- Нет, Сергей Николаевич. С сегодняшнего утра вы переходите в мое подчинение.
- То есть?
Нет, разумеется, служба в армии приучила Бочкарева к самым необычным вещам и быстрым переменам своего положения, но чтобы вот так... в немецком тылу... ранним утром, к тому же, на голодный желудок...
- Мы потеряли одного, Сергей Николаевич. Второй с такой раной, что с ним никуда. Встреча с проводником не состоялась... – Ванник внимательно посмотрел на Бочкарева. – И сейчас мне нужен решительный, смелый и сообразительный человек. Такой, как вы
- Но для чего? – удивился Бочкарев. – Для диверсий в тылу врага? Для нелегальной работы я никак не гожусь.
Ванник хмуро улыбнулся.
- Забудьте обо всем этом. О фронте, своей дивизии. И о вчерашнем задании, кстати, тоже. У нас совершенно другие цели. Вы слышали о немецком сверхоружии?
- Да, кто же о нем не слышал. Только... – Бочкарев замолк, подумав, при этом, что очень кстати замолк - Ванник был серьезен, очень серьезен.
- Оно здесь неподалеку, в Судетских горах. И немцы готовятся его применить.
Солнце накрыло своим сиянием поросшие лесом холмы, влажные, набухшие весенние поля, деревеньки с высокими шпилями соборов, затопило почти летним теплом, обещанием долгого и тихого мирного лета. Обещанием спокойного и светлого будущего, которое почти свершилось, почти сотворилось усилием миллионов людей, бессонными бдениями у карт, изнуряющим трудом, кровью и надеждой. Чистой надеждой, что оно, это грядущее придет. И в безгрешном свете этого будущего война, казалось, уже находилась на излете, съеживалась, прятала свою ужасающую личину.
Но тут вдруг вновь раздвинулось уродливое черное лицо и стало неопределенно и пугающе. Тревожно и мрачно. А затем, словно подтверждая прежнюю её силу, появились два низко летящих, непривычно громких, ревущих самолета необычной конструкции. Без винтов, с двумя цилиндрами под крыльями и вытянутыми дымными следами за собой. Самолеты пронеслись над полем и, резко взмыв в верх, исчезли из вида.
Ванник, сидевший рядом с Бочкаревым, проговорил:
- Новые Мессершмиты. Знакомы?
- Не очень, - задумчиво ответил тот.
Как-то совсем по-другому все выходило. Не так, как казалось еще вчерашним утром. Словно время свернулось, закрутилось и, попутав все указатели и направления, привело к нежданной развилке, которой тут и быть совершенно не должно!
Фронт, огромный, напористый, готовящийся к последнему броску, к окончательному удару, полурасслабленное житье во время стратегической паузы, и вдруг особая группа НКГБ, которой командует не кто-нибудь, а генерал, вдруг необычное и непонятное оружие, новый противник, загадочный и страшный этой своей новизной...
- Знаете, что самое удивительное, Сергей Николаевич?
А еще было непривычно это обращение к нему по имени отчеству. Приятно, но непривычно. В тех нечастых случаях, когда к нему обращались генералы, они использовали исключительно официальное обращение, иногда используя для смягчения разнообразные и затейливые средства великого русского языка. А тут вдруг генерал обращался к нему, как к товарищу, с уважением, даже несмотря на разницу в звездочках на погонах.
- Откуда у них берется подобное? - Бочкарев не рискнул ответно назвать генерала Михаилом Александровичем. – В последнее время у них, в самом деле, много чего появилось. Самолеты эти. Фаустпатроны... гадкая штука. Автоматы новые, штурмгеверы.
- Если бы только это. Нет, они так далеко шагнули, что оторопь берет. Но не это я имел ввиду. Самое ужасное, что они верят в Гитлера, верят в свою Германию. Искренне и честно. Солдаты, ученые, конструкторы, инженеры, все поголовно. Понимаешь?
- Оболванены, вот и верят.
- Скажешь, оболванены! Оболваненным такое вот не дается, - Ванник кивком головы указал на почти расплывшийся следы от исчезнувших самолетов. – Нет, не все так просто. Потому как сражаемся не мы, а наше право на собственный мир и вера. Вера в будущее. И какая крепче окажется, честнее, правильнее - та и победит. Не оружие - а вера и идеалы.
Затем Ванник неожиданно спросил по-немецки
- Так ты говоришь, знаешь немецкий?
- Яволь, герр генерал, - ответил Бочкарев.
- Где учился? – Ванник не переходил на русский. – Расскажи подробно.
Пришлось рассказывать, хотя подробностей много и не набиралось. Про соседей, три семьи немецких коммунистов, пробравшихся в Советский Союз после краха Веймаровской республики, про долгие их рассказы об Интернационале и будущем, когда не станет государств — только одно, свободное и без границ.
К ним беззвучно подошел капитан Потапов, встал в сторонке, но генерал жестом пригласил его присесть рядом.
- Что?
- Ничего, никаких следов, - ответил Потапов. – Место, кстати, удобное. Движение небольшое, за час – не более пяти машин. Можно выдвигаться.
- Значит, так, - произнес Ванник. - С нами тебе идти нельзя.
- Товарищ ген...
- Отставить. Рассуди: в этом районе ночью произошел бой, а следом появляется офицер с явным следом от пули. Нет, рисковать нельзя.
- Но как же вы...
- Давай подумаем, что можно придумать для него.
- Для него? – Потапов недоверчиво посмотрел на Бочкарева. – А чего для него придумывать?
