Жить с единственной надеждой — что Трандуил снова сидит на своем рогатом троне, ворошит старые свитки, и копается длинными пальцами сильных рук в сундучках с блестяшками.
И что его меч благой силой защищает Сумеречье от атак зла.
Совсем рядом зажглись безумные фиолетовые глаза. «Так тоже можно, девочка, так тоже можно… пусть он погибнет у себя дома, пусть не здесь; но на потоке твоих чувств я без труда вернусь туда, откуда меня так неосмотрительно изгнали».
***
Ветка не могла прийти в себя — а вокруг кричали и топали.
Наконец, она открыла глаза… зачем ее накрыли? Это не она труп, а Костя Боксер…
Ветка приподнялась, собираясь сделать чистосердечное признание, подняла руку с мечом Дис… и увидела прямо перед собой чешую змея, на запястьях — наручи, подобранные ей Фили, на ногах — поножи…
Поднялась, опираясь на крыло дракона, под которым, с ног до головы облитая кровью, оказывается, она лежала…
Несколько эльфов снимали Трандуила с головы чудовища — длинный шип вошел ему в грудь, второй рассек горло. Меч Владыки торчал в месте, где голова дракона соединялась с шеей, и зверь был повержен; но сам Владыка не шевелился.
Ветка стояла, выпучив глаза. Что мешало ей ограничиться только аккуратным ударом в сердце, который тут же залечила бы славной песенкой Синувирстивиэль?
Это же она — дракон. Она нанесла эти раны.
Ветка прислушалась сквозь килограммы ваты, которыми ей обложили голову.
«Жив», «жив», «жив»…
Да как же жив, когда так надежно убит?..
Ветка сделала несколько шагов в сторону и запнулась — ничком, вытянувшись, с двумя орочьими стрелами в спине лежал Мэглин. Одна рука так и осталась на перевязи у груди, а в другой, вытянутой, в расслабленных пальцах обессилевшей кисти, покоился клинок.
Ничего не соображая, обезумев от ужаса и отчаяния, пошатываясь, Ветка пошла в сторону. Повернувшись спиной к тому, что сейчас делалось вокруг, она шла и шла — не видя ни Эребора, ни воинов, ни продолжающегося боя с орками, только иногда отмахивалась клинком, когда ей кто-то мешал.
Доспехи… почему на ней доспехи?.. Герц… почему на нем седло?.. Трандуил… в полном эльфийском облачении… а джинсы… где его джинсы?..
Какая мертвецу разница, где его джинсы?..
Нога подвернулась — Ветка упала в неглубокий овраг, наполовину заполненный стылой водой, подернутой ледком.
И затихла в неудобной позе, на боку, странно раскинув руки.
И глядя в синее небо над Эребором.
Синее, как чьи-то спасительные глаза.
Только вот чьи?..
========== Глава 3. Жить ==========
— Ау! Не уходи от меня! Ты уже открыла глаза, так нечестно! Ольва, ты меня слышишь?
— А-а…
— Вот умница! Хочешь попить или пописать?
— Фи-ли…
— Ага, моя очередь за тобой ходить. Хотели к тебе приставить женщину, так вызвался я. Я все равно сейчас пока еще половина гнома. Так пописать?..
— Иди… ты…
— Вот что за женщина, все в себе, все в себе! Ольва, Ольва, не надо, не закрывай глаза…
***
— Таркун, что с ней? Она лишь немного пьет иногда, и снова уходит…
— Не знаю… великое зло прошло через ее тело, как будто это она убила дракона, а не лесной Владыка. Но теперь я вижу ее ясно. Раньше… я видел ее иначе. Как бы отчасти, как будто бестелесным призраком, коконом нитей, связанным с неизвестностью… и думал на силы Моргота. А теперь никаких вопросов и сомнений — заявляю, как волшебник. Ольва человек, и она тут целиком.
— Как ей помочь?
— Я не знаю пока… я думаю, вы делаете все, что возможно. Просто разговаривайте с ней — то, что с ней случилось, связано с ее внутренними чертогами. Она удалилась в них и не выйдет обратно, если ее не звать…
— Ольва! Ольва, чтоб тебя, открой глазки, посмотри на меня, это я, Фили! И Торин тут, и Гэндальф — приходи уже в себя…
— Я стараюсь…
***
— Фили? Фили…
— Я тут, я тут!
— Фили… я ужасно хочу в воду. Помоги мне добраться куда-нибудь?
— В горячую купальню хочешь?
— Очень…
— Ты так давно ничего не ела, ты уверена, что у тебя хватит сил греться?
— Хватит…
— Эх… Тауриэль ушла в лес, к своим… я кликну маму?..
— Я сама дойду…
— Ну уж я тебя донесу…
Ветка встала, шатаясь — длинная, в пол, рубаха ей казалась несвежей, пропитавшейся потом. Девушка с трудом узнала собственные ноги — тонкие косточки с выступающими уголками лодыжек… и руки — жалкие синие веточки. Она уцепилась за Фили — молодой гном подхватил ее, обернул одеялом и повел.
— Дядя сказал звать его сразу, как ты очнешься…
— Ну погоди… дай мне привести себя в порядок. Вот отмокну сейчас слегка, потом оденусь…
Ветка доковыляла до купален, весьма памятных ей.
Внутри парилось несколько гномов — Фили что-то сказал на кхуздуле, и компания потеснилась, выделив одну купель целиком, и постепенно начала покидать помещение.
Ветка сползла в воду прямо в сорочке. И затихла, положив голову на бортик купели. Фили подложил ей под затылок сложенное в несколько раз полотно.
Ветка вспомнила… и тихонько завыла — слезы из глаз потекли ручьями.
— Что ты? Так напугалась во время битвы?.. Что с тобой стряслось?
— Как меня… где я… что сейчас…
— А, — Фили присел на корточки, — слушай. Одного дракона убил Трандуил. Ты рядом была, видела. Второго стрелами поразили Леголас и Халдир. Халдир стрелял из стреломета, а аранен снова оседлал орла — они к разгару битвы успели вернуться — и по примеру Барда Лучника стрелял по глазам мифриловыми стрелами. Тот, которого убил лесной король, и был одноглазым — Трандуил запрыгнул на него с незрячей стороны. Из эльфов поранены, да и полегли многие. Они даже ждать не стали полного конца битвы — Леголас спустился с небес, отослал гонцов в разные концы света, и тут же Владыку и нескольких особо ценных раненых быстрым маршем на лошадях повезли в Сумеречье. Следом отправили и павших. Сам принц задержался на малое время поговорить с повелителем рохиррим. Попросил, чтобы Барда Лучника перевезли в Дейл.
— А Синувирстивиэль?..
— Ее, Тауриэль и еще пару каких-то эльфов сразу посадили на повозку с эльфийскими ранеными. И они начали выть, как на похоронах.
— Что?..
— Ну песни петь какие-то занудные…
— Песни — это хорошо.
— Ольва, может, кликнуть кого? — жалостливо сказал Фили. — Принесли чтобы. Молока. Булочек. Бульона! От тебя осталась половина. Ты зеленая. Грудь же была! Я помню!
— Не могу есть сейчас… а долго я?..
— Почти четырнадцать дней… Уж и Двалин вернулся, отыскал Железностопа и препроводил в его Чертоги…
— И ты все это время?..
— Ага! — гордо сказал Фили. — Но я сам-то уже получше, сильно получше. Тренируюсь с мечом, хожу вот без палок, приседаю, нагибаюсь. Балин сковал мне особый пояс, бляхи на коже и железные ребра держат спину.
— Ага… а дальше? Что дальше было?..
— Леголас Зеленолист хорош был. Настоящий принц. Поклонился, попросил прощения, что не сможет помочь привести пустошь в порядок, попросил прислать с оказией одну голову дракона, которого Трандуил убил. Одну, дескать, Сумеречью, вторую Эребору. Уже, кстати, и послали. Все сделал, велел всем эльфийским отрядам собираться и следовать домой. Тебя искали, да не нашли сперва. И вот еще что…
— Что?
— Да ладно… это уж дядя сам расскажет, если будет нужно. В общем, нашли тебя на следующий день, когда уже наших павших унесли, всех по пересчету, и убирали тела орков. На Вороньей высоте порешили установить постоянную стражу. И для дозора, и при стреломете. Бильбо искал тебя неустанно. И Тенгель.
— Бильбо… А Тенгель кто такой?
— Не помнишь? Мы-то, и дядя, и вообще все гномы были уверены, что тебя забрали эльфы. А повелитель рохиррим, молодой наследный принц Ристании, провожал повозки с эльфийскими ранеными и павшими и говорил, не видел тебя там. Зиму-то поймали. Эйтар при отъезде сказал ему, эорлингу, что ты у нас, у гномов. А и у нас нету! Эорлинг требовал, чтобы искали, всадники его прочесывали пустошь раз за разом. И вот уже и тел на равнине не осталось, когда полурослик догадался спуститься в овраг — это далеко от поля битвы-то было! Рохиррим был в досаде… видно, сам желал тебя отыскать. Гневный очень, воспламеняется как перегретое масло. А Бильбо тебя даже наверх сам вытащил. Очень виноватился, что открыл дверь.
— Бильбо, — умильно прошептала Ветка.
— Ну да. Потом эорлинги собрали орков, помогли сжечь их и туши драконов, да и велел Тенгель оставшимся уходить — говорит, трава под снегом не годна для его лошадей, и лучше, чтобы они шли в родные равнины. Дядя благодарил их от имени Эребора и Сумеречья и позволил с пустоши взять золото в сумы — сколько у каждого всадника поместилось. Оставшееся злато собрали в повозки и отправили в Сумеречье пополам с Дейлом. То, что лежало на пустоши, дядя не пожелал заносить обратно в Эребор. Пришла ему в голову фантазия, что это из-за несправедливого раздела и его алчности воспряли драконы и случилась беда. Рохиррим ушли, а сам Тенгель остался, — с некоторым неудовольствием сказал Фили. — Долго тут был, в Эреборе, ходил все, изучал, свитки старые смотрел. К тебе заходил. Затем поехал в Дейл. Стоит сейчас возле Дейла лагерем, шатры да три десятка лошадей и всадников.
— Ну они вовремя прибыли… и золото забрали заслуженно… Фили, я нагрелась уже…
— На этом и все почти. Тебе наш гномский врачеватель помогал. Когда тебя принесли, ты была как лед из той лужи, в которой лежала. Вся покрыта кровью. Согревали горячей солью в мешочках, с травами, и теплыми хлебами — мама и Бильбо все время пекли и слали караваи. Обложат тебя теплым хлебом, сверху одеялом, но не сильно душным — чтобы дышало. Потом хлеб убирают, кутают в овчину. Так и лечили. Таркун не пошел за эльфами, он уехал с эорлингами — а до того был при тебе. Сказал, ты выживешь. Странное дело, ты не ранена была. Ни одной же царапинки. А вот начала умирать…
Фили, как мать, купающая младенца, взял на руки широкое полотно — и вынул Ветку из воды. Та, неспособная стоять сама, перекинулась через плечо рыжего гнома и сдавленно застонала. Сил было мало.
Фили обернул ее тканью и прямо в ухо защекотался усами:
— Ну что ты, Ольва? Ты же воин. Все хорошо. Теперь точно все хорошо будет.
Висюлька с его заплетенного косичкой уса коснулась шеи. Ветка чувствовала, что Фили улыбается.
— Нет, теперь никогда ничего хорошо не будет, — горестно сказала она, — ты не знаешь, что я наделала!
— И что же? — вопросил грозный, перекатывающийся глас Торина. — Фили… я же просил послать за мной! Просил — сразу! Сиюминутно!
— Так она больная! Голая! Мокрая! Попросилась в воду, потом хотела одеться, — отозвался Фили.
— Что же, что голая? Мы же тут не чужие уже, поди? — Торин потянул Ветку за плечо; она не устояла, и почти упала; но четыре руки подхватили ее с двух сторон.
— Э, — сказал Торин, — да, пока плоха. Что же, потом поговорим… когда покрепче станешь.
— Не переживай, я никуда не денусь, — тихо сказала Ветка.
Король-под-горой подхватил ее на руки и отнес в комнату. Ветка чувствовала, как Торин гневается, но гнев свой пока держит в узде. Ветке было страшно… в голове толпились мысли, много, обо всем сразу.
Запах металла, огня, камня, меха.
И синие глаза. Синие, как небо…
Это было последнее, что запомнила Ветка — и провалилась в беспомощный сон, чтобы избавиться от страшных картинок, наползающих одна на другую.
***
Проснулась…
Голова соображала намного яснее.
Было тепло.
Ветке потребовалось довольно приличное время, чтобы решиться пошевелиться и понять, что она лежит, спиной прижатая к кому-то живому.
Мужчина, несомненно мужчина, позади сладко и глубоко сопел, не всхрапывая, но ощущалось, что спалось соседу от души и на совесть. Ветка чувствовала, что у нее внутри все дрожит, и еще — что она очень голодна… но она вспомнила, кого и когда сама отогревала таким образом, вспомнила черные розы болтов, выросшие на спине Мэглина, и заревела. Пыталась плакать тихо, но так исхудала и ослабла, что каждое рыдание сотрясало ее целиком — и мужчина сзади проснулся. Сонным голосом забормотал:
— Сейчас-сейчас, ну что с тобой, ну Ольва… надоели мне эти булки, решил телом согреть, ты не пугайся, я же… ну что ты? А? Давай засвечу огонь… — начал вставать, но из образовавшейся щели между телами подуло вдруг таким холодом, что Ветка взвизгнула и вцепилась в Фили двумя руками, обняла его, прижалась. Гном повалился обратно на ложе, и начал гладить девушку по спине. Ветке отчетливо послышалось костяное дрынь-дрынь-дрынь, когда его пальцы проходили по бокам.
Ветка сунула мокрое лицо в грудь Фили, и постепенно успокаивалась.
Фили обнял ее уже двумя руками и перекатился на спину, плотнее натягивая одеяло.
Шепнул:
— Ты чего раскисла-то? Только проснулась и рыдать. Или я напугал? Это я по лени к тебе залез, не со зла.
— Мэ-эглин… Мэглин!..
— Да, — голос Фили стал суше, — он плох был. И не знаю, что тебе сказать. Его сильно подстрелили, ядовитыми стрелами. Там у эльфов и не разобрать было кто жив, кто нет… Трандуил…
— Я знаю, не надо, не надо, — Ветка почти взвизгнула, и вцепилась в молодого гнома, трясясь.
— Да я…
— Не надо-о! Пожалуйста, не надо!
— Хорошо-хорошо. Ну хорошо… ну Ольва… — Фили гладил одной рукой ее затылок, а другой спину. Потом вывернулся, разом замотав Ветку в одеяло, встал, щелкнул огнивом.
— Вот так. Хочешь, не хочешь, а ты еще пять дней провалялась. Итого двадцать, считай, один, и день в луже на пустоши. Мама развела козьего молока с медом и травами, велела поить хотя бы по одной ложке.
Ветка щелкала зубами — ушел, и она сразу замерзла. Но Фили, босиком, в полотняных штанах и рубахе, пододвинул стул и взял миску и ложку.
— Я вот хорошо помню, как ты меня с ложечки кормила! Руки и ноги растирала. Давай-ка. А то такая красотка стала, не передать. В комнате-то тепло, очаг топится. Просто из тебя силы ушли.
Дверь открылась, вошла Дис — в длинной шитой сорочке. Распущенные волосы гномки казались невероятно богатыми, а ткань очерчивала широкие, роскошные формы. Ветка подумала, что не заметила в прошлый раз легких усиков — но они вовсе не портили принцессу. Такие рисовали грузинским красавицам на старинных акварелях.
— Так, лоботряс… Иди в свои покои и начинай работать, к дяде отправляйся — пусть дело даст. Нечего больше тут околачиваться.
— Ну мам!
— Я сама покормлю и позабочусь. Дам женщин — ей помогать. Как договаривались. Пришла в себя, ест. Ты хотел тут сидеть, пока она в бреду. Что еще?
Ветка проследила за широкой спиной Фили, прослушала рапсодию «Ночные хлопки дверями»… и посмотрела на гномку. Та выжидательно держала в руке ложку с медово-молочным раствором.
— Дис, спасибо за меч… спасибо… — и Ветка снова начала рыдать.
***
В последующие дни Ветка едва-едва начала нормально есть. Возле нее находились то Бильбо, то Фили, норовивший пощекотать и рассказать веселую глупость, то Двалин, пыхтящий трубочкой около крошечного окошка. Чаще же это была одна из двух суровых гномок. Гномки заодно шили и подгоняли одежду. Ветка попросила их сшить пару платьев и по ее собственным рисункам. Одна гномка — с огромным носом и изрядными усами, заплетенными косицами, и другая, чуть помоложе Дис, с широкими бровями, сросшимися на переносице, внимательно выслушали пожелания.
Девушку ничего особенно не тревожило, кроме невероятной слабости, ураганной слезливости и того особого состояния, которое можно было бы назвать депрессией.
Ветка часами вспоминала каждую минуту из краткого обратного визита между мирами.
Каждую фразу.
Каждое слово.
Произошедшее впечаталось в нее, как рисунок впечатывается в злато на монетном дворе. Ветка не могла и не желала забывать ни единую деталь.
Самое время было бы ощутить себя победительницей, но увы.
Ветка думала, что их возвращению в Средиземье… каким бы оно ни вышло, но возвращению — невольно поспособствовали Халдир и Леголас, убив второго дракона. Судя по описанию боя, второе чудовище пало буквально через несколько минут после того, как Трандуил зарубил первое.
Из уверенности, что и Трандуил, и Мэглин непременно мертвы, родились сомнения, а с ними надежда. Но спросить Ветка пока не могла — слишком боялась. И потому просто вспоминала.