— Леди, я думаю, что мы, наверное, оба переутомились, — сказал он, и начал отцеплять её от себя. Он сумел поставить её обратно на землю, но Роуз упорно отказывалась его отпускать, и он решил, что заставить её ему не по силам.
Пенни сидела на земле, положив ладони Мордэкаю на грудь, сжимая его рубашку:
— Живи, будь ты проклят! Ты не можешь умереть. Нам ещё слишком много нужно сказать, — плакала она, и её слёзы оставляли мокрые пятна на ткани у него на груди. Боль и горе пересилили её, и она не задумываясь наклонилась, чтобы поцеловать его, игнорируя запачкавшую его лицо кровь. Она положила голову ему на грудь, пока её мир рушился — единственный человек, который был ей небезразличен, лежал замертво, и виновата в этом была она. А потом она услышала, как медленно бьётся его сердце. — Он жив!
На миг воцарилась тишина, пока все осознавали, что она сказала.
— Я говорю, он жив! Кто-нибудь, скачите за помощью, нам надо отвезти его обратно в донжон! — сверкнула она глазами. — Ты! — указала она на Дэвона. — Приведи кого-нибудь, да всех приведи… езжай!
— Я поеду, — сказала Роуз, но Пенни опередила её, подняв ладонь:
— Нет, вы мне нужны здесь, и я не доверяю ему без присутствия Дориана, — ответила она. Довольно скоро Дэвон оседлал своего коня, злясь на то, что ему приказывают, но боясь реакции Дориана в случае, если он воспротивится её приказам. Он быстро уехал прочь, направляясь в Замок Ланкастер.
Оставшаяся часть дня слилась в бешеную круговерть, пока Мордэкая переносили в замок. Пенни отказалась оставлять его в течение всего этого предприятия, не выпуская его из виду. Когда прибыл Марк, всё стало гораздо более организованным, и вскоре Мордэкай оказался в своей собственной кровати. Личный врач Герцога, Шон Та́унсэнд, был послан его осмотреть.
Комната была наполнена людьми, и доктор быстро погнал всех наружу:
— Мне понадобится немного уединения, чтобы осмотреть его, — заявил он, и большинство присутствовавших ушло. — Мисс, вам нужно уйти, мне едва ли пристойно осматривать молодого человека в присутствии женщины, мне придётся его раздеть.
Пенни не сдвинулась с места:
— Я его не оставлю. Так что с тем же успехом можете приступать.
Врач поглядел на неё, затем воззвал к Герцогу:
— Ваша светлость, если вы не против, я не могу работать в присутствии женщин.
Джеймс подошёл, потянувшись, чтобы взять её за руку, но она отступила прочь:
— Попробуй, и в следующий раз останешься с культёй… — зыркнула она на него. — Ваша светлость, — запоздало добавила она.
Герцог Ланкастера поглядел на неё какое-то время, что-то обдумывая, затем заговорил:
— Так и быть, доктор, вам просто придётся работать в присутствии леди.
— Мне придётся снять его одежду, ваша светлость, вы же не собираетесь позволять… — начал он.
— Я не собираюсь повторяться, сэр, приступайте к работе, — ответил он. Не сказав больше ни слова, Герцог покинул комнату. Сперва врач был раздражённым, но когда увидел, что Пенни не собирается поддаваться после того, как выстояла против герцога, смягчился.
Его первым действием стало снять с Мордэкая одежду, что оказалось трудным, пока Пенни не начала ему помогать. Он сначала странно на неё посмотрел, но промолчал. Закончив с этим, он аккуратно прошёлся по Мордэкаю, проверяя его шею и грудь, прощупывая его голову и заглядывая в его глаза и рот. Наконец он вздохнул, и встал:
— У него несколько надтреснутых рёбер, и я думаю, что одно из них, возможно, пробило его левое лёгкое. Также у него определённо сотрясение от удара по голове. Учитывая описание его падения, я удивлён, что ему не свернуло шею — её что-то защитило. Он должен был уже умереть.
— Ну, он не мёртв, что как вы собираетесь действовать? — спросила Пенни.
— Тут мало что можно сделать, но кровопускание может немного помочь. Сейчас я возьму мою сумку… — сказал он, направившись к чёрной кожаной сумке, которую оставил у двери.
Доктора делали её матери кровопускание, пока та не стала слишком слабой, чтобы пережить болезнь, забравшую её жизнь.
