Фонарь освещал только кусок двора перед окнами гостиной. В темноте на дороге мелькали продолговатые тени волков. Я с трудом разглядела Пери. Она спиной прислонилась к калитке и пыталась отбиться от нападающего волка.
Я скатилась вниз по лестнице, схватила стоящие возле крыльца вилы и бросилась к калитке. Голос дяди Гены догнал меня, когда я взялась за ручку.
- Стой, Дина! Отойди.
Я видела, что один волк вцепился собаке в холку и буквально сидел на ней, разрывая шкуру, второй вцепился в лапу. Я обернулась. Крестный стоял на крыльце и целился из ружья. Я громко сказала:
- Вы можете попасть в Пери.
Раздался выстрел. Волк, терзавший за шею собаку, сразу обмяк и свалился, второй отскочил в темноту и исчез. Я открыла калитку, и подбежал дядя Гена. Он прикладом столкнул мертвого волка, подхватил Пери и затащил во двор.
- Дина, подними тетю Олю, я заведу машину. Забор выдержал. Была бы она во дворе... Зря пацаны ее прогнали.
Но тетя Оля уже бежала к нам. Вдвоем с ней мы уложили Пери на заднее сиденье машины, дядя Гена тем временем открыл ворота. Он уехал, даже не позвонив ветеринару, крикнул только:
- Оль, позвони Вене, предупреди. Ее, кажется, даже сильней потрепали.
Дядя Гена уехал, в этот момент вышла луна. Я оглянулась и увидела в окне мансарды Сашу. Я поднялась наверх. Саша так и сидела на подоконнике и тихо плакала.
- Ты чуть не выскочила к ним, - сказала она, всхлипывая.
- Я надеялась, что они уйдут, они должны бояться людей.
- Должны, - Саша ненадолго замолчала, глядя вниз, - но не боятся.
Я влезла на подоконник. Луна заливала призрачным светом усадьбу, где посреди развалин стояла женщина в черном, а у ее ног сидел волк. И он, и она смотрели на наше окно. У меня по коже пробежал холод. Чирикнула птица, потом вторая. И Погорелица, и волк стали бледнеть, превратились в полупрозрачные силуэты и будто растворились.
Спать мы больше не ложились. Дядя Гена вернулся в шесть утра и позвал нас вниз. Предваряя наш вопрос, сказал:
- Собака тяжелая, может не выжить. Кстати, после обработки ран - там тоже шить пришлось - положили ее к Рою в вольер.
Тетя Оля готовила бутерброды, спросила:
- А не опасно?
- Там же и вольеров-то пара всего, - ответил дядя Гена, наливая чай. - Еще один пес у Вени. Тот попал под раздачу быку, чуть на рога не поднял. Того в отдельном боксе разместили.
Дядя Гена вернулся к столу. На лестнице послышался шум. В кухню ввалились Матвей и близнецы, и сразу стало тесно.
- Рассаживайтесь, - сказала тетя Оля, - пьем чай и разбегаемся.
- В смысле? - Саша опустила на блюдце надкусанный бутерброд.
- Поедете в Ольшу на выставку картин. Там же и твою выставили.
- С кем поедем?
- С близнецами. Их отец же устраивает это. Он будет через час где-то. А вернетесь к вечеру, - объяснил дядя Гена, - мы уже будем дома.
Глава 16
Выставка в Ольше
Ольша меня мало интересовала. Маленький заштатный городишко на краю области. Но выставка картин, где участвует подруга - это классно даже в городишке. Да и уехать от Погорелицы и ее усадьбы хотелось хотя бы на день. Мы помчались одеваться. Я решила, что на праздник надо надеть сарафан. Саша натянула джинсы и майку. Когда мы спустились вниз, Максим Викторович разговаривал с дядей Геной. Мы подошли ближе и услышали:
- Я был уверен, что рассказы о волках - бредни, что нет никаких волков! И вот!
- Ну, собирают охотников по городам и селам. Через два дня устроят облаву. Так что скоро все будет в порядке.
