Багровые зеницы Саурона и сияющие глаза Трандуила.
И еще, почему-то только теперь, Ветку преследовали мысли, которых раньше не было и в помине — про антибиотики и тампоны, про интернет, мобильники, телевидение; про элементарный аспирин в случае головной боли, про нашатырный спирт, марганцовку и про горячую воду в кране. Девушка вспоминала свою квартиру, оставленные в ней деньги, новые вещи.
Рассудком Ветка понимала, что, видимо, ранее все эти неприятные мысли были сглажены могуществом ее великого, хотя и темного, покровителя. Теперь же ее заново бросили в эту жизнь, как игрушку в водоворот реки. Когда любые нити, связывающие ее с родиной или с Сауроном, порвались окончательно, Ветка предстала сама перед собой во всей ужасающей неприглядности. Ни отваги, ни силы, ни элементарного здоровья, балрог его подери.
Ее постоянно шатало от слабости. Длинная болезнь, когда девушка вовсе не могла есть, сожгла не только жир, но и изрядно мышц. Ветка поднимала за столом двузубую вилку… и понимала, что долго ей ее не продержать. Она не могла спать. Закрывая глаза, Ветка видела всегда одно и то же. Находится третий змей. Нашедшийся змей погибает в новой битве, и в момент его смерти она снова оказывается на ипподроме, перед залитым кровью Трандуилом. Король снился то в виде Кости Боксера, то в собственном облике, но клинок Дис неизменно был до самого основания вогнан в его грудь. Вот и все разнообразие.
Девушка чувствовала себя истончившейся, словно баньши. Откуда-то она знала, что последние силы из ее собственного времени — какой-то запас, который, наверное, у каждого есть с детства — иссякли, и связь потеряна теперь уже окончательно. Ветка никогда не увлекалась эзотерикой — но сейчас она буквально ощутила, как острым клинком отсечены ее корни — ее мама, давно лежащая в земле, ее отец, которого она никогда не знала, ее бабушка и дедушка, которые не слишком-то ее жаловали, ее дядя и тетя, ее двоюродные братья и сестры…
Москва.
Россия.
Земля, которую Трандуил признал за ослабленную и многократно искаженную Арду.
В зеркале Ветка видела тощую женщину, совершенно ей самой незнакомую. Ранее подобная худоба восхитила бы девушку. Тело приобрело полупрозрачную хрупкость, такую желанную когда-то. Ветке казалось, что дунь на нее сейчас посильнее — и она попросту развеется или состарится в один час, и будет досиживать свои последние дни на теплом солнышке около Эребора, дряхлая и беззубая.
Но только снаружи досиживать, не внутри. На теплой деревянной лавочке, на ветерке, под звон копыт…
И волосы. Волосы отросли неопрятным разноцветным вороньим гнездом, и пора было бы стричься. И Ветка, которая очень любила короткие стрижки, просто не знала, что делать. В ее природных волосах было достаточное количество седины — Ветка предполагала, что теперь ее стало больше. А в основном это был нейтральный, рыжевато-русый цвет. Пресловутое лунное серебро на кончиках, загадочно имитирующее цвет волос синдар, постепенно тускнело и серело без подкрашивания и применения бальзамов. Ветка нуждалась в женской помощи.
И вот однажды ей повезло — пришла Дис, ничуть не смягчившаяся по отношению к ней, но все же разумная и сильная.
— Пока ты болела, мои мастерицы сшили тебе полное приданое, — сказала Дис. — Вот, в сундучке, подходящие украшения. Торин сам подбирал. Чтобы никогда у тебя не возникало вопроса, что надеть к платью. И чтобы не бродила голая или в чужих сорочках, тьфу. Сейчас кликну кого-нибудь, и тебе все перенесут в покои. И по твоим рисункам также сшили, убогое непотребство.
— Дис… спасибо.
— Это не мне спасибо, а Торину. Узбад, понимаешь, думает о твоих тряпках, иш как хе ай дулгнур.
Ветка кивнула.
— Дис, что мне делать с волосами? Я бы подрезала их снова. Я привыкла, чтобы коротко.
— Ну так и будут смотреть как на больную или на колдунью, — неприветливо сказала Дис, — ты вот все глупишь и на свои дурные традиции киваешь, но теперь-то ты тут. А тут всякий знает — нет волос, злое колдовство или болезнь.
«Было злое колдовство, чего греха таить».
— Растить долго… потом, концы же крашеные.