— Вы не будете делать ему кровопускание. У него и так уже достаточно крови вытекло, и если это — лучшее ваше предложение, то можете уходить, — сказала она, встав между доктором и кроватью.
— Отлично, вы, похоже, уже считаете себя доктором, — раздражённо сказал Шон Таунсэнд был раздражён — он уже имел дело с назойливыми родственниками пациентов, но эта женщина фрустрировала его сверх всякой меры. — Если очнётся, попытайтесь не дать ему опять заснуть, он может и не проснуться вторично. Но особо не надейтесь — он, вероятно, не переживёт эту ночь, — объявил он, и ушёл. Ей было слышно, как он бормотал что-то про упрямых женщин, выходя в дверь.
Внутрь просочились некоторые из тех, кто ждал снаружи, с беспокойно стремясь услышать, что сказал доктор. Пенни передала им слова врача. На их счёт разгорелась немалая дискуссия, но в конце концов большинство ожидавших ушло, и наконец остались лишь Марк, Дориан и Роуз.
— Тебе следует пойти отдохнуть, Пенни — волнением ты ему не поможешь, — сказал Марк.
— Я не уйду, пока он жив, — прямо заявила она. — Последуй своему собственному совету. Мне надоело, что люди говорят мне, что делать.
Он начал было спорить, но Роуз привлекла к себе его внимание:
— Оставь, Маркус, она не уйдёт, и я её не виню. Если хочешь помочь, попробуй не пускать сюда остальных.
— С этим я справлюсь, — сказал Дориан. — Буду снаружи — позабочусь о том, чтобы его благородие не вернулся, чтобы довершить начатое.
В конце концов осталась лишь Роуз, сидевшая вместе с Пенни весь долгий вечер, и до позднего ночного часа.
— Тебе нужно отдохнуть, Пенни, — наконец сказала она, когда дело шло к полуночи.
— Посплю здесь, — ответила Пенни.
— Здесь только одна кровать, и на ней лежит голый мужчина, — подняла бровь Роуз.
— Все и так знают, что я — загубленная женщина, что ещё они смогут обо мне сказать? Оставь меня, я буду лежать с ним до конца, — сказала она, не сводя взгляда с Мордэкая. Роуз кивнула, потом встала и ушла, не сказав ни слова.
Оставшись одна, Пенни заперла дверь на засов, и сняла с себя платье — свою ночную рубашку она не взяла, но ей было всё равно. Она забралась под одеяло, и легла рядом с ним, глядя, как он дышит, пока свечи не догорели, и комнату не накрыла тьма. В темноте она по-прежнему держала ладонь у него на груди, ощущая, как та поднимается и опускается, слушая мокрый звук его дыхания. Спать она не собиралась, но наконец всё равно заснула.
Глава 15
Теологи в целом делят богов на две категории: Тёмные Боги, и те, которые считаются благосклонными к человечеству — Сияющие Боги. Однако у предков были другие теории. Они считали, что природа и мотивации каждого конкретного божества должны быть связаны с его истоками. Считалось, что Тёмные Боги появились до Сияющих Богов, возникнув из верований какой-то давно мёртвой расы. Потеря их народа, возможно, свела их с ума, поскольку их отношения с родом людским ни коим образом не благотворные. В то время как Сияющие Боги черпают свою силу из веры, формируя симбиотические узы, Тёмные Боги питаются насильственным образом. Даже те, кто поклоняется им по собственному желанию, часто оказываются принесёнными в жертву или вовлечёнными в тёмные ритуалы.
Я спал беспокойно. Я плавал в глубоком озере, в котором не было света. Я тонул, захлёбываясь водой в бесполезных попытках вдохнуть. Сон казался бесконечным, но я так и не потонул окончательно, пока наконец не проснулся. Однако реальность оказалась немногим лучше. Мои лёгкие чувствовались полными какой-то жидкостью, и при каждом вдохе мою грудь пронзала боль. Болело всё.
Боль была такой сильной, что я не сразу осознал, что в кровати я был не один. Первыми я заметил мягкие волосы, защекотавшие мой нос, когда я повернул голову на бок. В темноте я не мог видеть, чьи это были волосы, но понял по запаху. Это была Пенни, тихо свернувшаяся рядом со мной. Её ладонь располагалась у меня на груди, но она осторожным образом избегала хоть сколько-нибудь давить на меня. Если бы всё не болело настолько чертовски сильно, то я мог бы обрадоваться, однако боль прогнала у меня из головы все подобные мысли.
