На потолке висела простенькая люстра в виде тарелки. Саша раскрасила стены футуристическими нереальными рисунками и развесила свои картины. Она занималась в художественной школе, а я на курсах самообороны, мы все ходили на плаванье, только Матвей в младшую группу. Саша любила пейзажи. Я узнала наш двор с цветущей сиренью и уголок городского парка, а в центре стены над ее кроватью висела мрачная картина: заброшенный сад с развалинами дома посредине. Возле нее я задержалась: это были развалины из моего ночного кошмара.
- Что это? - голос у меня дрогнул.
- Та самая усадьба, на которую Тимофеич велел не пялиться, - Саша рассмеялась. - Повесь вещи, - она показала на дверцы шкафа - верхний ящик твой.
Я открыла и ахнула: это была настоящая гардеробная. Маленькая, уютная, но - настоящая. Справа от середины до потолка полочки, внизу ящики, как в комоде. Слева на плечиках висит одежда, под ней полочки для обуви. А прямо - зеркало во весь рост. Над ним бра в виде колокольчика, а кнопка включения света на зеркале слева. Вся гардеробная выкрашена белой краской. Я повесила свои майки, джинсы и сарафан. В ящик комода положила пуловер и белье.
- А у Матвея там, за стеной, - я показала на зеркало гардеробной, - тоже так?
- Нет, у него простой шкаф. Он не захотел гардеробную. Сказал, что это все девчоночьи штучки. - Саша засмеялась. - Но у него там целый спортивный комплекс: и шведская стенка, и кольца, и канат.
Она уже переоделась в ночнушку и забралась на стол-подоконник.
- Давай скорее, сейчас начнется соловьиный концерт.
Я поспешила за подругой. Луна снова закуталась в тучи, и за окном ничего не было видно. Мы слушали заливистые трели, дополняемые лягушачьим хором. С реки доносился едва заметный запах тины. Я смотрела на Сашу, а она смотрела в окно. Выползла луна, и Саша напряглась и отпрянула, испуганно вглядываясь в ночь. Я проследила взглядом за подругой и похолодела: напротив, возле поваленной калитки, освещенная луной, стояла женщина из моего кошмара. На лице вуаль, на голове шляпка с черными цветами. Она вообще вся была черная, белел только подбородок, не прикрытый сеточкой вуали, и полоски между рукавами и перчатками. Она смотрела на нас. В какой-то момент мне показалось, что я теряю сознание: стало жарко, сердце затарахтело, перехватило дыхание. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, женщины не было. Я почти наполовину вылезла в окно: черная фигура удалялась в поля.
- Что это было? - хрипло спросила я.
- Никогда не видела, - у Саши дрогнул голос. - Знаешь, есть местная легенда о Погорелице, - Саша тоже выглянула. - Когда мы приехали, нам предложили выбрать любую усадьбу из брошенных. Отцу понравилась эта. Нас отговаривали. Говорили, что далеко по бездорожью - и нам в школу, и им на работу, что связи здесь нет. Ни телевизора, ни интернета не будет. Но папа стоял на своем. Он обошел все дома, что мы могли выбрать, но этот - единственный из всех кирпичный и на фундаменте, остальные либо на сваях, либо просто - на земле. Папа мечтал о мансардных комнатах для меня и Матвея. Когда мы уже затеяли стройку, а надо было закончить к сентябрю, какая-то санитарка маме рассказала эту легенду. - Саша надолго замолчала, потом встрепенулась и продолжила: - Ты же понимаешь, врачи не поверили. Я тоже только посмеялась. Хотя собаку мы купили.
- Чему не поверили, и собака причем?
- Говорят, когда Погорелица подходит, собаки воют. Она и уходит.
- Погорелица? Жуть какая! - меня даже передернуло. - И как вы тут живете?
- Да нормально. Ее же не было. Мы год прожили и не видели ее. Хотя, Ром воет ночами. Папа выходил, смотрел. Говорит, бродячие собаки бегают.
- Чего бы он выл на собак? - удивилась я. - Он бы лаял. - Саша пожала плечами. - А о ней больше ничего не известно? - Меня начало раздирать любопытство.
- Говорят, та усадьба сгорела еще в начале прошлого века, до революции. Там жила молодая женщина с ребенком. Я не знаю, мальчик это был или девочка. Но утверждают, что сгорели вместе. Когда разбирали пепелище, трупы не нашли. Тогда Погорелица ночами ходила по деревне. Думали, искала своего дитя. Сначала ходила каждую ночь, потом реже. Сейчас мы бы видели, наверное, - не ходила до сих пор. Но народ с этой улицы разбежался вскоре после пожара.
- Какая страшная история...
Саша мельком взглянула на меня.
- Матвей как-то папе сказал, что видел черную женщину на дороге. Папа вышел. Она была уже далеко в поле. А папа сказал, что к попу монашка приехала, он видел. Больница-то напротив церкви. И все. - Саша помолчала и встрепенулась: - Нет! Еще, говорят, несколько раз покупали эту усадьбу и строили что-то свое, но эти люди начинали чахнуть, кто-то умирал, кто-то уезжал.
Она опять замолчала, глядя за окно.
- Я бы сбежала, - откликнулась я.
- Но не наши предки. Если они ее и видели, в чем я сомневаюсь, им гордость не позволит признаться, что она существует. - Саша помолчала, - Знаешь, Рома взяли, ему месяц всего был. Я постелила ему у своей кровати, чтобы, если заплачет, успокоить. Так собачники советуют. Он каждую полночь поднимался и выл на окно, потом ложился и засыпал, вскакивал под утро и снова выл. Когда подрос, спустили вниз, под лестницу. Там все повторяется каждую ночь. Папа несколько раз выходил, но кроме крупных собак, не видел никого.
- Саш, а вдруг легенда ожила?
Саша смотрела на меня округлившимися глазами.
- Вдруг она и не умирала? Вдруг она всегда здесь ходила тайком? А теперь, непонятно почему, решила показаться? - Саша потерла лоб, как в школе, когда ее вызывали к доске, а она была не готова к ответу. - Ладно, давай спать. Уже и соловьи замолкли.
Тут я вспомнила ее слова о связи и похолодела.
- Так здесь нет связи? - спросила я - Как же я с мамой общаться буду?
- Они нам врали, чтобы отговорить от этой усадьбы. Вышка на холме над нами. Здесь лучшая связь на всю деревню.
Я долго не спала. Рассказ так напугал, что я пешком бы домой убежала, но там меня никто не ждал. Внизу начал тихонько подвывать пес. Я поднялась и прокралась к столу, взобралась на подоконник. Женщина стояла около поваленной калитки усадьбы напротив и, задрав голову, вглядывалась в наше окно. Она подняла вуаль, и луна высветила вместо лица белый звездчатый шрам. На нем выделялись огромные, словно крупные сливы, непроницаемо черные глаза. У меня к горлу подкатила тошнота. Погорелица, будто почувствовав мой ужас, раздвинула в усмешке тонкие щелки обгорелых губ и исчезла.
Утром я чувствовала себя побитой собакой. Болели и руки, и ноги, а когда я села в кровати, меня кинуло обратно на подушку. Саши в комнате не было. Быстро одевшись, выглянула в окно и чуть не упала. У меня перехватило дыхание от ужаса. Сверху были хорошо видны развалины дома в саду напротив, а посреди них - женщина в черном. Она не сводила глаз с нашего окна. Я отскочила и бросилась вниз. В гостиной снова выглянула в окно. За густыми зарослями сада ни развалин, ни Погорелицы видно не было.
Вечером я не рассмотрела, как следует, дом. Сегодня почувствовала, что здесь тепло и уютно. Если бы не соседство с Погорелицей! Гостиная находилась под спальней Саши, но была немного меньше. Окно выходило на двор перед домом, где тетя Оля посадила цветы. Сейчас цвели пионы, их густой удушливо-сладкий запах заполнил гостиную.
Под окном - небольшой журнальный столик на колесиках с закрытым ноутбуком. Рядом стояла плетеная корзинка с начатым вязаньем. У стены напротив входа, справа от окна, на тумбочке-камине - большой телевизор. Перед входом диван, накрытый клетчатым сине-зеленым пледом, и два кресла. У дивана развалился Ром. Он приподнял одно ухо, когда я вошла, и приоткрыл глаз, но тут же успокоился. Напротив окна две двери. Одна, я помню, вела в кухню, вторая, наверное, - в спальню родителей. Между дверями книжные полки до потолка.
Я прошла в кухню. Помню, вчера кухня показалась огромной. Сейчас я поняла, что это из-за белого цвета стен и отделки мебели. Кухня, конечно, была побольше нашей городской, но не настолько, как мне показалось вечером. Зато в ней было все: и газовая плита, и тумбочки, и шкафчики, холодильник и комбайн. У окна стоял мягкий уголок, а перед ним обеденный стол. Все это блестело, словно натертое воском. Саша раскладывала на столе тарелки. Она кивнула мне и спросила:
- Как ты?
- Норм, - буркнула я, решив не рассказывать о видениях. Я подумала, что схожу с ума. Ведь я впервые осталась без родителей и в чужом доме. - Помочь?
- Нет, мама все приготовила.
- А где Матвей?
- Наверное, птицу кормит. - Саша заметила мое удивление, рассмеялась: - Мы же теперь деревенские... утки, куры. Знаешь, первое время я ненавидела это, а теперь - вот привыкла. А Матвей вообще влюблен во все это хозяйство. Ему скучно, друзей на этом краю нет, вот и возится. - Саша крикнула в открытое окно: - Матвей! Завтракать.
Но Матвей не появился. Подруга поморщилась, словно надкусила лимон.
- Вечно его приходится ждать! - Она повернулась ко мне. - Достал, понимаешь! Как только предки за порог, все, как не он! Пойду искать.
Естественно, я увязалась следом. Мы обошли весь участок. Он был огорожен забором из поперечно расположенных досок и казался таким же ненадежным, как и ворота. Между досками могла пролезть даже я. На заднем дворе клонился куда-то вправо саманный сарай, обнесенный вокруг сеткой-рабицей так, что образовался небольшой внутренний дворик. В нем квохтали несколько несушек, а в углу, во врытом в землю корыте, плескались утки. Матвея здесь не было. Мы направились в сад, огороженный штакетником, заглянули в деревянную беседку между садом и крыльцом, рядом с шеренгой цветущих пионов, но и там мальчишку не нашли.
- Куда же он подался? - Саша задала вопрос скорее себе, чем мне.
- А на реку он мог пойти?
- Да все он мог, - Саша тоскливо оглядела двор и крикнула: - Матвей! Ром! - Пес ответил лаем из окна кухни.
- Пес же дома, - сказала я.
Саша побледнела. В этот момент прибежал Ром.
- Где Матвейка? Ищи! Как ты мог оставить мальчика? - напала на собаку Саша.
Пес прижал уши, опустил голову. Ему было стыдно. Он обнюхал землю вокруг себя, оббежал по периметру задний двор и встал перед забором. Он внюхивался в запахи, идущие с поля. С этой стороны за домом построек не было, а до горизонта раскинулся пойменный луг. Вдруг Ром зарычал и легко перемахнул через забор. Он понесся вперед, а мы за ним. У меня противно жужжала какая-то струна в груди. Я испугалась: вдруг Матвея кто-то увел?
Ром остановился, и перед ним встал Матвей, загораживая от него что-то нам еще не видимое. Мы подбежали. Я всегда занималась спортом, поэтому у меня даже дыхание не сбилось, а Саша тяжело дышала и сразу легла в траву у ног собаки. Ром тихо и угрожающе рычал. Но Матвей стоял и не двигался, не позволяя ему напасть на кого-то за его спиной.
Сначала я ничего не увидела. Потом заметила, как колышется высокая трава уже метрах в двухстах от нас. Я смотрела туда, пытаясь что-то разглядеть. Вдруг из травы на пригорок вышла крупная серая собака. Она остановилась и повернулась к нам. В зубах она несла щенка.
- Саш, это собака со щенком, - сказала я.
Саша поднялась, а Матвей гордо сказал:
- Это третий, последний. Я их охранял, пока она носила.
Саша отвесила ему подзатыльник.
- Как ты мог уйти? - она не кричала, а шипела. - А если бы эта дикая собака тебя покусала? Или еще что хуже? Да страшно подумать, что могло бы быть! Дуй домой, быстро!
Матвей обиделся, надулся, словно шарик, но не расплакался, а быстро пошел к дому. Мы шли следом. Рой постоянно поворачивался назад и рычал. Но я никого сзади не видела, хотя оглядывалась на каждый его рык.
После завтрака Матвей спросил: