— Из Болгарии, — ответил я. — Воевал там с турками.
— Святое дело! — уважительно произнес мой работодатель.
Мне показалось, что он пытается льстить. Наверное, дела его совсем плохи. Вряд ли он отправился в путь один. Значит, у сопровождавших появлялись веские причины расстаться с ним или с жизнью.
Часа через два мы въехали в лес. По обе стороны дороги росли высокие деревья, в тени которых было не так жарко. Я на всякий случай приготовил лук. Сеньор де Люд рассматривал его с интересом.
— Турецкий? — спросил он.
— Татарский, — ответил я. — Турецкие меньше, другой формы и не такие тугие.
— У меня не хватило терпения научиться стрелять из лука, — произнес он таким тоном, что непонятно было, огорчается или хвастается.
— Всему не научишься, — утешил его.
В полдень мы сделали остановку на берегу широкого ручья. У Жана Дайона, сеньора дю Люда, с собой был приличный запас еды: копченый окорок, вяленая рыба, вареные яйца, сыр, хлеб, бурдюк с белым вином, очень хорошим.
— Ешь, сколько хочешь, — предложил он. — В Бордо пополню запасы.
— Нам лучше не заезжать в Бордо. Там нас будут искать, — сказал я.
— В деревнях еще опаснее ночевать, — возразил Жан Дайон.
— Согласен. Поэтому будем ночевать в лесу, — решил я.
— В лесу еще опасней! — воскликнул он. — Разбойники, хищные звери!
— Летом самый страшный хищник — это человек. Да и зимой тоже. А лесные разбойники по ночам спят. У них днем слишком много работы, устают сильно, — объяснил я. — Если боишься меня, то можешь ночевать в трактирах, а утром будем встречаться возле городских ворот и ехать дальше. Погибать из-за трусливого дурака я не хочу. Выбери что-то одно — страх или глупость, приняв к сведению, что если бы я хотел убить тебя, то давно бы сделал это.
Судя по тому, как напряглось его лицо, именно этого сеньор дю Люд и опасался не меньше, чем преследователей.
— Мы с тобой заключили договор. Пока он действует, можешь спать спокойно. Я доставлю тебя в Тур или куда там тебе надо. При условии, что будешь делать, что скажу, — добавил я.
— Мне остается только поверить тебе на слово! — произнес он со льстивой улыбкой, хотя заметно было, что не верит мне. — Если сдержишь его, не пожалеешь.
Часа через два мы обогнали купеческий обоз из двух десятков арб, нагруженных большими бочками с вином. Обоз охраняли десяток конных и десятка два пеших воинов. Службу выполняли ни к черту. Мы приблизились к последней арбе метров на двадцать, после чего нас наконец-то заметили. Убедившись, что нас всего двое, опять расслабились.
— Давай присоединимся к ним. Так безопаснее будет, — предложил Жан Дайон.
— Нет, — ответил я, не посчитав нужным объяснять свой отказ.
Мы обогнали обоз. Я специально придержал лошадь, поравнявшись с командиром охранников, пожилым латником в шлеме-барбюте и кирасе с вмятиной на левом боку.
— Далеко до Бордо? — спросил я.
— Два лье осталось или чуть больше, — ответил командир охранников.
Значит, примерно девять километров. Пора подыскивать место для ночевки. Обогнав обоз и проскакав еще с километр, въехали в большую деревню дворов на пятьдесят. Вот уж что не меняется веками! И дома, и крестьяне остались такими же, какими были почти сто лет назад. Возле двора побогаче я предложил остановиться и попить молока. Его в глиняном кувшине емкостью литра на три, две глиняные кружки и буханку свежего хлеба принесла нам хозяйка — пожилая женщина в старой полотняной косынке и рубахе, босая. Она молча наблюдала, как мы пьем молоко. То же самое делали и соседи, а детвора сбежалась, наверное, со всей деревни. Мы для них что-то типа рекламного ролика о предметах роскоши в скучном и однообразном течении бедной жизни. Осилив кувшин и треть буханки хлеба, остальные две трети забрали с собой. Жан Дайон заплатил женщине три денье. Судя по ее лицу, это было ровно столько, сколько надо. Благородный человек дал бы или больше, или ничего. Крестьяне-мужчины проводили нас внимательными взглядами. Два богатых путника — заманчивая добыча.
Отъехав от деревни километра на три, мы пересекли очередную узкую и мелкую речушку, и я предложил остановиться на ночлег.
— Рано еще! — попытался возразить сеньор дю Люд.
— Переехать на ту сторону Гаронны до темноты мы не успеем, а ночевать в Бордо опасно, — объяснил я на этот раз свое решение. — Мы ведь договорились, что ты полностью доверяешь мне.
— Хорошо, будь по-твоему, — согласился он.
Мы свернули в лес. Я проследил, чтобы не осталось следов. Лес был густой, поэтому пришлось спешиться и вести лошадей на поводу. Преобладали сосны и дубы. Через несколько столетий на месте этих лесов будут в лучшем случае виноградники. Вскоре вышли на поляну, на которой расседлали лошадей, спутали им ноги и отпустили пастись. Я снял шлем и кирасу, чтобы легче было двигаться, взял лук и стрелы и вернулся к дороге. Если крестьяне отправились за нами в погоню, они могли засечь, где мы свернули в лес.
Оказалось, что я был о крестьянах слишком хорошего мнения. Вместо них по дороге проехал тот самый обоз с вином. Я подумал, что, имея пять-семь отчаянных парней, без особых проблем захватил бы его. Видимо, криминогенная обстановка в королевстве Франция заметно улучшилась.
Я уже собирался вернуться к месту ночевки, когда услышал стук копыт. Скакали небыстрой рысью. Десять латников и командир-рыцарь. Они были словно братья-близнецы тех, что напали на нас в таверне. Видимо, форменная одежда вошла в моду. Подняв фонтаны брызг, всадники пересекли речушку и понеслись в сторону Бордо. Надеюсь, командир охранников обоза подскажет им, что именно туда мы и поскакали. Мне даже стало интересно, кому это так много и на какое неожиданное место насыпал соли мой попутчик?!
Он нарвал травы и соорудил себе ложе, накрыв одним из трофейных плащей, который выделил я. Для человека явно не военного, не имеющего богатого опыта походов и ночевок под открытым небом, сделал он это достаточно умело. Подозреваю, что он выходец из низших слоев, скорее всего, из разбогатевших крестьян.
— За тобой гонится отряд из одиннадцати человек. Только что проскакали в сторону Бордо, — сообщил ему.
Жан Дайон, сеньор дю Люд, мигом побледнел. Если хочешь что-то выведать у человека, задавай вопросы, когда он в возбужденном состоянии. Причем обращать надо внимание не на то, что он отвечает, а на то, как реагирует на вопросы.
— Задолжал кому-то большую сумму? — предположил я наиболее распространенный вариант.
Еще до того, как он ответил, я понял, что промазал.
— Я никому ничего не должен, — заверил Жан Дайон.
На втором месте после денег в причинах грехопадения идет секс.
— Чью-то дочку испортил? — спросил я.
Опять мимо.
— Нет, — коротко ответил он и насторожился.
Я понял, что третий вопрос будет лишним.
— Мне плевать, что и кому ты сделал, — сказал я. — Не судите, да не судимы будете!
— Аминь! — перекрестившись, согласился он.
— Я скоро вернусь, а ты набери дров для костра, — приказал ему.
— Хорошо, — покорно произнес Жан Дайон.
Я прошел к реке, а потом вдоль ее берега. Смеркалось. Сейчас животные придут на водопой. Я собирался найти место, где к берегу выходит звериная тропа и сесть там в засаде. Добыча оказалась намного ближе. Косуля-самец выскочила из травы метрах в пятнадцати от меня. Издавая звуки, напоминающие собачий лай и высоко вскидывая круп, поскакала прямо. Если не повезет, то и косуля облает. Первая стрела попала ей в шею у спины. Косуля «клюнула» головой и продолжила бег. Вторая стрела вонзилась чуть ниже головы. У животного еще хватило сил подпрыгнуть, но потом завалилось головой вперед, высоко вскинув задние ноги. Когда я подошел, она еще была жива. Попыталась встать, но ноги не слушались. Глаза большие и взгляд совсем человеческий. Мне показалось, что она плачет. Некоторых животных мне убивать тяжелее, чем людей. Наверное, потому, что от них меньше вреда. Я перерезал ей горло, чтобы не мучилась и стекла кровь, выдернул обе стрелы. Одна была сломана. Придется заказывать новую. Такой длины, как у меня, массово не производят.
Жан Дайон не только насобирал хворост, но и развел костерок и разложил еду, приготовившись поужинать.
Увидев косулю, он плутовато улыбнулся и сообщил:
— Король запретил всем подданным охотиться в его лесах. Нарушителю на первый раз отрубают правую руку, а на второй — голову.
— Если ты не расскажешь, он и не узнает, — шутливо отмахнулся я.
— Не расскажу, — заверил Жан Дайон.
К нему вернулось чувство юмора, значит, справился со страхом.
Самый лучший шашлык получается из парного мяса. Мне кажется, вместе с парным мясом запекается и частичка души животного. Она и придает неповторимый вкус. Никакие маринады не способны на такое.
Жан Дайон собирался сделать мне одолжение, отведав запеченного на углях мяса, но быстро распробовал и с жадностью проглотил несколько порций. Я только успевал нанизывать мясо на шампуры их веток березы.
— У турок научился так готовить мясо? — поинтересовался он.
— Да, — ответил я.
Всё равно он не знает, где находятся Кавказские горы и какие народы там живут.
После ужина я сказал:
— Спи. Когда взойдет луна, поедем дальше.
— Ночью?! — возмущенно воскликнул он.
— Ночью, — подтвердил я. — Нам надо по темноте проехать мимо Бордо. Возле него повернем на восток, на Лангон, а там переправимся через Гаронну и поедем на Бержерак, Перигё, Лимож. Нас наверняка будут искать на дороге на Ангулем.
— Как скажешь, — не стал спорить сеньор дю Люд и поделился наблюдением: — Для иностранца ты хорошо знаешь наше королевство.
Он уже выслушал мою историю о кораблекрушении и о том, что я сын фессалийского рыцаря, изгнанного из своего феода турками.
— Бывал в этих краях в детстве и юности вместе с отцом, — пояснил я. — Он со своим отрядом охранял купеческие караваны, пока не погиб от стрелы разбойника. После чего я взял его доспехи и оружие и отправился воевать с неверными.
Эта версия объясняла не только хорошее знание географии, но и языков. Произнося ее, поймал себя на мысли, что верю в то, что придумал. В мечтах мы проживаем вторую жизнь, в которой есть всё, чего не хватает в первой, включая приятные неприятности.
4
До Лиможа мы добрались без приключений. Ночевали в лесу. Продукты покупали в деревнях. Платил Жан Дайон. Ровно столько, сколько надо. Но ели мы столько, сколько хотели, не экономили. Я охотился, в основном на фазанов. Готовил их, запекая в глине, чего мой попутчик раньше не умел, но быстро научился.
Я собирался в очередной раз заночевать в лесу, но Жан Дайон, сеньор дю Люд, уверенно произнес:
— Здесь нам уже нечего опасаться. Заночуем в городе.
Я ему поверил.
Лимож если и изменился с тех пор, как я присутствовал при его осаде, а потом Черный Принц навел здесь конституционный порядок, уничтожив всех жителей, то я не заметил этого. Разве что пригороды увеличились и стали богаче. Мы остановились в большом и чистом трактире, в котором подстилка на полу была сравнительно свежая, а матрацы набиты пером. Впрочем, на количество клопов это никак не повлияло. Мое шелковое белье с трудом отражало их атаки. Наших коней накормили овсом, а мы поели вареной говядины, потому что печеное мясо порядком надоело. И вино заказали самого лучшее. То, что покупали у крестьян в деревнях, было слишком далеко от совершенства.
Утром мы присоединились к купеческому обозу, направлявшемуся в Тур. Жана Дайона, сеньора дю Люда, словно подменили. Чем дальше мы отъезжали от Лиможа, тем высокомернее становился. Впрочем, выпендривался он перед купцами, возницами и охранниками, со мной вел себя корректно. Наверное, предполагал, что я еще пригожусь.