«Что, чёрт побери, со мной случилось?» — подумал я. Миг спустя я вспомнил. Охота, погоня, моя неосмотрительность — я был глупцом. «В следующий раз лошадь тоже щитом прикрой». Если следующий раз будет — в данный момент я был в этом не особо уверен. Я не хотел двигаться и беспокоить Пенни, и одна лишь попытка перенести мой вес сказала мне, что двигаться мне вообще не светит. Малейшее движение вызывало пронзительную боль у меня в груди, достаточно сильную, чтобы дать мне понять, что мои предыдущие боли являлись лишь игривыми предупреждениями.
Я долго лежал там, страдая от боли. Хуже всего было постоянное ощущение захлёбывания. Мои лёгкие работали неправильно, и они ощущались тяжёлыми, полными. Короткий кашель ослепил меня болью, и я решил больше так не делать. Я попытался отвлечься, осматривая комнату моим особым «взором», ощупывая её своим разумом. Затем меня осенило: возможно, я смогу сделать то же самое сам с собой.
Обратив свой разум внутрь, я медленно исследовал своё тело. Моя задача осложнялась моим невежеством, многое из найденного мной было странным. Некоторые вещи было легко узнать, например — моё равномерно бившееся сердце. От него я и стал плясать, найдя свои лёгкие и рёбра. Одно из лёгких было очень отличающимся, наполненным кровью, и совсем не способным работать. Острый кусок одного из рёбер пробил его, и порвал артерии, которые продолжали вливать кровь в лёгкое и в пространство вокруг него. Тут я почти впал в панику, поскольку было ясно, что я умирал. Кровь медленно но верно заполняла второе лёгкое, рано или поздно я бы захлебнулся. Что хуже, хотя я и думал, что мои способности могли исправить часть повреждений, я не знал, какие слова использовать.
Из-за невежества я остался в беспомощном состоянии. Но решил всё равно попробовать, ибо я уже знал, что магию можно творить и без слов — просто это было гораздо сложнее, требовалась идеальная концентрация. Я перенёс своё внимание в ребро, пробившее лёгкое, и вообразил, что оно сдвигается прочь, обратно в своё нормальное положение, прилегая к другой своей части. Сперва я не был уверен, что вообще что-то происходило, но потом оно пришло в движение, посылая через меня волны боли. Я сжал зубы, пытаясь не закричать, но у меня и дыхания-то для крика всё равно не было. К тому времени, как оно вернулось на место, я едва не потерял сознание, а потом с ужасом ощутил, как оно заскользило обратно сразу же, как только я перестал сосредотачивать на нём моё внимание. Борясь со страхом, я неумолимо держал его, и попытался представить, как оно соединяется с другой костью, снова становясь целым. Наконец оно осталось на месте, и я медленно расслабился, отпустив его.
Следующей я попытался решить проблему своего пробитого лёгкого. У меня ушли на это долгие минуты, но наконец я ощутил, что дыра закрылась, хотя мне по-прежнему нужно было разобраться с большим количеством натёкшей крови. Не будучи уверенным в том, как от неё избавиться, я решил залатать артерии, кровь из которых всё ещё вытекала ко мне в полость грудной клетки — это было проще. Закончив с этим, я снова задумался про своё лёгкое, и попытался наполнить его воздухом, используя эйсар. Результатом стали болезненные спазмы, когда моё тело начало кашлять, пытаясь выплюнуть кровь наружу. Остальные рёбра были расщеплены, и отозвались режущей болью по всему телу.
«Окей, значит первым делом — рёбра», — подумал я. Я осторожно сдвинул остальные свои рёбра на место, пытаясь скрепить каждое из них с отколовшимися частями. Боль была мучительной, и я чувствовал, что теряю силы. Наконец я решил, что вернул все рёбра на место, и начал рассматривать задачу сплёвывания всё ещё душившей меня крови. «Под кроватью сбоку должен быть ночной горшок». Я не был уверен, смогу ли я добраться до него вовремя.
Крепясь, я сел, и встал с кровати. Ну, по крайней мере, так я намеревался поступить — когда я сел, моя голова объявила о своих собственных проблемах. Комната закачалась вокруг меня как пьяный матрос после трёхдневного запоя. Моя попытка встать с кровати кончилась тем, что я упал на пол, всё ещё запутанный в одеяло. Кашель начался сразу же, как только я сел, неуважительно отказавшись ждать, пока я буду готов, и кровь была повсюду.