- Нет, я мальчишек до облавы оставлю в Ольше, с бабушкой. Может, и ваших пристроить?
- Не надо. Забор нам сделали отличный. Я смотрел: там следы зубов на сетке, но - не справились.
- Может, это Пери помешала?
- Может, но у нас связь хорошая. Участковый рядом. Если что - приедут быстро. А детей мы на ночь одних не оставим. Не волнуйтесь.
- Как хотите, я предложил. - Он пожал плечами.
На переднем сиденье старенького синего "Вольво" сидела незнакомая женщина. Она приветливо улыбалась, постоянно поправляя непослушные рыжие волосы. Глаза скрывали огромные солнечные очки. На заднем сиденье тесно прижались друг к другу близнецы и Матвей. Мы втиснулись рядом с ними, и Максим Викторович закрыл дверь.
Он вел машину осторожно, объезжая глубокие ямы и стиснув зубы. Близнецы сидели очень тихо, пока мы не выехали на асфальт. Тут в машине сразу стало веселее: начали смеяться и спорить мальчишки, Максим Викторович включил аудиосистему, и полилась привычная попса, а женщина на переднем сиденье достала мобильник и начала обзванивать знакомых. Мы с Сашей понимающе переглянулись, но промолчали.
Дорога до Ольши идет через поля. Ветер играл серебряными колосьями ковыля, солнце слепило. Я достала смартфон и наушники и включила музыку. Очень быстро захотелось спать, я задремала. Проснулась, когда машина затормозила на парковке. Вокруг парка текла речушка, образуя полуостров.
Густая зелень деревьев и река создали плотную тень и прохладу. Парк был не очень большой. Выставку устроили на танцевальной веранде, справа от входа. Картины расставили на мольбертах по краю асфальтированной площадки, за ними стояли садовые скамейки. Жюри сидело в тени на эстраде, оформленной в виде ракушки. Периодически кто-то из жюри вставал, шел к картинам, долго разглядывал, возвращался в тень и писал, писал. Некоторые судьи обходили картины с блокнотом в руках и делали записи сразу.
Мы с Сашей обошли выставку. На всех картинах так или иначе были изображены катастрофы. На одной перевернутая лодка посреди реки. На днище сидит мальчик, а мужчина держится за край лодки и пытается тянуть ее к берегу, на другой - горящий дом и девочка с котенком в руках. На нескольких картинах была изображена усадьба Погорелицы. И везде в усадьбе присутствовал волк.
Но от Сашиной картины веяло безысходностью и мраком. Она изобразила развалины в вечернее время, по небу ползли густые темные тучи, ветер клонил книзу кроны деревьев, а из-за полуобвалившейся стены выглядывал клочок черной юбки, взметнувший пыль за собой. Будто Погорелица только что торопливо зашла за стену. Меня пробрала дрожь.
Мальчишки ходили между картинами с родителями. Мы ушли далеко вперед, и Саша предложила:
- Покатаемся, - она показала на колесо обозрения.
Я кивнула. Мы отпросились у Максима Викторовича и помчались к аттракционам. Конечно, мальчишки тоже хотели покататься, но мама близнецов сказала:
- Вы остаетесь в городе, с бабушкой покатаетесь. Идите, девочки. А тебе, - она повернулась к Матвею, - без взрослых еще нельзя.
Мы побежали к кассам. Денег у нас было немного, и мы выбрали колесо обозрения и американские горки. Усевшись в кабине колеса обозрения, я глянула вниз и едва не свалилась: около ограды стояла женщина в длинном черном платье и шляпке с опущенной на лицо вуалью. У ее ног сидел волк.
- Что? - воскликнула Саша, и охнула, проследив за мной взглядом. - Неужели она?
Я кивнула. Кабинка поднялась выше, и Погорелица исчезла из поля зрения. Я смотрела вокруг и ничего не видела, меня била мелкая дрожь. С Сашей происходило то же самое. Она вцепилась в поручни так, что побелели костяшки пальцев.
- Она преследует нас, - прошептала Саша.
Мне захотелось плакать, реветь, как ревут пятилетние дети, когда у них отнимают конфету. Колесо поднялось на самый верх. Люди внизу казались карликами, ползающими по дорожкам парка. Среди них я искала только женщину в черном и волка. Но не видела. Когда колесо прошло полный круг, и мы вышли, никаких женщин и волков рядом с аттракционом не было. Я облегченно вздохнула. Саша, словно прочитав мои мысли, сказала:
- Но она же была, мы обе ее видели.
- Главное, что ее нет сейчас, - ответила я.
Желание кататься пропало. Вместо билетов на американские горки мы купили мороженое на всех и вернулись на выставку. Мне казалось, что судьи еще долго будут решать, кто победит. Но как только мы с мальчишками съели мороженое, вышел на эстраду Максим Викторович, и началось награждение. Мы сидели в самом дальнем от эстрады уголке танцевальной веранды и не слышали, что он говорит. Но вот на эстраду поднялись три девочки и два мальчика, им вручили какие-то статуэтки и большие красочные листы бумаги. То ли дипломы, то ли грамоты.
- Пять призовых мест? - удивилась Саша.
- Не слышно же, - ответила я, - могли бы и микрофон взять.
- Да не ладится у них что-то, - ответила Саша, - видишь: он крутит в руках микрофон, да без толку.
На эстраду взбежал полноватый, будто колобок, мужчина с мокрой от пота майкой на спине, пробежал куда-то за заднюю стенку. Максим Викторович в это время стоял полуоборотом к публике, сгрудившейся возле эстрады. Вдруг он поднял микрофон и сказал в него:
- Раз, раз, раз, - и это разнеслось по всему парку.
Максим Викторович повернулся лицом к зрителям и сказал:
- Итак. Третье место разделили между собой пять героев. Второе место достается троим.
Он называл фамилии, и на эстраду поднялись два мальчика и девочка. Максим Викторович улыбался так, будто вручал подарок самому Сальвадору Дали.
- А теперь первое место, - возвестил он, - его делят двое.
И тут он назвал Сашину фамилию. Мы переглянулись.
- Я никак не ожидала, - прошептала Саша.
- Иди уже, неожидалка!
Я даже про Погорелицу забыла. Саша побежала к эстраде, и Максим Викторович назвал вторую фамилию. Я осталась на лавочке совершенно одна. Все стояли вплотную к эстраде. Раздались аплодисменты, а за моей спиной послышалось рычание. Я оглянулась. Вплотную к ограде стоял матерый волк, а рядом с ним Погорелица. Она откинула с лица вуаль и в упор разглядывала меня черными, словно мокрый антрацит, глазами. Обожженный рот кривился в презрительной усмешке. Она будто предупреждала, что встреча будет. Скоро. Я бросилась к эстраде.
Мы ушли сразу после награждения. Близнецов из парка забрала бабушка, а мы отправились назад, в Татьянино. Ехали без разговоров и быстро. Матвей так устал, что заснул в машине, положив голову на колени сестре. Мы с Сашей разглядывали награду. Это была небольшая статуэтка: на маленькой золотой палитре лежали три кисти разного размера. Ее можно было повесить на стену или поставить на полку на специальной подставке.
Машина остановилась на том же холме, что и ночью, когда мы ехали с дядей Геной из аэропорта. Жена Максима Викторовича захотела сделать несколько эффектных фото. Мы, конечно, тоже вышли и сфотографировали сверху реку, остров, крышу дома. И усадьбу Погорелицы. Потом я взглянула вправо, где вдоль Дона раскинулись пойменные луга. Колышимый ветром ковыль серебрился под заходящим солнцем. Я подумала, что это будет самый красивый кадр. В это время к воротам нашей усадьбы подкатила белая "Лада". Вышли крестные.
- Рома еще нет, - сказала я.
- Нет, - эхом откликнулась Саша.
***
- Как наши собаки, пап? - спросил Матвей, выскакивая из машины.
Дядя Гена нахмурился, подошел к машине. Я поняла все, взглянув на него.