Районы Франции, через которые мы проезжали, стали многолюднее. Все поля засеяны, виноградники ухожены. Кстати, поле может быть не огорожено, а виноградник обязательно обнесут кладкой из камней или на худой конец оградой из жердей. На холмах сады, оливковые и каштановые рощи. На лугах и полях под паром пасется упитанный скот. В дубовых рощах стада свиней, мало отличавшихся от диких. Появилось много новых замков. Они были теперь не только и не столько убежищем от врага, сколько удобным и богатым жильем. По словам Жана Дайона, многие замки построены чиновниками, купцами и даже разбогатевшими ремесленниками. В предыдущую эпоху некоторые очень богатые чиновники с позволения короля тоже возводили замки, но им обычно давали и рыцарское звание. Теперь строили все, у кого водились лишние деньги и понты. В двадцать первом веке я был уверен, что в Средневековье замки строили только рыцари. Новоделы более поздних эпох в счет не шли. Наверное, спорил бы до хрипоты, если бы мне сказали обратное. Нахватав верхушек из книг по истории, в которых излагается обычно наиболее вероятная версия, мы считаем, что все было именно так. При этом забываем, что предложи трем человекам описать, допустим, как выглядит и одевается типичный москвич или парижанин в начале двадцать первого века, получишь три разных варианта. Про законы и их исполнение я вообще молчу. С историками ситуация и еще замысловатее. Когда встречаются два историка, у обоих сразу возникает по каждому вопросу не менее трех вариантов: собственный, неправильный и компромиссный. Последний вариант обычно и попадает в учебники.
За время моего отсутствия мода изменилась. Говорят, законодателем моды последние десятилетия было Бургундское герцогство — самая богатая территория во всей Западной и Центральной Европе. Основным верхним платьем теперь стал гаун, длинный или короткий, чаще однобортный. Это его длинные рукава собирались у плеч, образуя подобие буфов, которые назывались мауатр. Стали делать разрезы, вертикальные и горизонтальные, чтобы была видна рубашка из тонкой ткани. Я сразу вспомнил джинсы с прорехами, чтобы была видна красивая кожа или какая-нибудь. Котарди сменили куртки без рукавов — джеркин и жакет. Жиппон превратился в дублет с высоким воротником, подбитыми ватой или пенькой грудью и плечами, плотно облегающий торс и с разрезом спереди, зашнурованным слабо, чтобы была видна рубаха. Такое впечатление, что эта мода придумана для того, чтобы показывать, что рубаха имеется. Все еще в моде обтягивающие шоссы (чулки), но теперь к ним добавился гульфик. Носы пуленов стали длиннее, хотя, казалось бы, куда еще?! Но попадались и туфли с грубо скошенными, короткими, тупыми носами. По-прежнему носят капюшоны, но все чаще под или над шляпой. Головные уборы стали, так сказать, хитом этой эпохи. Каждый выпендривался, как хотел. Шляпы были самых разных фасонов и размеров и из самых разных материалов. На них перебрались плюмажи со шлемов. Богатые носили обрезанные страусовые перья, бедные — фазаньи, орлиные, петушиные. Ленты на тулье украшали драгоценными камнями и медальонами из благородных металлов, часто с ликами святых. Многие отрезали поля спереди и заполняли просвет шнуровкой из золотых или шелковых тесемок, обычно разноцветных. Одежда женщин, как ни странно, почти не изменилась. Только в шляпках дамы и отводили душу. Женские шляпы стали выше и шире, обзавелись проволочными каркасами, на которых натягивалась кисея. Каркасы наклоняли назад под углом сорок пять градусов. Такой фасон назывался «бабочка», хотя часто был в виде улья или корзины. Второй распространенной разновидностью были рогатые шапки, эннены, а третьей — высокие островерхие колпаки, в которых в двадцать первом веке было принято изображать средневековых волшебников. Наверное, догадывались, что колдовство — дело не мужское. Волосы у замужних женщин спрятаны, а девушкам все еще разрешено рекламировать товар. Когда среди встречных попадалась девушка, наши возницы и охранники обязательно высказывались по поводу ее волос.
Еще возницы и охранники развлекались в пути пением песен, особенно по утрам, когда было не жарко. В основном пели ядреные сатирические куплеты, в которых высмеивали всех, начиная со своего сословия и заканчивая королем. Последний, по их мнению, драл со своих подданных три шкуры и раздавал деньги фаворитам и толстопузым святошам. К вечеру затягивали что-нибудь лиричное. С каждым днем, по мере удаления от дома, песни становились все грустнее. Тексты были примитивные, скомпонованные без оглядки на логику и размер, но, как ни странно, цепляли за душу. Поэзия — шут математики.