Как и следовало ожидать, Пенни проснулась, и обнаружила меня лежащим на полу, кашляющим и отхаркивающим… ну, вы поняли. Выглядело это жутковато, и кашель был настолько сильным, что мне показалось, что он-то меня и прикончит. Пока меня сотрясали спазмы, я ощутил её ладони у меня на плечах. Прошли долгие минуты, пока я кашлял, брызгая кровью, прежде чем я наконец сумел остановиться. Каждый вдох грозил новым приступом кашля, но я держался.
Лёжа на полу, я посмотрел вверх, и увидел Пенни, она присела надо мной, поглаживая мои волосы и плечи. Её нагота меня удивила, но мне было всё равно, самым важным было ощущать кожей её руки. Наконец я сумел выдавить из себя несколько слов:
— Выглядишь ты ужасно, — сказал я. Эти слова привлекли её внимание, и её взгляд метнулся к моему лицу. До этого момента она, наверное, думала, что я был мёртв, или почти мёртв. У неё внезапно вырвался невольный смех, превратившийся во всхлип.
— Я думала, тебя уже нет, — тихо сказала она. Что-то в положении её головы сказало мне, что она не могла меня видеть, и я осознал, что в комнате было темно. Кто-то заколотил в дверь.
— Тебе лучше на это ответить, пока Дориан не вышиб дверь, — сказал я. Ну, или хотел сказать, но говорить мне всё ещё было трудно, я сумел прохрипеть «дверь», и я думаю, что она меня поняла. Мягкие губы коснулись моего плеча, а потом её уже не было рядом.
Пенни открыла дверь, обнаружив в коридоре дико глядящего Дориана. Рядом с ним она увидела Роуз. Когда свет из коридора пролился на неё, Дориан шагнул назад, и повернул голову в сторону.
— Судя по звукам, тебе нужна была помощь, — сказал он, внезапно оробев. Пролившийся из коридора свет обнаружил раздетое состояние Пенелопы.
Это её смутило, но у неё не было времени потакать своей стыдливости, поэтому она лишь скрылась за дверью.
— Он кашляет кровью. Роуз, не могла бы ты принести полотенца и воды? Дориан, ты можешь постоять снаружи.
Дориан уже смотрел в обратную сторону, когда Роуз ответила:
— Я немедленно прикажу их принести. Дориан позаботится, чтобы никто не вошёл, так что оставь дверь незапертой для меня, — сказала она, и сразу же ушла.
Закрыв дверь, Пенни подошла к столу у стены, и зажгла стоявшую там лампу — свечи уже догорели, оплавившись до состояния огарков. В тёплом свете она увидела Мордэкая, всё ещё лежащего на полу, окружённый тёмными пятнами крови. Он был бледен, а его лицо было как сама смерть, но дышал он вроде бы легче. Присев рядом с ним, она попыталась оттащить его от испачканной части пола, потом расправила одеяло, заново расстелив его на кровати. Оно каким-то чудом осталось по большей части незапятнанным.
Несколько минут спустя вошла Роуз, неся ведро и несколько больших полотенец, у двери стоял Дориан, держа второе ведро и разнообразные тряпки. Он смотрел в пол, пока Роуз не забрала его ношу, а потом захлопнул дверь. Вместе две женщины положили Мордэкая на бок, положив подушку ему под голову, чтобы ему было легче дышать. Затем они отмыли кровь с пола, насколько это было возможно.
В какой-то момент две женщины посмотрели друг на друга, и Пенни заполнило чувство благодарности. «Вот, какое оно — истинное благородство», — подумала она, глядя на Роуз Хайтауэр. Она никогда не встречала дворянку, обладающую такой решительностью и добротой.
— Я никогда не забуду то, что ты для меня сделала, — сказала Пенни. Она не знала, что ещё сказать.
— Ты вся в крови, — ответила Роуз, подняв полотенце, чтобы стереть пятнышко на лице Пенни. — Тебе помочь его отмыть?
— Нет, спасибо, я справлюсь сама, — ответила ей Пенни.
Когда Роуз покинула комнату, Пенни взяла второе ведро и несколько всё ещё чистых тряпок, и начала осторожно протирать тело Мордэкая, смывая всё, что пятнало его кожу. Это заняло довольно долгое время, и всё это время он держал глаза закрытыми, будучи слишком слабым для возражений. Когда она отмыла его настолько, насколько могла, Пенни подошла к зеркалу, и начала работать над собой.