Мой рысак, прекрасный конь, галопом нёсшийся подо мной — застыл. По-другому этого и не описать. В один миг мы неслись наперегонки с ветром, а в другой — каждая мышца в теле несчастного животного замерла. Он сразу же упал, ломая ноги, с громким ударом врезавшись в землю, и покатился, перегибаясь. Мне, наверное, было бы его жаль, но у меня были собственные неприятности, почти столь же значительные. Всё ещё смеясь, я внезапно почувствовал, будто гигантская рука вырвала меня из седла. Пока конь падал, я полетел вперёд подобно какой-то большой, уродливой птице — головой вперёд, прямо в деревья. Я, наверное, далеко бы отлетел, но большой дуб прервал мой полёт.
Очнулся я на земле. По моему лицу текло что-то мокрое, мешая мне видеть, так что я поднял руку, чтобы стереть это «что-то» с лица, испачкав руку кровью. Я едва мог дышать; каждый судорожный вдох сопровождался резкой болью в моём боку. У меня, должно быть, треснуло несколько рёбер. Каким-то чудесным образом обе руки и ноги оказались подвижными, но я не мог не подумать, что я жив только благодаря моему щиту. «Он пытался меня убить!». Эта мысль пробежала у меня в голове, и казалась чрезвычайно важной, хотя мне было трудно вспомнить, почему именно.
На меня упала тень, и я поднял взгляд — Дэвон стоял надо мной с такой зловещей улыбкой, что я понял: он не пытался меня убить. Он был здесь для того, чтобы довершить начатое. «Грэтак!» — произнёс он, и моё тело застыло. Я начал понимать, через что прошёл мой бедный конь, а также, возможно, Пенни, но у меня не было времени об этом волноваться.
— Бедный Мордэкай, тебе правда не следовало ехать так быстро! — сказал он.
В руках он держал большой кожаный кошель:
— А я-то просто пытался догнать тебя, чтобы отдать деньги, которые тебе должен! — насмешливо воскликнул он. Внутри меня шла борьба — мои лёгкие застыли, и я не мог дышать. Представьте себе, что тонете, связанными и неспособными пошевелиться — и это будет близко к тому, что я испытывал. Ничего не работало, и моё сердце стучало всё быстрее и быстрее, гулом отдаваясь в ушах, пока моё тело жаждало воздуха. Я ощущал его магию в своём разуме, свёрнутую вокруг моего мозга подобно змее, парализуя мои двигательные центры. Я пытался оторвать её от себя, но это было трудно, особенно потому, что я не мог говорить. Даже так я смог бы рано или поздно высвободиться, с словами или без, но у меня не было столько времени.
Дэвон стоял надо мной, злорадствуя, но я больше не мог слышать его слова сквозь стоявший у меня в ушах гул биения моего сердца. Я чувствовал себя глупцом, таращась на него снизу вверх выпученными глазами. У меня стало темнеть в глазах, а потом я вообще перестал видеть. Окованный тьмой, я стал гадать, будет ли следующая жизнь лучше, поскольку эта была одной сплошной неприятностью. Наконец тьма покинула меня, и я погрузился в небытие.
Глава 14
Дарования тех, кого порой зовут пророками или провидцами, часто оказываются неправильно понятыми. Считается, что по природе своей они подобны направляющим, то есть не обладают большим количеством врождённого эйсара, и во многих случаях также показывают низкое испускание. Видения, что часто преследуют их, кажутся по большей части непреднамеренными по природе своей. Возможно, они обладают какой-то подсознательной чувствительностью, сходной с магическим взором, но находящейся ниже порога осознания.
Плечи Пенелопы бесшумно двигались, мышцы напрягались и расслаблялись по мере того, как её руки мели пол. Она была молодой и здоровой, долгая практика выработала в ней более чем достаточно выносливости для выполнения этой работы, так что она практически не вспотела, подметая длинный коридор. Эта работа была из тех, которые, кажется, никогда не кончаются. К тому времени, как закончишь подметать весь лабиринт Замка Ланкастер, полы снова грязные там, где подметание начиналось. В результате кто-то из горничных подметал почти постоянно, поскольку Дженевив Ланкастер не терпела грязные полы.
Но Пенни была не против, работа была равномерной, и, в отличие от большинства других задач, она могла без перерыва думать или мечтать, пока подметала. Сегодня она думала о Мордэкае. Она наблюдала за ним тем утром, когда он уезжал вместе с группой охотников. Будучи высоким и стройным, он необычайно хорошо смотрелся в кожаном костюме для верховой езды, который оттеняли его тёмные волосы и яркие глаза. «Такой видный — и одновременно такой глупый», — подумала она про себя. Их вчерашний разговор расстроил её, и она всё ещё на него злилась. Она всё время повторяла это самой себе, но сердце к этому у неё просто не лежало. По правде говоря, вспоминая тот вечер, она скорее стыдилась и смущалась.
«Когда он сказал, что знал о произосшедшем… я просто не могла это вынести», — осознала она. Очевидно, Дэвон хвастался, и был настолько дерзким, что даже рассказал Морту. И он был расстроен, что Дэвон назвал его кузнецом! Она знала, что Мордэкай не был настолько нечувствительным, он не имел это ввиду в таком ключе. Но сказать ей, что знал о содеянном с нею, а потом сказать, что было что-то поважнее?
— Да что же, чёрт возьми, он мог захотеть мне рассказать? — сказала она самой себе. Теперь, когда она поспала, и у неё в голове прояснилось, она поняла, что его что-то беспокоило, что-то важное.
Она продолжила мести, позволяя ритмичному движению своего тела расслабить её разум. Пенни плыла, грезя наяву за работой, но Мордэкай всё время возвращался в её мысли, пока наконец она не увидела его таким, каким он был сейчас. Он стремительно скакал, ведя своего коня через редколесье и мимо крупных дубов. Солнце сияло у него на лице, зажигая его глаза подобно сапфирам, пока он смеялся и ехал дальше. Он оглянулся через плечо, чтобы увидеть что-то, а потом полетел по воздуху. Конь упал, и она могла видеть, что от такого падения он уже не оправится. Морт вылетел из седла скакавшего полным галопом рысака, и влетел головой в ствол большого дуба.
Сила удара была настолько велика, что он содрал головой кору дерева там, где ударился об него — пока его тело лежало на земле, кровь текла из его носа и рта. Он наверняка был мёртв, но как раз при этой мысли забрезжила новая надежда. Его веки затрепетали, и она увидела, что его грудь тяжело поднималась по мере того, как он с трудом втягивал воздух. Удар вышиб из него дух, или у него были сломаны рёбра — в любом случае, он остался жив только чудом. Никто не должен был выжить после такого удара, никто не мог пережить такой удар. «Магия!» — подумала она, и поняла, что это должно было быть правдой.
Затем она увидела приближающегося Дэвона Трэмонта. Он спешился, и подошёл со зловещим блеском во взгляде. Он остановился, дойдя до Мордэкая, и она увидела, как он говорит, злорадствуя над павшим недругом. Мордэкай застыл, и его лицо начало краснеть, и в то же время где-то на заднем плане Пенни услышала женский крик, резкий и режущий ухо звук. Голос человека, потерявшего надежду, у кого не осталось ничего кроме одного долгого звука отчаяния, поднимавшегося из глубин души. Наконец она осознала, что это был её собственный голос.
Кто-то тряс её:
— Возьми себя в руки! Пенни! Что случилось?! — говорил чей-то голос. Её взгляд сфокусировался на лице Ариадны Ланкастер. Та с озабоченным видом уставилась на неё.
— Он мёртв, он мёртв, о боже, я уже видела это раньше! Почему? Почему я ему не сказала? — запричитала перешедшая грань безумия Пенни. — Дэвон убил Мордэкая, — сорвались слова с её губ подобно осенним листьям, сухим и пустым.
— Пенни, ты грезишь… ты в коридоре. Мордэкая здесь нет… он на охоте, всё в порядке, — попыталась успокоить её Ариадна.
— Мне нужно идти… ты знаешь, где Леди Роуз? Она будет знать, что делать — пожалуйста, Ариадна, ты должна мне помочь, — взмолилась Пенелопа. Что-то в её взгляде, должно быть, передалось юной девушке, потому что она ответила без дальнейших вопросов:
— Она только что была в гостиной, пила чай с матерью и Элизабет, — ответила она. — Но я не понимаю, что не так…
Пенни уже бежала, и достигла гостиной Герцогини гораздо раньше более молодой девушки. Не задержавшись для стука в дверь, она ворвалась внутрь, что в обычной ситуации она не осмелилась бы сделать. Внутри она обнаружила Леди Роуз, пившую чай вместе с Дженевив Ланкастер и Элизабет Малверн. Они встревоженно встрепенулись в ответ на её внезапное вторжение. Первой заговорила Герцогиня:
— Пенни, тебе правда следует стучать, прежде чем врываться в…
Роуз положила ладонь ей на руку:
— Постой, Дженевив, что-то не так.
