, - Бланка слазала в омоньер и вынула предмет гордости цеховых мастеров. Сидя на площади, она таки сбила от нечего делать одну черепицу булыжником и обнаружила под сколотой позолотой медь. Погневавшись на мужа, она решила извлечь выгоду из досадного разоблачения - и сотворила из позолоты серёжку.
Максимилиан недоверчиво принял из рук герцогини предмет:
- Что ж, ладно. Только где вы провели всё это время? Неужели раздавать милостыню можно от рассвета до заката? Не забывайте, у вас есть другая обязанность.
- О ней я прекрасно помню, - Бланка продемонстрировала реверанс и вновь полезла в омоньер. - Я кое-что собрала для вас. Добрые люди подали. Мир ведь - не без добрых людей...
Максимилиан разглядывал пригоршню медяков с меняющимся выражением лица - оставил её на столе и ушёл, хлопнув дверью.
Сегодня они спали спокойно - в разных спальнях, на разных концах этажа, и шаги потусторонних жителей замка их не тревожили, ведь рыцарь и дама, получив желаемое, шагнули наконец в иной мир, рука об руку. На безымянном пальце дамы поблёскивало золотое кольцо...
31 Потому как святой покровитель - святого Мартина почитали как покровителя нищих.
32 Маруха - женщина, любовница (арго).
<p>
XII</p>
Ландскнехты оказались более злопамятными, чем мог внушить их образ жизни, и каждый раз при возможности вспоминали королю ошибочные выводы, сделанные не им. Оценив задетую честь монетой, они бунтовали из-за жалования всякий раз, когда обещание рисковало не быть выполненным. Случалось это нередко, и, спотыкаясь о камни недоверия, германское войско не могло настичь мадьяров.
Максимилиан уже хотел оставить Вену венграм со всеми потрохами, но Фридрих посрамил его своим упорством и настоял не сдаваться. И, точно кремень о кресало, высекали искры неуступчивые овны, и гнали друг друга до Присбурга, перемахнув аж могилу Матьяша Ворона, и, ударившись лбами о трон Владислава Чеха, остались ждать, благоразумно ли распорядится природа королевским потомством. В мыслях германцев благоразумие равнялось бездетности, а в мыслях венгров - плодовитости.
В любом случае, судьбе нечего было предложить обеим сторонам, кроме ожидания. Максимилиан отправился ожидать в Аугсбург, где воссоединился с семьёй и наблюдал воссоединение сестры с супругом, посчитавшим повод для развода не настолько весомым, как поначалу, и положившимся на Провидение. Счастливая Кунигунда с подросшими Сидонией, Сибиллой и Сабиной собиралась в Мюнхен, но медлила, потому что её беспокоило состоянье отца.
Фридрих, ничем не болевший в жизни, кроме своих алхимических изысканий, пребывал в тихом отчаянии. Его беспокоила нога, которая, по словам врачей, тлела в Антоновом огне (33). Пряча под маской флегматичной твёрдости боязнь или сгореть заживо, или остаться одноногим, Фридрих не сообщал ничего Ульрике, хотя в былые времена не стеснялся жалоб.
Ульрика узнала обо всём от Рудольфа, который несколько раз виделся с матерью в Шварцвальде. Бланка рассказала и о своей незавидной супружеской жизни, и старшая сестра, выслушав негодующего племянника, пожелала навестить обоих близких ей людей. Эрнст и Ульрих разволновались так, что обоим чуть не сделалось дурно, но пожелали ехать с матерью, иначе в Саарбрюккене сойдут с ума. Берта заявила, что не отпустит мужа в таком состоянии, а поедет с ним сама. Три до сих пор незамужних сестры Берты заметили, что ей понадобится поддержка, а равно и Ульриху, у которого нет пока супруги, что позаботится о нём. Елена возразила, что позаботиться есть кому и её присутствие будет просто необходимо как старшим братьям, так и отцу. Маргарита возразила, что не отпустит невинных девиц навстречу соблазнам имперского города - одних. Иоганн сказал, что если вся семья вознамерилась погостить у зятя, то и он очень даже не прочь присоединиться. И, наконец, Рудольф потребовал, чтобы его взяли с собой, ведь это он принёс столь важные новости.
На сей раз они добирались не стаей, а человеческим поездом, по человеческим же манерам выслав вперёд письмо. Узнав от жены о визите родственников, Максимилиан потратил время до их прибытия с пользой, немедленно отправив сына и дочь в Нидерланды и позаботившись о том, чтоб два кортежа разминулись в пути, даже не видя друг друга издали. Уговорить Кунигунду не удалось, но она хотя бы взяла на себя все хозяйственные приготовления. Сообщить Фридриху уже успела Бланка. Максимилиану осталось лишь обеспечить гостям развлечения...
Впрочем, сперва им было не до развлечений. Дети, племянник и племянницы с Ульрикой во главе тут же осадили постель императора и принялись горевать так, что Фридриху пришлось напомнить, что он ещё не умер и пока не собирается.
Иоганн и Маргарита в это время заняли беседой Максимилиана, превратив её в допрос - построже, чем доводилось ему наблюдать в Инсбруке до войны.
Король с честью перенёс все словесные истязания и даже неплохо завладел искусством притворяться, что упрёки не задевают его. Якобы благодарный родне за науку семейной жизни, он пригласил их на общую трапезу.
Столы накрыты были вычурно и пышно, как будто призванные напоминать о далёких бургундских владениях, где Филипп и Маргарита постигают премудрости государственных забот. Стены украшены были портретами дам - точнее одной-единственной дамы, что эти владения подарила.
- Каждый год ко дню её смерти он заказывает новый, и все с одного образца, - посетовала Бланка Иоганну.
- Надеюсь, не на твои средства? - осведомился он, подметая паркет шевронами и фестонами рукавов.
- Мне пришлось их спрятать, - Бланка неторопливо присела и так же неторопливо выпрямилась.
- Стареете, сестрица, - качнул седеющей головой герцог.
- Пытаюсь угнаться за вами, дорогой брат, - герцогиня взяла его под руку.
Сегодняшний вечер определённо был праздником дам. Красавицы смотрели на гостей со стен, прелестницы властвовали за столом. Среди придворных Максимилиана сегодня очень много дам, разного платья и достатка, от позолоченной фрейлины до ровни камеристке. Кавалеры из семьи Бланки растерянно обозревали сей цветник и возвращались взглядом к своим спутницам, безмолвно спрашивая, что это означает.
Многие дамы взяли в пиршественный зал детей. Малыши оживляли общество и вызывали умиление, но более - недоумение. Бланка пожелала его развеять и спросила сидящего за другим концом стола супруга - через дворецкого. Супруг передал через слугу ответ, что, по примеру любимой жены, собрал за столом всех близких. Бланка принялась пересчитывать этих близких, и на пятнадцатой родственнице терпение её лопнуло. Она послала мужу гневный взгляд и многочисленные словесные обвинения - через покорного дворецкого. Рискуя получить горячим блюдом по лицу, тот выполнил поручение. Гости по обеим линиям напряжённо следили за этой беседой. Никто из них не постиг до конца необходимости этой затеи.