- Главное - документы. По-немецки говорит сносно, акцент не сильный, сойдет за диалект. И комплекции одной с тобой, твоя форма на нем висеть не будет.
- Товарищ генерал, ведь завалим же дело! Он при первом разговоре себя выдаст!
- Не думаю. Это же разведчик! С немцами на короткой ноге, все их привычки знает. Знаешь, капитан?
- Знаю, - усмехнулся Бочкарев.
- А это мы сейчас проверим, - насупился Потапов и на чистейшем немецком засыпал Бочкарева вопросами – словно азартный забияка-спорщик, пытающийся доказать собеседнику, что тот никогда не служил в армии. Звания, должности, содержание книжки солдата. Полевая жандармерия. Части СС, их отличие от Вермахта.
- Погоди-ка, - изредка встревал Ванник, - это не главное, он и не обязан знать.
- Хорошо, - утомился через десяток минут Потапов. – Вы же видите, многое не знает. Напоследок - в чем заключается честь немецкого солдата?
- А вот это, - встрял Ванник, убирая крохи веселья, которые проступили в его взгляде во время этого разговора, - сам расскажешь ему. А еще – все, чего он не знает.
- Рассказать – расскажу, - безрадостно согласился Потапов. - Но ведь сами говорили, документов на него нет.
- Есть вариант с книжкой СС, которая с портером Гитлера, - сказал Ванник.
- А как объяснить, почему у него такая, а не обычная солдатская?
Бочкарев, внимательно слушавший, решил встрять.
- К чему вообще документы?
Генерал и Потапов враз замолкли и повернули к нему головы с вопросительными непонимающими взглядами.
- Вот, к примеру, пленные, - поспешил пояснить Бочкарев. – Бегут из плена. Затем, после проверки, некоторое время обходятся без обычных документов, с какой-нибудь писулькой, на которой печать.
Ванник перевел взгляд на Потапова.
- Теперь понял?
- Так точно, - ответил тот. – Нешаблонное ситуационное мышление, согласен с вами.
- Даю тебе два часа. Расскажешь легенду, затем основательно пройдешься по штабу рейсхфюрера и нашему отделу. Да, и возьми солдатскую книжку Речкальцева, пусть выучит ее наизусть – от первой до последней страницы. Действуй.
- Слушаюсь, товарищ генерал.
Ванник, поднявшись с земли, ушел, а Потапов, приняв строгий и немного сердитый вид, повернулся к Бочкареву.
- Ну что, капитан. Начнем?!
Около десяти утра Бочкарев вернулся к своим разведчикам.
Белушев спал, Закаилов подремывал, Озеркевич наблюдал за окрестностями. Известие, что они вернутся без него, с капитаном Потаповым Закаилов выслушал по восточному спокойно, без вопросов. И Озеркевич промолчал, только почесал ухо.
- Пойдете по третьему варианту, вот этим маршрутом, - продолжил Бокарев, чувствуя какое-то смущение и неудовольствие, - Дождитесь ночи и выступайте. На нашей стороне в месте перехода сегодня и завтра будет дежурить группа.
- Дело привычное, - сказал Озеркевич. – С Белушевым только неудобно.
- Я говорил с Потаповым, он сказал, что даст вам специальные таблетки. Одну Белушеву, она поставит его на ноги. Действует часов четыре – пять. За это время должны успеть.
- Вот за это спасибо, товарищ капитан, спасибо. За четыре часа точно успеем.
Озеркевич пристально посмотрел на Бочкарева.
- С нами все будет в порядке, Сергей Николаевич, не в первый раз. А вот вы – с ними?
- С ними.
- В логово, значит, лезете.
Бочкарев усмехнулся.
- Лезу.
- Тогда еще неизвестно, кому труднее будет, - задумчиво произнес Озеркевич. – Правда, Исмаил? Чего молчишь?
- Опасное дело, - согласился Закаилов. – И так все ясно, чего словами кидаться. Трудно.
- Философ, - заметил Озеркевич. – Вы там, в случае чего, привет от нас передавайте. Мол, ждите, уже скоро.
Бочкарев отмахнулся: нашел, когда болтать.
- На, держи карту и обоймы. Заберешь еще мой вещмешок. Начальнику разведки передашь... впрочем, ничего не нужно передавать
Бочкарев протянул руку для пожатия, но не удержался и обнял их по очереди..
Теперь группой руководил Ванник, в настоящий момент оберштурмбаннфюрер СС Даниэль Шаубергер, уже без маскировочной куртки, аккуратный, подтянутый, с той ноткой высокомерия, что отделяла настоящих немецких офицеров от остальной массы военных. Бочкарев, ныне Берхард Кёллер, лейтенант-фотограф, переведенный в фотографы сразу после побега из русского плена, переместился на самую последнюю ступень иерархии. И тут же получил для ношения ранец, набитый чем-то тяжелым и неудобным.
Впереди него ступали неловкий и медлительный Петр Павлович, в своих неизменных очках, он же - чиновник административно-технической службы Юрген Грах, и долговязый Василий Семенович - старший оружейник Фридрих Витцих.
Все они составляли особую команду из личного штаба рейхсфюрера Гиммлера. Непосредственное подчинение - начальнику штаба Рудольфу Драндту. Задача – проверить, как обеспечивается режим секретности и как идет подготовка к возможной эвакуации объекта «U-89». Мы, мысленно повторял про себя Бочкарев, служащие особого отдела штаба под названием «Анэнэрбе». Анэнэрбе...