— Тебе вскоре решать, где твой дом, — строго сказала Дис. — Останешься с нами, пойдешь в Дейл или еще чего придумаешь. Пока ты тут, тебя Торин защищает. Я могу тебя хоть наголо побрить и татуировку сделать на темечке, как у Двалина. Хочешь?
— Дис… принцесса… прости, пожалуйста, но да, хочу.
Дис склонила голову набок.
— Я верю, что ты не отрежешь мне уши…
Гномка посмотрела на Ветку, подумала.
— Ладно. Лицо, когда щеки отрастут, у тебя неплохое. Есть у нас небольшой секрет. Волосы у тебя негустые, и по корням вижу, не слишком красивые. Помогу и с цветом, и с самими волосами. Только чур, уговор.
— Какой?
— Как сможешь сесть в седло, поедешь в Дейл погостить, хотя бы недели на две. Хочу дать Эребору от тебя роздых.
— Договорились, — с облегчением сказала Ветка. Она и так собиралась в Дейл. И даже дальше. Не собраться туда было попросту невозможно. А договор с Дис давал шанс уехать, ничего не объясняя Торину.
Она должна была знать — наверняка.
Секрет Дис, предназначенный ее волосам, заключался в паре невзрачных кусков твердого мыла. Намылить голову следовало сперва одним, затем другим; и подождать с каждым зельем немного. Когда куски закончатся, Дис обещала дать еще. Затем гномка вправду срезала все светлые кончики, вполголоса костеря Ветку на чем свет стоит. Девушка только улыбалась. Как ни грозна была принцесса, она помогала.
Как ни грозна была принцесса, а узбад был грознее. И пока он не приходил. Ни разу.
Отчего-то после стрижки Ветка почувствовала себя лучше, как будто чище, хотя на голове остался буквально трехсантиметровый ежик волос. Натуральный цвет, надо же. Давненько не встречались.
Ветка вздрогнула, подумав, что Средиземье, вероятно, всю ее вот так вычистит. До самой что ни на есть натуральности.
Затем девушка полдня рылась в куче одежды, периодически на ней же и устраиваясь полежать; к счастью, практически любое платье было пошито так, чтобы она могла его надеть без посторонней помощи. Многие вещи скроили с запасом, видимо, надеясь ее откормить, но Ветка и за это была признательна. Много не мало, подпоясать всегда можно.
И к вечеру сделала вывод — пожалуй, хватит болеть.
Надо думать, как жить.
========== Глава 4. Ложь ==========
На следующий день, впервые за целых двадцать восемь суток, Ветка собралась выехать на прогулку.
Спросила у Фили новости из Дейла, о Барде.
Король снова правил, и зажившая рана его не беспокоила. Теперь он проводил много времени, упражняясь в конных и воинских забавах с рохиррим, которые все еще оставались близ города в положении желанных и дорогих гостей. Рассказывая, Фили проводил девушку до конюшен, устроенных в длинных подгорных галереях близ врат, поседлал лошадку и выехал вместе с Веткой на мохнатом полупони.
Получаса рыси на хрустком, вкусном морозном воздухе хватило; в глазах завертелись огненные круги, повело. Фили придержал Ветку за локоть и помог ей добраться обратно. Въехали; Ветка, бросив кобылу на принца, по стеночке побрела к Бильбо.
Девушка, уже много раз беседовавшая с хоббитом, знала, что Дис властно и неумолимо воцарилась в кладовках и подсобках, пекарнях и кухнях, как только прибыла, и его хозяйственному единоначалию пришел конец. Характерами они не сошлись, и, дождавшись свадьбы Кили, мистер Бильбо Бэггинс собирался домой.
— Кили и Тауриэль условились, что если она не вернется зимой, то на весеннее равноденствие посольство поедет сватать ее в Сумеречье, — говорил Бильбо, наливая крепкого чаю и намазывая булочку маслом, — вот тогда и я с ними. Мне охота еще раз глянуть на чертоги эльфов, а то я в прошлый визит так ничего и не посмотрел. А уж потом — домой, в Шир. Варенья нету, и повидла также, и даже домашнего мармелада либо пастилы предложить не могу. Но есть мед, и, если пожелаешь, Ольва, то вот — козий сыр.
— Омлет лучше, — сказала Ветка. — А может, и я с тобой? После Сумеречья? Посмотрю Средиземье, погощу в Шире. Судя по тому, что ты рассказывал, мне там понравится.
— Поехали, — серьезно сказал Бильбо, — я знаю отличную нору, которую можно незадорого сторговать. И там высокие потолки! Пять яблоневых деревьев на задворках… хорошая конюшня на двух пони. Огороды, конечно; но для огородов я сумею тебе нанять толкового помощника. И выезд на долинку у речки — это не тутошние пустоши, но уж покататься вдоволь вам с Зимой хватит. А может, и я какого конька куплю. Ты хоть и Верзила, а вот чувствую я — приживешься. Эх, добраться бы скорее!
Слегка окрыленная этой идеей и славной мысленной перспективой пяти яблоневых деревьев, наевшаяся и отдохнувшая Ветка отправилась к себе. Но по дороге передумала и, снова набросив роскошную меховую накидку, выбралась на хорошо знакомый балкон над Золотым залом.
Было не холодно по русским меркам, и все же равнина была покрыта снегом — только кое-где торчали кусты и клочки жухлой травы. Видно было, снег не глубок, но ослепителен. Ветка подумала, что и для следопытов отличное время — и орки наверняка временно отошли в свои пределы, восстанавливают силы и не пятнают сугробов, так как выследить их будет очень легко. Цепочки следов Зимы и полупони Фили были видны даже отсюда.
Водопад шумел так же мощно, и река блестела — силы мороза установить лед тут явно не хватало.
Накидка нежно грела. «Первая шуба, — подумала Ветка. — Первая шуба, подаренная мужчиной. Торином».
Девушка, кутаясь в накидку, некстати вспомнила утро в лагере эльфов и парчовую, также подбитую драгоценным мехом мантию, в которой она однажды досыпала утренние часы. Мантию другого короля. Выданную в аренду. Но эти воспоминания, теплые, как луч августовского солнца, теперь сменились леденящей душу болью.
За спиной кашлянули. Ветка повернулась.
Торин стоял, положив тяжелые руки на ремень, и пристально смотрел на Ветку. Ветер, налетающий с пустошей, трепал его львиную гриву и драгоценный мех белого волка, наброшенный на плечи.
— Что же, тебе лучше? Долго ты болела, Ольва Льюэнь. Я смотрел — и не узнавал тебя.
Подошел.
Взял Ветку за плечи — с силой, до боли. И поцеловал — тоже с силой. Ветка снова уловила запах металла и огня, который всегда заставлял ее сердце биться чаще… и… не ответила его твердым, настойчивым губам.
Она чувствовала себя маленькой и слабой в руках могучего гнома и не пробовала даже слегка трепыхаться.
— Итак… ты не отвечаешь мне, майа Ольва, — с иронией и горечью сказал Торин. — Я так и думал. Тогда тебе было достаточно лишь бережности… и терпения. А теперь? Что переменилась в тебе, Ольва? Теперь ты хочешь быть королевой Эребора?
«Теперь я воткнула меч в грудь Трандуила».
— Нет, Торин… зачем ты так?..
— Я просто стараюсь понять тебя. Что с тобой сделали эльфы? Ты… Трандуил относится ко всем, и к людям, и к эльфам как к пустому месту, к игрушкам, — горько сказал Торин. — Это коварное ледяное сердце, слава о котором идет по всему Средиземью. Здесь ты уберегла бы саму себя, уберегла бы от холодного колдовства эльфов, которым, в сущности, все равно, живы мы или умрем! Но ты сбежала. К ним. Через Дейл. Да, и я знаю, что ты провела ночь в доме Барда. Ты ушла ночью, не попрощавшись со мной… бросив нас.
— Торин… я знаю, как это прозвучит. Ты удивительный. Но я знаю, что поступила неправильно, — прошептала Ветка.
— Почему неправильно? Я отлично помню, что чувствовал тогда! И знаю, что чувствую сейчас!
— И что? — спросила Ветка. — Расскажи мне, потому что я не знаю, что я чувствую. Мне хочется снова обнять тебя. Я ничего не забыла. Мне хочется разрешить тебе решать вместо меня… нет, попросить решать вместо меня, потому что я устала решать, я решаю изо всех сил, и у меня ничего не получается. Одни ошибки, боль и кровь… одни предательства и смерти.
— Я решу, — грозно сказал Торин. — Это давно пора сделать. Я посажу тебя под замок, пока ты не забудешь думать о ком-либо еще. О, я буду очень нежен. И нетороплив. Но ты останешься здесь. И не говори мне, что я действую силой. Это валар сделали так, что после великой битвы ты опять в Эреборе.
— Если ты запрешь меня, — сказала Ветка, — я погибну. Торин… Торин. Прости меня, я… я была ошеломлена твоей силой, твоим мужеством. Ты воин, каких я не знала, и не узнаю больше. Ты король, король-под-горой; ты прошел невероятные испытания… и ты здесь. Ты победил. И ты такой же, как и был. Могучий… прекрасный. Только я другая… я не стала сильнее, Торин. Я изменилась. Я так много вынесла — пленение у орков… потери. Страхи.
Торин отпустил плечи Ветки. А она и не думала скрывать слезы.
— Ты же так и не сказал, что любишь меня. Ты ревнуешь… это да. Хочешь… сделать своей. Обижен. Оскорблен. Я понимаю. Ты имеешь право. Но любишь ли? Я не жду непременно любви… я даже не понимаю, что это такое, и чем оно отличается от… от… но мне все же кажется… чем-то, — мучительно тихо прошептала Ветка. — Если ее не будет у меня, я устрою свою жизнь по-другому. Пусть не будет. Это какой-то особый приз. Улыбка или песня айнур. Не для всех. Но позволь мне забрать то обещание… которое я по глупости дала тебе… хотя мне так трудно сейчас, но лишь это будет правильным, Торин, король-под-горой, повелитель Эребора.
Ветка тихо-тихо положила руки на плечи Торина, уткнулась лицом куда-то в шею около уха и расплакалась в его густые волосы — уже вслух, всхлипывая и вздрагивая.
Тяжелые руки гнома легли на ее плечи — воздушно, нежно, почти невесомо. Ветка плакала и ощущала, как Торин поглаживает ее по спине — как-то иначе, как-то по-другому.
Ветка оторвалась от него, и увидела синие внимательные глаза.
— Ты и вправду изменилась, — серьезно сказал Торин. Из него будто ушла недобрая сила, готовая прорваться неосмотрительным и жестоким поступком.
— Я так привык считать тебя своей… что, пожалуй, и впрямь перестал думать о тебе самой, — тихо сказал Торин. — Ты нанесла мне обиду — как мужчине. Но не нанес ли и я тебе ее, согласившись… согласившись принять лишь твое тело?
Ветка уже почти ничего не соображала — она понимала лишь, что ей удалось, и Торин больше не держит на нее зла. Это было изнурительно и больно, как будто девушка оторвала от себя что-то невероятно дорогое.
И в то же время мучительно правильно.
— Торин… Торин.
Узбад сделал полшага назад, и вышел к парапету, глядя на пустошь, озеро и город.
— Слышал от Дис, ты собралась в Дейл?
— Да.
— Барда навестить?
— Торин, ну что вот мне Бард? Я же теперь знаю. И ты знаешь. Сойдет снег… вернется Синувирстивиэль. Я так думаю.
— Ага, так значит что-то все же было? В разведке, не иначе, — в голосе короля все равно проскакивали грозные нотки. — Вот вы глупость учинили… хотя благодаря ей и был спасен Даин Железностоп. Слал тебе и Барду поклон, кстати. И подарки. Твои от Даина — в светлом сундучке… мои тебе — в темном.
— Спасибо, Торин, — теперь Ветке хотелось подойти поближе, обнять гнома, снова прижаться к меху белого волка и к прядям его тяжелых волос; объяснить все, рассказать обо всем, спросить совета… Торин был таким сильным, таким надежным; и Ветка крепко сцепила руки, оставаясь поодаль. — Швеи говорили, сюда едут какие-то барышни из дальних гномьих земель. Знатного рода.
— Дис, — сердито сказал Торин. — Едут, чего уж. За Фили она боится.
— Не съем.
— Кто тебя знает! От тебя ж никто и не знает, чего ждать! Вот что.
— Что?
— Спрашивать будут, — неуверенно сказал Торин, и поджал губы. — Кто такая, откуда, кто за тебя в ответе. Редко мы, дети Ауле, делаем такое… но… нельзя тебе без роду, без племени. Поэтому будешь знаки носить. Знаки Эребора.
— Что ты имеешь в виду?
— Что на вопрос, кто ты и откуда, будешь говорить, что ты Ольва Льюэнь из Эребора, и повелитель твой — Торин Дубощит. А в ином случае — что ты скажешь?
— В чем подвох? — спросила Ветка через некоторое время.