— Это еще хуже виселицы. Та — сразу! А здесь мучить будут. Когда еще умрешь!
Коваль рассмеялся.
— Да ты — настоящий философ! Я, так и быть, сохраню твою тайну, но при одном условии: полное повиновение моим приказаниям. Согласен?
Патрик, молча, кивнул головой.
— Теперь покажи мне другие пещеры.
Их оказалось несколько, но ничего замечательного они не представляли.
Около одной, побольше размером, Коваль остановился.
— Будешь жить здесь, а в большую пещеру ходи только за водой, если не выставлен предупреждающий сигнал, что входить туда нельзя. Что делать дальше — увидим! А пока не говори сестре, что виделся со мною.
Через несколько дней после этого подземного путешествия, колонисты были собраны опять на общее собрание, и Бессонов сообщил следующее по делу о последних убийствах:
— Для следственной комиссии не подлежало сомнению, что убийство семьи Шварцев совершено человеком психически больным, а не злодеем. Оставалось только найти его. Мы произвели тайно проверку всех членов колонии, и оказалось, что Патрик-ирландец исчез неведомо куда. Сестра подтвердила это, но не могла дать никаких объяснений. Убежище скрывшегося не было обнаружено. Но вчера на берегу горячего ручья была найдена записка такого содержания: «Я убил мулата за то, что он совершил насилие над Эльзой, и убил семью проклятого немца, убившего моего отца. Я отомстил. Я скрывался некоторое время, но вы пошли по моим следам. Деваться мне некуда. Я кончаю добровольно самоубийством. Пусть кипящий поток поглотит меня. Патрик-младший». Несчастный, очевидно, так и сделал: бросился в пропасть и погиб. Не будем осуждать безумца. Как это ни ужасно, это лучший исход.
«Предсмертную» записку Патрик написал под диктовку Коваля…
Глава XXII
Кающийся дьявол
Осужденный на месячное изгнание, Коваль не принимал участия в работах, а когда срок наказания кончился, ряд разыгравшихся событий нарушил обычный ход жизни колонии, и регулярные работы вообще прекратились.
Но когда все понемногу успокоилось, «ученые» поспешили возобновить производство в мастерских и добывание минеральных богатств в рудниках.
— Труд, — лучшее лекарство после эпидемии преступлений, — сказал Уальд.
«Ученые» вполне согласились с этим мнением.
Одна Эвелина, в последнее время заметно похудевшая, бледная, грустная, продолжала молчать, и тщетно Бессонов пытался в ней возродить надежду.
Первый пункт «Рабочего законодательства» гласил: «Труд обязателен для всех».
И когда Коваль пришел к «ученым» и сказал: «Я хочу опять работать в рудниках», те не нашли достаточных возражений.
И хотя все кипело в душе Уальда, когда он смотрел на Коваля и чувствовал на себе его дерзкий взгляд, приходилось признать его требование справедливым.
Несмотря на ненависть, которую питал Уальд к Ковалю, он не мог без изумления смотреть на этого умного, энергичного человека.
Коваль сразу вошел в роль надсмотрщика за рудничными машинами и не остался простым исполнителем. В одном из участков шахты он попросил произвести опыт. При разыскании новых жил драгоценных металлов в твердой кварцевой породе сверлились галереи, которые потом иногда приходилось бросать.
Коваль предложил уменьшить диаметр таких галерей до размеров, достаточных лишь для того, чтобы один рабочий, лежа на животе, мог придерживать механическое сверло.
— Но рабочий задохнется от недостатка воздуха, — возразил Уальд.
— Замените электрическое сверло другим, работающим сжатым воздухом, который, отработавши, будет выходить сильной струей и вентилировать галерею.
Опыт отлично удался и произвел сильное впечатление.
— Посмотрите: Коваль заткнет за пояс самого Уальда. А нигде не учился.
Коваля рабочие считали за «своего» и его успехом гордились.
— Наш, если захочет, сделает не хуже «ученых».
Здесь говорило классовое чувство, которое ставит преграду даже между рабочим и интеллигентом-социалистом.
Уальд рассказал об опыте Бессонову.
— Но, позвольте! Насколько я знаю, употребление машин, работающих сжатым воздухом, давно практикуется при прорытии туннелей.
— Совершенно верно.
— В нем есть какое-то обаяние. После всех его поступков, я решил с ним не говорить. Сам ко мне пришел и откровенно сознался, что его охватила как бы психическая болезнь, которая налетела, как эпидемия. Объясняет очень остроумно: «Это своего рода социальный атавизм. То же, что делается иногда с прекрасно дрессированными животными, попавшими на волю. Они бесятся, временно дичают. Человека дрессировали под всякие порядки веками, а здесь — полная свобода. Слишком резок переход, и человек вспомнил жизнь каменного века. Обалдел и озверел». Прямо сознается: «Мне стыдно того, что я наделал». И просил передать Эвелине, что глаз на нее поднять не смеет. Совсем кроткая овечка!
— Надолго ли?
Объяснился Коваль и с Воскобойниковым. Подошел к нему и сказал просто, задушевным голосом:
— Простите меня!
Воскобойников, легко обижающийся и так же легко прощающий, пошел на удочку. Он уже успел обдумать весь «инцидент» своей супружеской жизни и додумался до того, что поступок его был некультурен, и что Наташа имела право не предупреждать его, тем более, что в этом смысле состоялось и общее решение народного собрания. А для Воскобойниковых большинство голосов важнее доводов личного ума и чувства. Лишь бы голосование всеобщее, равное и прямое, а по делу обвинения Наташи оно было и тайное…
И Воскобойников подал руку Ковалю, и даже стал ему объяснять что-то длинное-длинное, так что у Коваля не хватило терпения слушать, и он поспешил закончить беседу.
— Все это верно. Но главная причина в том, что мы упустили из виду воспитание, привычки, привитые нам взгляды. Умом мы признаем полную свободу личности, а на деле не можем сбросить ветхого человека, особенно в сфере полового вопроса.
Это было не только вполне научно, но даже со слезой, пролитой по поводу искалеченности человека обществом, средой и т. д. И примирение Воскобойникова с Ковалем состоялось.
Случай свел и оскорбителя с оскорбленной.
Эвелина часто гуляла одна, отдаваясь грустному настроению и невеселым мыслям.
Однажды она столкнулась лицом к лицу с Ковалем в пальмовой роще. Инстинктивно ускорила шаги. Коваль дал дорогу, но сказал, явно волнуясь:
— Выслушайте! Об одном прошу: дайте мне сказать все.
— К чему? Я не сержусь… Лучше забыть.
Но превозмогло женское любопытство: узнать, что он скажет в свое оправдание. И Эвелина остановилась…
Коваль говорил горячо и страстно. В ярких образах очертил свое прошлое, борьбу с людьми чуть не с детства.
— Меня жизнь не сломила, но озлобила, развила болезненное самолюбие и подозрительность. Ваше посещение меня оскорбило. Почуялось отношение сверху вниз, обидное снисхождение. Я был убежден, что все это по предварительному уговору. Посоветовали ваши друзья. Потом что-то вроде допроса, выпытывания.
Коваль остановился и провел рукой по лицу.
— Да это все не то! Не настоящую правду говорю. Вскипела обидой душа, потому что встретил женщину, перед которой готов был спасовать, унизиться. Чувствовал, что если только чуть поддамся, вы станете госпожой моей воли. И хотел доказать и себе, и вам, что женщина никогда не получит надо мною власти…
Эвелина ничего не ответила и медленно вышла на широкую аллею, ведущую к главным зданиям.
Девушка чувствовала, что он провожает ее взглядом. Ей было жутко и стыдно: женское тело не забывает мужских прикосновений.
А по мере того, как Эвелина удалялась, лицо Коваля принимало все более хищное выражение, и с губ срывался угрожающий шепот…
Глава XXIII
Совещание в пещере
Патрик вылез из своей берлоги и стал пробираться по головоломной тропинке ко входу в большую пещеру.
Вдруг он вздрогнул и остановился.
В первый раз с тех пор, как он скрылся в пропасти, сигнал предупреждал его, что идти дальше нельзя.
Это был фонарь с темно-красным стеклом, и в полумраке, царящем в расселине, казался зловещим кровавым глазом.
Патрика, трусливого и суеверного, охватило жуткое чувство.
Коваль взял с него слово повиноваться, но ничего не разъяснил. Правда, упомянул о сигнале, но что должен делать Патрик в этом случае? О какой опасности предупреждал красный фонарь? Если тайна убежища открыта, надо бежать, искать нового места.
И почему именно нельзя пройти в большую пещеру?
Естественно напрашивался вывод: здесь какая-то тайна. Коваль что-то затеял!
Патрик решил осторожно доползти до входа в пещеру.
В нескольких шагах от нее ему послышался странный звук, происхождение которого он не умел объяснить.
Дальше двигаться Патрик побоялся.
Тут он вспомнил, что в стене обрыва есть узкая трещина, доходящая до самой пещеры. С огромным трудом влез он в отверстие и полз до тех пор, пока трещина не обратилась в трубу не более полуметра в диаметре. Патрик поднял голову. Теперь все, что происходило в пещере, было явственно слышно.
Причина странных звуков сразу объяснилась. Это были человеческие голоса.
Патрик прислушался.
Говорил Коваль.
— Товарищи, разве вы не поняли до сих пор, что вас всех бессовестно обманывают? Бессонов и Уальд — великие ученые и изобретатели, но, как и все люди, жаждут богатства, власти, наслаждений. Я достоверно знаю, что они, задолго до основания колонии, совершили экспедицию на южно-полярный материк, но держали это в тайне. Они отлично знали о существовании здесь богатейших залежей золота и алмазных копей. Добыть это несметное богатство стало целью их жизни. Конечно, проще всего было образовать акционерное общество, но это значило бы поделиться своими изобретениями и полученными богатствами. Не забывайте, кроме того, что южно-полярный материк не принадлежит ни одной державе. Узнают, что здесь золото, все поедут сюда. К берегам пришлют броненосцы, высадят солдат… Поняли теперь? Тогда Бессонов выдумал особую штуку. Он познакомился с Эвелиной Шефферс — миллиардершей. Наследники богачей всегда либо идиоты, либо сумасшедшие фантазеры. Вот Бессонов и поймал Эвелину на удочку. «Давайте оснуем „страну счастья“»! Она с радостью согласилась. Таким образом, все выгоды на стороне Бессонова и Уальда. Они осуществили свои изобретения и достали даровых рабочих. Они выкапывают из земли огромные богатства. Конечно, для себя. И все делается в тайне. Никто во всем мире, кроме членов колонии, не знает ничего о «Полярной империи» и ее сокровищах. А колонисты одурачены, верят господам ученым и преданы им…
— Постой, ты лжешь! — раздался гулко резкий голос. — Золото и алмазы выкапываются нами, но те не могут ими воспользоваться.
— Это почему? Вы проверяете, сколько золота отправляется из колонии, якобы для уплаты за наши заказы? Вы ведете счет добычи и расходов? Вы знаете, сколько хранится в кладовой? Все в их руках!
Голоса зашумели, как отдаленный прибой морских волн, и Патрик на время не слышал более отдельных слов.
Вот опять говорит кто-то и его слушают:
— Все это вздор и выдумки Коваля. Если Бессонов и Уальд отправляют золото из колонии, как же они потом его опять получают?
— Какие вы дети! Их агенты кладут золото в банки разных стран. Скопят несметные суммы и убегут. Эвелину с собой прихватят: Уальд в нее влюблен. Она деньги свои растратила — охотно пойдет за ними.
— Пусть бегут — «Полярная империя» останется в наших руках.
— Вы думаете? А кто будет управлять главными машинами, следить за горением каменноугольных копей? Кто знает тайну их изобретений? Оставленные здесь, мы погибнем. Да и захотят ли они все оставить в целости?
— Как? Что они сделают?