Пенни покачала головой:
— Да, да, ваша светлость, могу я переговорить с Леди Роуз?
Дженевив кивнула, явно раздражённая, но промолчала. Роуз вышла в коридор вместе с Пенни:
— Что случилось, дорогая? — спросила она голосом, звучавшим спокойно, но она чувствовала отчаяние Пенни. Не жалея слов, Пенни описала увиденное, включая тот факт, что видела это событие не впервые.
— Ты не думаешь, что это мог быть сон? Или мимолётный плод твоего воображения? — спросила Роуз.
— Нет, это взаправду. Я не могу объяснить, откуда я это знаю, я просто знаю. Это происходит прямо сейчас! — говорила Пенни, едва не плача.
— Тогда идём, нельзя терять ни минуты, — решительно ответила Роуз. Одним из выдающихся качеств Роуз Хайтауэр была её способность судить о людях, и она знала без всякого сомнения, что возможно происходившие в тот момент события были чрезвычайно серьёзны. Она поспешила вместе с Пенни по коридорам, совершенно забыв вести себя размеренно, пока не подобрала подобно простой горничной свою юбку, шокируя окружающих, и не бросилась бегом, неожиданно быстро двигая ногами. Пенни с трудом поспевала за ней, а ведь она считала себя неплохой бегуньей.
Они достигли конюшен в рекордное время, и напугали одного из молодых конюхов до полусмерти, резко распахнув двери.
— Прошу прощения, миледи! — воскликнул он, не зная, что и думать.
— Мне немедленно нужны две лошади.
Роуз произнесла это не терпящим возражений тоном. Со стороны едва можно было определить, что за миг до этого она бежала как опаздывающая на дойку доярка.
— Непременно, мэм, — не медля ответил он, и пошёл туда, где в стойлах стояли верховые лошади с дамскими сёдлами.
— Да не какую-нибудь тихую кобылу, олух! Мне нужны быстрые лошади — ещё остались рысаки? — едва повысила голос Роуз, но он всё равно звучал так, будто она орала. Несколько долгих минут спустя они выезжали за ворота. Роуз остановилась на миг, и посмотрела на Пенни: — В какую сторону?
Не думая, Пенни показала пальцем:
— Туда, почти милю… — сказала она. В тот момент её даже не волновало, откуда она знала; ей просто нужно было его найти.
В некотором отдалении от них Дориан Торнбер ехал через лес. Он услыхал громкий звук, а теперь до него доносился полный страха и боли лошадиный крик. Он погнал своего скакуна быстрее, и вскоре увидел умирающее животное. Оно лежало на боку, слабо суча сломанными ногами. Он поискал взглядом седока, и увидел неподалёку Дэвона Трэмонта, стоявшего над упавшим всадником. Вид у него был определённо зловещий. «Это же была лошадь Морта!» — подумал про себя Дориан.
Погнав свою лошадь галопом, он менее чем за минуту достиг этого места. Он бы почти подумал, что Дэвон был здесь, чтобы помочь его упавшему другу, но тот тихо стоял на месте, ничего не предпринимая. Затем Дэвон заметил Дориана, и его лицо исказилось злобой на то, что его прервали. Дориан видел лежащего на земле Морта, его лицо было красным, и он медленно задыхался. Не сомневаясь ни на миг, Дориан вытащил меч, и спрыгнул со своей лошади ещё до того, как та остановилась.
Дэвон Трэмонт посмотрел на него, и поднял руку: «Грэтак», — произнёс он на каком-то незнакомом Дориану языке, но воин не обратил на это никакого внимания. Дориан набросился на него подобно берсеркеру из легенд, на его лицо было страшно смотреть — и молодой лорд познал страх, ибо его заклинание совсем не сработало. Он мог бы попробовать другое заклинание, что-то посильнее, но Дориан уже был рядом, пытаясь срубить ему голову своим мечом. Будучи проворным, Дэвон вынул свой собственный меч и остановил удар, прежде чем тот оборвал его жизнь.
Последующий обмен ударами продлился недолго. Дориан теснил его, обрушивая на него град ударов с такой скоростью и неистовством, каких Дэвон никогда не встречал. Отчаявшись, он вскинул руки вверх:
— Постой! Если убьёшь меня, он умрёт!
Дориан стремительным ударом выбил меч у него из руки, и приставил клинок к его горлу:
— Если он умрёт, ты умрёшь следующим, — донеслись из его горла слова, скрежеща как гравий, и меч так сильно прижался к шее Дэвона, что из надрезанной кожи побежала кровь.
— Я лишь пытался помочь. Позволь мне попробовать кое-что, и это может его спасти! — воскликнул тот. Глаза Дэвона расширились от страха, он видел во взгляде своего оппонента свою смерть.
Меч Дориана не шелохнулся, вместо этого он подошёл ближе и, схватив молодого лорда за шею, заставил его встать на колени перед замершим телом Морта.
— Спаси его сейчас же, иначе твоя голова ляжет на землю рядом с ним, — сказал Дориан. Даже не повышая голоса, он излучал такую ожесточённую решительность, от какой сердце бы похолодело даже у закалённого убийцы.
Дэвон потянулся к Мордэкаю, но Дориан грубо дёрнул его голову назад:
— Предашь меня сейчас — и не доживёшь до следующего вздоха.
— Мне нужно коснуться его, чтобы он снова задышал, — с вызванным страхом отчаянием произнёс Дэвон, потому что знал, что времени не оставалось, и что держащий его человек убьёт его, если Мордэкай не поправится.
Дориан кивнул, и Дэвон снова протянул руку: «Келтис», — сказал он, и тело Мордэкая обмякло, но он всё ещё не дышал.
— Что ты наделал?! — пнул Дориан Дэвона, отчего тот растянулся на земле. Занеся меч, он приготовился срубить предателю голову с плеч.
— Дориан, нет! — послышался женский голос, но Дориану было всё равно.
Он хотел взять кровь за жизнь своего друга. К его руке протянулась маленькая ладонь, чтобы удержать его от удара. Не думая, он наотмашь ударил того, кто пытался его остановить, и тогда его глаза увидели отступающую Роуз Хайтауэр. Это его остановило, и он увидел, как она подняла руку, чтобы утереть свою окровавленную губу. Ярость покинула его, когда шок от содеянного заставил его прийти в себя.
— Я пытался помочь ему… а этот глупый мужлан на меня напал! — заявил Дэвон. Ему никогда не удавалось долго молчать — даже сейчас он стал вновь обретать почву под ногами.
Роуз плюнула в него:
— Молчи, глупец! Думаешь, твою ложь здесь будет кто-то слушать? Тебе, считай, повезло, что я остановила его — иначе твоя голова отделилась бы от плеч. Я и не стала бы тебя спасать, если бы не боялась, что доброго и честного человека повесят за твоё убийство, — заявила она. Роуз Хайтауэр выпрямилась, и посмотрела на Дориана.
— Боги! Роуз! Мне так жаль. Я не хотел причинять тебе вреда. Никогда! Ни за что на свете! — воскликнул Дориан. Глаза его расширились от горя, и он увидел, как Пенни становится на колени у его павшего друга. — Он мёртв, Пенни, он мёртв, и это — дело рук этого ублюдка, клянусь! — закончил Дориан. Он снова поднял меч, направив его на Дэвона Трэмонта, из его глотки донеслось рычание.
Роуз Хайтауэр отказывалась с этим мириться, она кинулась на Дориана хлёсткой волной юбок и волос:
— Прекрати, глупый ты, глупый человек! Проклятье, Дориан, я не позволю тебе выбросить свою жизнь на ветер, как какую-то дешёвую безделицу, — возразила она. Роуз была высокой женщиной, но Дориан Торнбер был человеком-горой, а она всё же цеплялась за него разъярённой кошкой, молотя по нему кулаками.
Потрясённый, Дориан остановился — за проведённый им в Албамарле год он ни разу не касался Роуз, и единственные слова, которыми они обменивались, были выверенные речи культурного общества. А теперь она повисла на нём подобно какому-то обезумевшему дикому существу — картины абсурднее он и представить себе не мог. У него появился внезапный позыв поцеловать её, но Дориан мгновенно его подавил: