- Ром? - спросила я.
Дядя Гена отрицательно мотнул головой. Мама близнецов охнула, закрыв ладонью рот. Максим Викторович растерянно смотрел на крестного.
- Не может быть, - выдохнул он.
Дядя Гена развел руками.
- Я сожалею, - тихо сказал он. - Слишком много ран. Слишком глубокие. Она проснулась после наркоза, но ненадолго. Когда мы приехали на работу, позвонил Веня. Он ничего не смог сделать.
Матвей разрыдался и понесся в дом. Мама близнецов сняла очки и вытирала влажные от слез глаза. Максим Викторович оперся о кузов машины и смотрел в землю.
- Как мальчишкам сказать? Не знаю. - Он отвернулся, часто моргая. - Они нам этого не простят.
Дядя Гена пожал плечами:
- Даже не знаю, что посоветовать.
- Надо взять щенка, - прошептала Саша.
- Может быть, - дядя Гена взглянул на дочь. - Если хотите, я спрошу Веню. Он же всех собак здесь знает. - Крестный помолчал. - А мальчишкам надо сказать, что она славно сражалась. Больше ничего.
Когда мы вошли в дом, Матвей плакал, уткнувшись носом в колени маме, сидящей на диване. Тетя Оля гладила его по голове, беспомощно оглядываясь. Первое горе. Его можно только пережить. Матвей ушел к себе, но через полчаса вернулся уже без слез. Он будто стал немного взрослей. А меня не покидала мысль, что собака - случайная жертва. Я давно поняла, что Погорелица не шутит, но смерть собаки окончательно выбила почву у меня из под ног.
***
Тетя Оля не знала, куда пристроить награду. Она повесила на стену над телевизором диплом, а статуэтку поставила на журнальный столик, потом переставила на книжную полку, потом пристроила перед телевизором. Дядя Гена посмеивался, лукаво глядя на жену, наконец сказал:
- Давай повесим рядом с дипломом. И видно будет и не упадет.
Награду так и разместили на стене. Мы долго пили чай, обсуждая виденные картины. Утомленные поездкой, мы рано отправились спать. Уже раздевшись, я вспомнила про снимки. Достала смартфон. Мы засмотрелись на фото. Река в солнечных бликах, редкие перистые облака и зеленый остров завораживали. Снимок дома сверху показался скучным. На снимке усадьбы Погорелицы проявился полупрозрачный женский силуэт. Мы переглянулись.
- Она снова на фото, - прошептала я.
Саша молча кивнула. Следующее фото сначала показалось великолепным. Река и луг отливали бирюзой и серебром, в реке отражались облака. Снимок дышал покоем. Вдруг я увидела вдали неровную прерывистую линию. Увеличив фото, ахнула: в строгом порядке в сторону Татьянино шла волчья стая. По коже, несмотря на жаркий вечер, пробежал холод.
- Не может быть, - выдохнула я.
- Что? - Саша наклонилась ближе и отпрянула, прошептав: - Волки.
Глава 17
Пьеса и волки
Как-то спать сразу расхотелось. Мы уселись на подоконник. Запели соловьи. Им громко вторили жабы. Усадьбу напротив поглотила темнота. Вскрикнула сова, и мелькнула тень перед окном. Запахло ночной фиалкой.
- А давай сочинять пьесу? - предложила я.
- Давай!
Саша достала узелок с игрушками. Это были куклы, надеваемые на руку: головы с пришитыми конусами тел и растопыренными руками. Кукол было пять.
- Я думаю, можно их превратить в самых разных героев, - сказала Саша.
- Как?
- Корону прицепить к голове, получится принц или принцесса. У мамы ниток выпросим, можно будет сделать Рапунцель.
Саша посмотрела на меня, насмешливо улыбаясь.
- Точно, колпак и красный нос, получится клоун, - согласилась я. - И кто у нас будет героем?
- Охотник. Он приходит, когда надо защитить село от волков. И всегда побеждает.
- А волки служат злой Королеве ночи, - подхватила я идею.
- Королева ночи хочет погубить двух сестер, живущих в селе: Розу и Белянку, но смелый клоун находит охотника и тот спасает девочек, - у Саши даже щеки разгорелись.
Я схватила ноутбук, и начала записывать. Мы продумали все, но потом поняли, что волка-то у нас нет. У нас нет шестой игрушки. Саша долго разглядывала кукол, и сообщила:
- Завтра соорудим волка. Ничего сложного. И играть будем так: ты - Роза и Белянка, я - Охотник и Королева ночи, Матвей - клоун и волк.
- А декорации?
- Я нарисую. Когда твои приезжают?
- Обещали послезавтра.
- Успеем!
Мы сочиняли пьесу почти до часа ночи. Уже и соловьи смолкли, и жабы уснули. Изредка ухал филин, и верещала сова. За окном мелькали летучие мыши, словно ночные стрижи. Легкий ветер принес с реки запах тины.
- Не пора ли нам спать? - спросила я.
Саша кивнула, отрываясь от наброска декораций.
- Что там, за окном? - спросила она и полезла на подоконник.
Я влезла следом. Лунный свет освещал пустое пепелище и дорогу. Я потянулась, в этот момент, словно соткавшись из тени, посреди развалин возникла Погорелица. Следом, так же из неоткуда появились волки. Много волков. Они ходили вокруг Погорелицы, ныряли в тень деревьев, выходили на дорогу и устремлялись в поля. Создавалось впечатление, что волков рождало само пепелище.
- Это та стая? - спросила Саша.
- Не знаю.
Меня передернуло. Увиденное заставило задуматься: а доживу ли я до приезда родителей? Страх сковал меня. Ноги и руки налились тяжестью, словно свинцом. Медленно отвернувшись, я поползла к краю стола. Кое-как дошла до кровати и свалилась. Саша посидела еще минут пять и сообщила:
- Они исчезли. Все. И Погорелица, и волки.
- Хорошо, давай спать.
Я понимала, что ничего хорошего нет. Она исчезла, когда ушла я. Это еще раз подтверждало, что охотится она за мной. Теперь, сложив все, что я знаю, я понимала: виной всему - имя. Но изменить его я не могла.
- Сейчас, пьесы распечатаю, - ответила Саша.
Загудел принтер где-то внизу на полочке, зашуршала бумага. Саша наклонилась и достала отпечатанные листы, сложила их на столе, сверху положила кукол.
Глава 18
Ураган
Как обычно, я все проспала. Когда я спустилась вниз, Саша и Матвей уже поели. Он ныл:
- Что мне делать? Близнецов нет, Рома нет...
- Матвейка, порисуй, - Саша говорила с ним тоном противной школьной учительницы.
Я рассмеялась, накладывая себе овсянку.
- Что смеешься? - Саша нахмурилась.
- Я думаю, два художника в одной семье - многовато, а?
- Ну а чем его еще занять? Когда в школе у них продленка, он там наскачется - и дома спокоен, как танк. А сейчас занять нечем.
- Может, бадминтон? - неуверенно спросила я.
- А что, можно!
Саша подскочила и бросилась в прихожую. Она принесла ракетки и воланчик.
- Будешь играть? - спросила она брата. - На победителя.
Матвей не мог сказать ни слова, он только кивнул, восхищенно глядя на ракетки. Было очень тихо, не шелестели листья деревьев, не качались ветки. Полная безветренность.
- Погода как раз для бадминтона, - воскликнула Саша.
Потеряв пару подач, Матвей скис. Он чуть не плакал, дрожали ресницы, и подергивались губы.
- Что ты, Матвейка? - спросила я.
- Сейчас вы меня выгоните, - всхлипнув, ответил мальчишка.
- Не выгоним, мы будем играть по времени, - сообразила я.
Сделав несколько подач, чтобы он мог их отбить, я передала ракетку Саше. Играть с неумелым соперником всегда неинтересно. Я села на крыльцо, наблюдая, как сестра гоняет брата по всему двору. Матвей был счастлив, и теперь он даже играл минут пять подряд, не роняя воланчик. Я посмотрела на небо. Ни облачка. Солнце палило нещадно, и хотелось спрятаться в тень. Но на востоке над кронами деревьев появилось темное пятно. Оно, казалось, лежит на кронах недвижимо. Я отвела глаза, посмотреть, чему радуется Матвей, а он сумел забить очко Саше и прыгал на одной ножке, кружась вокруг своей оси, размахивал ракеткой и орал футбольный клич:
- Оле-оле-оле!
Посмотрев снова на небо, я увидела не просто темное пятно, а тяжелую, набухшую чернотой, медленно наползающую тучу.
Через несколько минут первый порыв ветра едва не вырвал у игроков ракетки из рук, а воланчик отлетел далеко в пионы.
- Ребят, кажется, надвигается непогода, - проговорила я.
- Да уж почувствовали, - рассмеялась Саша.
Она оглядела небо и сказала:
- Пойдемте в дом. Это серьезно, - Саша провела ракеткой, которую держала в руке в сторону надвигающейся тучи.
Второй порыв ветра чуть не сбил нас с ног, и мы рванули в дом. Сразу стемнело. Саша закрыла дверь на ключ, и мы прошли в гостиную. Все небо уже затянуло тучами. Ветер клонил деревья. Упали первые крупные капли дождя на железный подоконник, а через несколько минут дождь лил стеной. Ветер затих, казалось, сейчас прольется дождь и снова выглянет солнце.
Но тут над нами громыхнуло, и сверкнула молния посреди двора. И снова поднялся ветер, изменив направление падающих струй. Ветер рвал ветки и листья, дождь захлестывал в комнату, под окном уже собралась лужа. Саша бросилась закрывать окно в гостиной, Матвей помчался в спальню родителей, а я наверх - закрыть окно у нас и у Матвея. Я взобралась на подоконник, взглянула вниз и замерла, показалось, что остановилось сердце.
Посреди развалин в грохоте грома и вспышках молний стояла Погорелица. Ветер трепал ее черное платье, поднимая выше колен юбку, вздымая вверх черный воротник. Она не сводила глаз с нашего окна. Вокруг нее сидело с десяток волков. Они задрали вверх морды и, казалось, выли. Я закрыла окно, но не смогла отойти. Я смотрела вниз и чувствовала, как на меня наваливается тяжесть, казалось, что я покрылась тонкой корочкой льда, у меня стали стучать зубы.
Тут один из волков поднялся и направился к выходу. За ним второй. Третий. Они выходили через поваленную калитку. Кто-то пробирался под ней, кто-то наступал на старые доски, и я видела, как они прогибаются под тяжестью животных, кто-то перепрыгивал через преграду.
Вскоре у ног Погорелицы осталось два волка. Остальные выстроились перед нашим забором. Вот один направился вправо, в обход усадьбы, второй влево. Я вспомнила об окне в комнате Матвея, соскочила со стола и бросилась в его комнату. Когда я выглянула в его окно, увидела сидящих вдоль забора волков. Вдруг я поняла, что это та самая стая, которую я нашла на своем снимке. Они пришли за мной. Они готовы к атаке. Я не представляла, насколько я права.