— Взорвут всю «Полярную империю»! Они уедут так, что вы не заметите. Пройдет неделя, может, не один месяц и внезапно все взлетит на воздух.
В пещере воцарилось гробовое молчание.
— Что же нам делать? — раздался робкий вопрос.
— Говори, что делать? — загудело вслед. — Ты нас созвал, ты за все отвечаешь! Говори!
— Значит, вы мне теперь верите?
— Верим! Верим!
— И пойдете всюду за мной?
— Пойдем!
— Клянитесь!
Пещеру огласила разноголосая клятва.
Смолкли, и до слуха Патрика доносился только смутный говор. Как будто люди совещались, разбившись на группы.
Патрик решил вернуться обратно. Скоро, наверное, разойдутся, и Коваль пойдет к нему, станет искать. Он пополз к выходу из трещины, пятясь ногами вперед.
Наконец, почувствовал, что добрался. Тихо вынул голову из отверстия скалы и тотчас зажмурил глаза от ослепительно яркого света электрического фонаря.
Перед ним стоял Коваль. Грозный, страшный.
— Ты подслушивал? Ты не исполнил моего приказания?
Могучие руки потянулись к Патрику.
— Предателю — смерть! Я тебя сброшу в пропасть.
Патрик упал на колени. Бледные губы его дрожали. Он не был в состоянии сказать ни слова.
Коваль поднял его над пропастью, подержал в воздухе и поставил обратно на уступ скалы.
— Помни! Прощаю в последний раз! Только беспрекословным послушанием спасешь себя. И даже будешь впоследствии счастлив и богат. Говори, что ты слышал.
Кое-как оправившись, Патрик рассказал все.
Коваль убедился, что ирландец не знает главного, и потому безопасен. Он отвернулся и пошел упругой походкой по узкому карнизу, не хватаясь за каменную стену.
Патрик долго провожал глазами удаляющуюся черную фигуру и в царящем кругом полумраке, при шуме и вое кипящего потока, она казалась ему сверхъестественной.
Уста ирландца прошептали:
— Дьявол!
И он стал усердно молиться, прося прощения и защиты у забытого Бога…
Глава XXIV
Государственный переворот
Эвелина, Бессонов и Уальд проводили, по обыкновению, вечер вместе.
На этот раз пришел и Воскобойников, всею душой привязавшийся к основателям колонии.
Страшные события, потрясшие до основания жизнь колонии, миновали. Хотелось верить, что после издания законов они не могут повториться. Все, кажется, успокоились.
И беседа собравшихся провести время после трудового дня протекала мирно. Тени грусти не сбежали с прекрасного лица Эвелины, но и она как будто выглядела сегодня веселее, больше интересовалась окружающим.
Уальд только что сообщил о последних своих наблюдениях над природою полярных сияний. По его мнению, это, несомненно, истечение избытка электромагнитной энергии, являющейся результатом вращения земного сфероида вокруг оси.
— Если бы использовать этот избыток, полярных сияний не было бы.
Бессонов заспорил, доказывая, что понятие об энергии вообще устарело и что электричество есть материя.
— Наступит время, когда люди будут приходить в лавку и спрашивать: «Дайте мне фунт электричества».
Уальд заметил, что это парадокс, нисколько не влияющий на справедливость его выводов относительно полярных сияний.
Разговор понемногу перешел на более близкий, больной вопрос о будущем строе человеческой жизни. Приведут ли людей к счастью новые формы жизни или люди раньше, путем самоусовершенствования, должны переродиться и лишь тогда создадут «страну счастья»?..
Вдруг все вздрогнули.
Снаружи раздался шум шагов нескольких людей. Кто-то взялся за ручку двери. Уальд насторожился и, вскочив, быстрым движением запер замок.
— Идите в склад за оружием, — обратился он к Воскобойникову.
Эвелина широко раскрыла глаза.
— Разве опять что-нибудь…
Она не успела договорить. Замок разлетелся вдребезги. Дверь широко растворилась и в ней показался Коваль. За ним виднелась толпа колонистов.
Коваль, держа в протянутой руке электрический револьвер, властно крикнул: