Милана не нашла, что ответить. Она успокоилась, постаралась расслабиться и не обращать внимания на обдающий ее жар.
– Ладно, – сжалилась тетка, опуская веник в кадку, – хворь из тебя я выбила. Еще бы дурь выбить, но этим пусть родители занимаются…
Она не спеша вышла.
– А ты не торопись, – послышался ее голос из предбанника, – понежься немного. Отдохни с дороги. Архип уже самовар поставил, скоро чаевничать будим…
Милана прикрыла глаза. Полежав так минут двадцать, она поднялась. Окотила себя холодной водой из жбана и вышла в предбанник. Там она обнаружила ковш с квасом. Рядом лежало огромное полотенце. Девушка отпила большой глоток. Квас ударил в нос, заставив ее чихнуть. Смахнув с глаз выступившую слезу, Милана насухо вытерлась и облачившись в легкий летний сарафан, вышла из бани. По прохладным, влажным от недавно прошедшего дождя доскам настила, она побежала к терему.
Двухэтажный добротный дом, был срублен из дубовых бревен. На первом этаже располагались четыре комнаты. На втором три светелки. Русская печь занимала почти половину первой комнаты и выходила своими боками в три другие. Светелки отапливались соединенными с печью дымоходами, замурованными в стену.
В горнице уже был накрыт большой стол, почетное место на котором занимал самовар.
Милана самодовольно усмехнулась. Ведь это чудо, до сей поры не виданное на Руси, было одно из многочисленных изобретений ее отца, наряду с часами, которые тихо тикали на стене.
Самовар в один миг покорил Русь. Вот уже десять лет как он вошел в обиход. Конечно заморского напитка, именуемого чаем, завозили еще мало, и он был очень дорог. Но русская смекалка и тут нашла выход. Чайный лист с успехом заменяли травяные сборы.
Чаепитие стало на Руси традицией. Вокруг пузатого самовара, собиралась вся семья от мала до велика.
Вот и сейчас все ее дальние родственники только и ждали Милану. На самом почетном месте, под образами, сидели хозяева: псковский воевода Боброк Григорий, сын Иванов, и его супруга Василиса Микулишна. По краям, в своих лучших нарядах, расположились их дочери.
Милана прошмыгнула к столу, устроившись на отведенном ей месте.
Стол ломился от пирогов, пирожков, кренделей и баранок. Но самой главной фигурой являлся самовар. Пузатый, начищенный до блеска, он стоял посередине на цветной скатерти.
Чай разливала хозяйка. Она наполняла фарфоровые чашки и передавала их всем присутствующим.
Пили, специально заваренный по такому случаю, липовый цвет, молча, степенно с блюдечка вприкуску с сахаром, да пирогами.
– Ну, рассказывай, – начал беседу воевода, прихлебывая горячий напиток, что у Мечеслава в хозяйстве твориться?
– Все хорошо, – ответила Милана, – молодежь воинскую науку познает успешно. Не пройдет и нескольких месяцев, как старшие смогут пополнить княжеские дружины.
– Значит справляется старый дружа…
– Справляется. Все его слушают. В лагере царит полный порядок. Да к границе разъезды посылаются.
– Вот как? – удивился Боброк, – и что же говорят разведчики?
– Пока тихо все, – беспечно махнула рукой девушка, откусывая от румяного пирожка.
Боброк только печально усмехнулся. Его патрули приносили те же вести. В ливонских землях все было тихо. Но старый воин, чувствовал, что это все неспроста. Проклятые "псы рыцари", что-то затевали. И это очень беспокоило воеводу.
– А вкусные у вас пироги, Василиса Микулишна, – похвалила Милана, уплетая уже третий кусок, – у мамы тоже они хороши, но не такие.
– Небось врешь? – подозрительно взглянула на племянницу тетка. Но было видно, что похвала ей по сердцу. – Нарочно хвалишь, чтобы подольститься? Или вправду нравятся?
– Да разве я могу врать вам, – постаралась придать убедительности свои словам Милана.
– Вот будишь слушать меня, – улыбнулась воеводская жена, – так и ты скоро будишь так же хорошо готовить, чтобы будущего мужа радовать.
– Ну об этом мне еще рано думать, – зарделась девушка.
– Об этом никогда не рано, и ни когда не поздно, думать, – авторитетно сказала Василиса Микулишна, – ты девка в самом соку. Сколько тебе стукнуло?
– Шестнадцать миновало.
– Вот видишь? Как раз в твоем возрасте я замуж и вышла. Не успеешь оглянуться, а уже в чужом доме окажешься. Что тогда делать будешь, ежели хозяйству не обучена?
– Если муж любит, то простит, – не растерялась Милана.
– Или вожжами учить станет, – ответила тетка, покосившись на мужа. Ох, и доставалось ей от него по молодости.
– Ну это уж вряли, – в глазах племянницы блеснул озорной огонек, – я себя в обиду не дам.
– Да ты погляди, – всплеснула руками Василиса Микулишна, – ты, что же законному супругу противиться станешь?
– Если будет надобно, я его самого в бараний рог согну…
– А вот, чтобы этого не случилось, – не терпящим возражений голосом осадила ее тетка, – сегодня же с сестрами сядешь за пряжу. А завтра готовить со мной станешь. Допивайте чай, и марш в светелку за дело браться.
Глава 8. Вечер того же дня
Умение прясть воспринималось на Руси как знак девичий зрелости.
Двоюродные сестры пряли каждый вечер, за исключением канунов праздников и воскресений.
Вот и сейчас для прядения, девушки собрались на посиделки в светелке у Липы. Туда слуги принесли три прясла. Конструкции для прядения состояли из маленьких грузиков, маховиков, которые были надеты на веретено, чтобы оно ровней вращалось, когда девушки его раскручивали, и ровнее шла сама нить. Грубо расчесанное льняное волокно было прикреплено к прялкам.
Сидя за своим пряслом, Милана с грустью наблюдала за своими сестрами, которые прилежно работали, стараясь выполнить задание, полученное от матери.
Пропуская несколько волокон через зубья гребня, они левой рукой ловко тянули пряжу, а пальцами правой руки крутили веретено, подобно тому, как крутят волчок, только не опуская на пол. А держа его на весу.
У самой черниговской гостьи все это получалось очень плохо. Веретено падало, нить скручивалась. Работа была трудная и медленная, требовавшая усидчивости, чего у бойкой девушки не было и в помине.
Монотонный, утомительный труд, сестры скрашивали пением. В ритм шуршащим веретенам, лилась из их уст грустная песня.
(Пела Липа, продолжая вращать веретено).
– Что же ты, сестрица, тоску-печаль наводишь? – сморщила носик Милана, отложив в сторону веретено, – вот вы обе все о замужестве грезите. А знаете ли вы, что с спесивыми невестами бывает?
– Что? – раскрыла глаза Соня.
– Да вот, что… – начала рассказ Милана напряженным голосом, – жила на свете одна девушка. Всем одарил ее господь. Была она красива и статна. И не было у нее отбоя от женихов. Но никто ей не нравился. Полюбил ту девушку один парень. Был он силен и красив. Полюбил он ее так, что и жизнь без девушки ему была не мила. Но и с ним была девушка спесива. Играла она с ним. Подарки принимала, а к себе не подпускала.
Сестры слушали, приоткрыв рты. Даже прясть перестали.
– А в ту пору, – продолжала их подруга, – на границе басурмане шалили. Ушел влюбленный юноша с княжеской дружиной на битву лютую, да сложил свою буйную голову на чужбине. Погоревала девушка, да и забыла парня. – Милана понизила голос почти до шепота. – И вот как-то уехали родители девушки к родственникам, и осталась она на ночь одна. В нужный час, легла девушка спать. Но ровно в полночь, услышала она, что кто-то ходит возле дома, и с ужасом вспомнила, что забыла закрыть дверь на засов…
От страха сестры сидели, ни живы, ни мертвы. А Соня даже прикрыла рот ладонью.
– Лежит девушка, и слышит, что заскрипели половицы. Кто-то шел прямо к ее спальне. Глядит, а дверь стала потихоньку открываться. И ощутила она, как над постелью прошел поток холодного воздуха. Натянула девушка на голову одеяло. А рядом с кроватью раздался знакомый голос. "Холодно мне, согрей любимая. Подвинься я рядом с тобой прилягу…" Когда на утро вернулись ее родичи, то обнаружили девушку в постели мертвой. И были у нее все соки выжиты, будто выпил ее кто-то до дна. И все волосы были покрыты густой сединой…
– Страсти-то какие, – прошептала Соня, стараясь унять дрожь в руках, – теперь я и не усну, наверное.
– И правильно, – усмехнулась Липа, – помнишь Таислава, – который бегал за тобой. Так ты тоже подарки от него брала, а потом отвадила…
– Так он еще жив и здоров, – испугано замахала руками Соня, – да и за другой он уже ходит, кабель.
Девушки некоторое время глядели друг на друга, а затем дружно рассмеялись.
– Сестрицы, – уже весело сказала Милана, – а кто знает про гадание на жениха.
– Я слыхала, – ответила Липа, – говорят, что это довольно жуткое дело.
– А давайте попробуем, – предложила Милана, – как это делается?
– Нужно два зеркала поставить друг напротив друга, чтобы получился зеркальный коридор. Потом надобно распустить волосы и встать напротив одного из зеркал со свечей в руках. Смотря в зеркало сквозь пламя, нужно сказать: "суженый мой ряженный, приди ко мне наряженный…"
– Я всегда хотела попробовать, – Милана умоляюще взглянула на сестер.
– Матушка запрещает гадать, – запричитала Соня, – еже ли она прознает, худо нам будет.
Но Милана не отставала. После непродолжительных уговоров, сестры нехотя согласились.
Одно зеркало было в комнате Липы, другое они притащили из светелки Сони, и поставили их друг напротив друга. Милана распустила волосы, взяла свечу, встав между ними.
Зрелище было жуткое. Все пространство комнаты тонуло в темноте. Только вздрагивающий огонек фитиля свечи, освещал небольшое пространство. Глядя сквозь огонь, девушка произнесла заветную фразу.
– Суженый мой ряженный, приди ко мне наряженный…"
Соня не выдержала и хихикнула, прикрыв рот рукой.
– Тиши, ты… – шикнула Милана.
Повернувшись, она еще раз произнесла нужные слова.
Зеркало перед ней покрылось дымкой. И девушка увидела темный силуэт. Образ стал проясняться. И Милана увидела перед собой незнакомого молодого мужчину. Он был высок и статен. С пышной шевелюрой, аккуратно подстриженными усами и небольшой бородкой. Взгляд черных глаз был устремлен прямо на нее. Девушка вздрогнула. Огонек свечи колыхнулся и потух. Образ вмиг пропал.
– Ну, что увидела?!
К Милане подбежали сестры, и стали трясти за плечи.
– Ой, девочки, – прошептала девушка, отходя от наваждения, – пропала я. Видимо скоро замуж…
Глава 9. Провинция Унгании (Ливонские земли) 18 июня 1245 года
В Ливонии фактическая власть была у братьев Буксгвденов. Один создал орден меченосцев. Два других правили в Риге. И не было в тех землях драчливее семейки.
Долго собирались рыцари идти на Русь. Но опасались до времени.
Раньше слабы были русские князья. Постоянные склоки раздирали Русь на куски. Потому удачны были походы крестоносцев. В один из них отобрали меченосцы у славян город Тарту.
Глава католической церкви Григорий, не раз призывал к крестовому походу на язычников и еретиков руссов. И ливонцы было собрались, пользуясь вторжением на южные рубежи Руси монгольских орд. Но царь варваров потерпел сокрушительные поражения вначале в рязанских землях, затем под Киевом. А затем русские князья прозрели и сговорились между собой помогать друг другу. Теперь, закаленные в боях с степняками, дружины южной Руси, в любой миг могли прибыть на помощь северным братьям.
После этого пыл Ливонских рыцарей поутих. Они ограничились лишь покорением язычников энтов.
Но вот на папский престол взошел Иннокентий четвертый. Не примерим, он был ко всем язычникам и еретикам. Вновь был объявлен крестовый поход. Возглавить его решился дерпский епископ Герман Буксгевден. Не впервой ему было сражаться с русскими еретиками.
Сбор был назначен в провинции Унгании.
Туда подошли из Ревели отряды датских и эстонских рыцарей. Да и куда им было деваться, ежели русы, давно заглядывались на их земли. Конечно их слава уже прошла. И вооружение было старое. Но все же с мечем они управляться не разучились.
Шведы, не решившись в одиночку противостоять своему соседу, прислали две тысячи конных и шесть тысяч пеших воинов во главе с ярлом Ульфом Фаси и зятем короля ярлом Бергером.
Были тут и покоренные народы эстов и чуди. Они составляли легковооруженную конницу и пехоту. Просто "пушечное" мясо. Их, ливонцы, бросали в самое пекло, дабы внести смятение в ряды врага.
Главную ударную силу составляли меченосцы Ливонского ордена и Тевтоны. Шестьсот рыцарей привели свои "копья". Огромная сила. Почти двенадцать тысяч закованных в броню, прекрасно выученных и умелых бойцов, презирающих и несущих смерть ради Господа. У них нет привязанности. Нет семей. Нет желаний, кроме одного, – убивать.
В огромном лагере Герман фон Буксгевден собрал военный совет. Нужно было решить, как действовать дальше.
– Нужно дождаться известий из Новгорода, – настаивал ярл Фаси, – лояльные нам бояре готовы поднять мятеж. Своими действиями они скуют силы князя Александра. К нашему приходу ворота города будут открыты.
– Вы видимо еще не в курсе, – язвительно заметил Буксгевден. Он явно наслаждался своей осведомленностью, – верные мне люди донесли, что заговор раскрыт. Все мятежники схвачены. И мне кажется, что они, дабы спасти свои никчемные жизни, молчать не будут.
Ярл Фаси замолчал. Известие ошеломило его.
– Это не меняет дела, – вступился за своего соотечественника Бергер, – князю новгородскому все равно нечего противопоставить нашей силе. Русское войско увязло в степи. А их ополчение из грязных крестьян и ремесленников, наши воины сомнут без труда.
– Это верно, – кивнул самый старший и испытанный из командиров Рудольф фон Кассель, – но южная Русь не настолько слаба. Их воевода Дмитрий ведет в Новгород войско, только немногим уступающее нашему.
Тем более, – сказал ярл Бергер, – необходимо атаковать немедля. Необходимо подорвать силу Новгорода. Сжечь их приграничные крепости. Я знаю Александра. Он не сможет стерпеть этого и бросится на нас. Мы разобьем вначале его, а после встретимся с киевским воеводой. Тогда все северные земли будут в нашей власти.
– Ну что же, – решился епископ Герман, выслушав всех присутствующих, – будим готовиться к походу.
Когда все командиры разошлись, он позвал молодого меченосца, который скрывался за пологом. Рослый рыцарь, держа в одной руке шлем с кривыми рогами, а другую, положив на рукоять длинного меча, подошел к епископу и встал на одно колено. Звали молодого меченосца Брунс фон Кох.
Буксгевден, возложил ладони на голову своего воспитанника.
– Перед тем, как начать поход, нам необходимо знать, ждут ли, русы нас и какими силами они располагают. Я доверяю честь первому войти в их земли тебе. Возьмешь с собой десять рыцарей с их "копьями". Дополни отряд эстами до трех сотен и отправляйся к Изборску. Если русы нас не ждут, тебе хватит силы захватить их крепость. Если они все же окажут сопротивление, отходи к границе и дожидайся нашего войска. Я верю в тебя и пусть Господь будет с тобой.
Епископ перекрестил рыцаря по католическому обычаю. Тот поднялся и, водрузив на голову свой шлем вышел из шатра.
Глава 10 Приграничье 19 июня 1245 года
Мечеслав вернулся после проверки постов. В лагере горели костры. Свободные от дел молодые ратники отдыхали. Наломав сосновых лап, они улеглись возле огня, ожидая, когда приготовиться жарящаяся на вертелах дичь.