Люби СИ) - Funny-bum 8 стр.


Диадема, нунчаки, простая дорожная одежда, пушистая накидка на меху. Ветка намылила голову мыльцем Дис и наполнила себе крохотную купель горячей водой, поданной от кузниц в покои. Тут не разляжешься, можно было только сидеть, поджав ноги, да и наливать надо было вручную — зато в дне был самый настоящий слив с затычкой. В Дейле такого, небось, не будет, как и купален. Как и уютных кухонь, где тебе всегда рады.

Ополоснулась, вышла. Посмотрела на тающее серебро вечерних сумерек, льющееся из окошка — выезжать уговорились рано, стало быть, пора спать.

Но проснулась Ветка раньше намеченного. В узком окошке были видны звезды и край луны.

Села.

В дверном проеме стоял Торин, и фигуру его очерчивал слабенький огонек оставленного на ночь светильника.

Девушка спала в сорочке, но рефлекторно потянула одеяло повыше.

— Дозволишь войти? — спросил узбад.

— Да… — и не успела она договорить, как дверь захлопнулась, а гном оказался рядом. Сграбастал ее вместе с одеялом и начал целовать.

Борода кололась, губы были твердыми и настойчивыми, а пах король огнем и металлом. Травами и мехом. Плотью горы, и слегка — вином.

И Ветка отвечала.

Отчего-то она чувствовала себя в безопасности — более, чем когда-либо, в кольце этих могучих рук, в плотном коконе одеяла… вытащила изнутри руки — тонкие, невесомые сейчас, и обняла Торина за шею. А он не торопился — и каждым поцелуем рассказывал ей что-то. О ней. О себе. О том, что зовется жизнью и горячим сердцем.

Так продолжалось долго — но король не делал ни малейшей попытки сбросить с Ветки лишние тряпки… а она даже не думала ни о чем — просто прижималась, и целовалась, как никогда в жизни.

Самозабвенно, отпустив голову и бесконечные рассудочные диалоги, открывшись подгорному огню.

В окошке засветало. Звезда скрылась, а краешек Луны потускнел.

Торин наконец отпустил Ветку.

— Вот так, Ольва… чтобы было тебе, что вспоминать. Чтобы было, чему сниться.

— Торин…

— Ольва! — загрохотал голос гнома, — или оставайся и никогда больше не намеревайся уходить, или уходи — и не оглядывайся!

— Как же мне не оглядываться… ведь у меня тут теперь дом, — выговорила Ветка, и голос ее дрожал.

Торин замер.

Девушка смотрела в его глаза… и чувствовала, как голову клонит вперед, а на кончике языка танцуют слова — я остаюсь. Не отпускай меня, я остаюсь.

Но…

«Я не смогу… не смогу потерять тебя… Средиземье! Я не смогу жить здесь теперь, я не смогу потерять Средиземье!» «Не сможешь потерять?» «Средиземье…»

«Не отходи от меня, Ольва». «Никогда».

«Не такая, как ты, стала бы орудием моего порабощения».

«Я побежден, Ольва». «Мы никогда не сдадимся. Слышишь? Никогда!»

И черные розы болтов в спине Мэглина.

Ветка замотала головой, отгоняя любые мысли, и со слезой в голосе выговорила:

— Я ухожу.

Дверь хлопнула.

***

Дис и Торин стояли на балконе. Торин провел по губам пальцем, затем опомнился, сжал руками край парапета.

— Ты думаешь, ты любишь? — горько сказала Дис. — Вот и нет. Бремя короля — тяжкое бремя. Трон призывает ежечасно, а что ты привык делать? Сражаться, строить, все время искать новый горизонт. Ты не правитель пока, Торин Дубощит. Не такой, каким должен быть. И знаешь — она влипнет в неприятности, и сам поедешь ее выручать. Вот это в ней тебя и манит — свобода. Прянуть на коня и ускакать от Эребора, куда глаза глядят, чтобы ветер расчесывал твои волосы. Я думала, мой брат мудр. А ты вон пока какой юнец. И Ольва эта тебе как нельзя более кстати пришлась. Чтобы смущать и отвлекать от дела. Чтобы поцелуи и никакого здравого смысла.

Торин молчал долго. Потом сказал:

— Не мне.

— Что?..

— Она пришлась кстати вовсе не мне… — тяжелые слова уронились на камень… Дис плотно сомкнула губы, и сцепила руки.

Король возвращался с балкона внутрь горы.

По белой равнине от Эребора удалялись два всадника — Ветка на Зиме, и с ней здоровый чернобородый гном верхом на вороном жеребце, выделенный для сопровождения. К седлам приторочены небольшие дорожные сумы. Все честь по чести.

Все вроде правильно.

========== Глава 7. Рохиррим ==========

Ветка рысила надутая, задумчивая.

В охрану ей Торин выделил самого рослого гнома из своих стражников — того, который запросто ездил на обычной лошади, да еще и умел и любил с ней обращаться. Ветке этот громадный тип в пробитой бляхами коже казался мрачным.

Хотелось сорваться вскачь, но силы лошадей требовалось беречь — Ветка уже знала, как тут идут до Дейла. Часа три-четыре шагом и рысью, и лишь изредка галопом, с час отдохнуть — и дальше.

По пустошам гулял ошеломительно ледяной ветер. Небо то раскрывалось синевой, то затягивалось темными друзами снеговых облаков. Вереница Железных холмов на горизонте выглядела зубчатой спиной чудовища, прячущегося в тумане.

— Надо держаться дороги, — сказал Ранк, — как бы непогода не накрыла.

Ветка кивнула. После ясной звездной ночи и безветренного рассвета подкрадывалась снежная буря.

Одинокая гора, могучая и прекрасная, возвышалась позади путников. Гора казалась Ветке надежнейшим убежищем в мире; но простор и свежий воздух мгновенно брали свое, как только она пускалась в путь. Расстилающиеся пути-дороги звали властно и мощно, словно имели в отношении нее, Ветки, особые планы. Идея дальних странствий всегда манила девушку в прошлом — и всегда упиралась в непреодолимые препятствия.

Но уж странствия более дальнего, чем совершенное ею волей красноглазого лощеного красавчика, считающегося здесь основным воплотителем воли злых сил, представить было невозможно. Так что, как всегда — бойтесь своих желаний. Они подчас ведут в чужие миры…

Дорога, припорошенная снегом и промороженная до хрустальной твердости, пела под круглыми черными копытами Зимы.

Спустя четыре часа они остановились на привал. Задувало все серьезнее, и синее небо, синее, как чьи-то глаза, больше не проглядывало между серых туч. Ранк прижал обеих лошадок к большому валуну — он выбрал место для остановки так, чтобы имелось хоть какое-то убежище.

— Может, и пережидать придется. Смотри, круговерть. Нет, под горой надежнее…

И впрямь — колкая крупка завихрила. Еще немного — и не видно будет ни горы, ни города.

— Ранк, давай галопом пройдем.

— Торин упреждал — ты не так уж окрепла покамест. Говорил не гнать, — проворчал гном низким басом. — Ты вот и так вся задохнулась.

— Ничего… галопом-то на моей лошади проще.

— Ну вскачь тогда. Вон там — видишь, деревья и снова останец? Вот до каменюки, дальше снова озираемся.

Перебежками сделали еще часть пути. Дейл близился, и тут непогода налетела по-настоящему.

Ранк и Ветка застряли между тремя или четырьмя обмылками камней, оставшихся тут от предыдущей геологической эпохи. Два знатных останца образовали нечто вроде ниши, куда можно было забиться вместе с лошадьми, и еще несколько полукругом гасили ветер. Плотная пурга с ледяными вихрями затянула так, что увидеть направление было уже невозможно.

— Чудно, — сказал Ранк, — утро непогоды не предвещало. И сыпать начало, как только мы на пустошь выехали. Словно нарочно кто тучи подогнал.

— Что, смена погоды необычная?

— Не совсем обычная, да. Такое с вечера начинается, как правило. Но что уж. Тут, в нише, можно костер запалить. За дровами не походишь, но вот куст — посеку.

Кони грели друг друга, вжавшись в камень и уткнув носы в репицы. Маленький костерок, с трудом уберегаемый от жестоких порывов, дрожал и рвался. Ранк укутался в плащ и был невозмутим. Ветка пыталась ни о чем не думать.

Достали по хлебу, щедро промазанному маслом и проложенному сыром. Только Ветка вознамерилась укусить как следует, как к вою ветра прибавился и иной вой.

Ранк споро завернул свою еду, обнажил меч.

— Варги. Ольва, варги. Тут нам буран-то на руку, может, и не учуют. Костер туши.

Но варги учуяли. Первая страшная морда с зубами наружу и лютыми, словно вывороченными ноздрями, сунулась сквозь потоки снега и ветра. Ранк коротко рубанул.

— Ранк! — взвизгнула Ветка, — Может, ходу? По коням, и попробовать ускакать?

— Можно было бы, коли видно было б, куда! Доставай меч и дерись!

Ветка выдернула меч Дис. Сердце заколотилось, а разум запросил — «выключите ужастик»! Девушка не готова была сейчас к сражению, и руки, и ноги предательски тряслись.

— Вот оно как, — искоса на нее глянув, сказал Ранк, — наравне с мужами-то.

— Н-ничего… я сейчас…

Громадные серые туши ворвались на пятачок, окруженный останцами; Ранк изготовился встретить первого, но свистнула стрела — варг упал.

Крики, ржание коней — еще минуту назад казалось, что они одни на пустоши, и вот пространство заполнилось витязями.

— Тенгель! Рохиррим! — воскликнул Ранк. — Какими судьбами?

— Видели вас из Дейла, с башен, — сказал молодой принц, спрыгивая с белого жеребца. — Видели и непогоду, что надвигалась. Король Бард попросил встретить. Неспокойно — варги вот появились. Две или три стаи пришли, часть перебили мы, часть бродит. И откуда взялись? Здравствуй, Ольва Льюэнь! Так не наугрим ты, говоришь?

— Теперь наугрим, — улыбнулась Ветка. Поджилки перестали трястись, и девушка забросила клинок Дис на место.

— То-то же. Только что же ты от своих-то отказываешься? За гномьим золотом устремилась? — Тенгель и его дружинники спешивались, заводили коней так, чтобы укрыть от снега и ветра.

— Быстр же ты на слова, — сказала Ветка, — человека не зная, судишь. Или по себе, а? Если бы я не видела, как отважно вы бросились на выручку, тоже могла бы по гномьему золоту пройтись.

— Языкастая!

— А что, терпеть молча? Улыбаться и махать ручкой?

— Чего вы в Дейл? — спросил Тенгель; воины его споро насобирали сушняка, вытолкнули трупы варгов из круга останцев.

— Я через город поеду, — сказала Ветка, — и дальше. В Сумеречный Лес. Нет ли… новостей оттуда?

— Нет покамест, — сказал Тенгель, — проезжали эльдар до Эребора и назад, день этак на десятый-двенадцатый после битвы. До Горы и резвым ходом обратно, коней не щадя. Говорили, королю худо, ради него всадников испросили до Ривенделла и в Лотлориен — но это прямо сразу после битвы, когда Зеленолист тут был. Не близкий путь, но я дал людей. И коней, само собой. Такое дело. Не мерзнешь ты?

— Нет, мне тепло, только болела долго после битвы, поэтому трясусь.

— Я видел, как два народа тебя попросту забыли, — сказал Тенгель, — каждый пенял на иной, и в итоге так и непонятно было, куда делась. Искал только полурослик.

— И ты, — сказала Ветка, — я знаю. Спасибо.

— Да так уж вышло. И потом желал я с тобой побеседовать, да не пускали — говорили, плоха. Побыл так дней пять, посмотрел свитки, к коим гномы допустили, и уехал к Дейлу. Города хочу строить в Рохане. Изучаю, чем какой народ богат.

Эорлинги переговаривались, смеялись — отряд был невелик, но выставили дозорных. Ранк смотрел кинжалы и мечи, тут же, на камне, что-то ровнял молоточком, советовал, загораживаясь краем куртки от ветра. Точило и небольшой молоток у каждого гнома были с собой во вьюках, обыкновенно.

Тенгель же сел рядом с Веткой на валун, пригляделся, запахнул поверх ее собственного плаща своим. Протянул флягу.

— Крепкое. Будешь, Ольва Льюэнь?

— Не откажусь.

— Так ты замуж за кого из наугрим вышла? За этого?

— Нет… я не замужем. Торин сказал, это чтобы у меня дом был. Чтобы знать, откуда я — говорить, эреборская. Это… как посвящение в рыцари было. Дщерь Эреборова.

— А на деле откуда?

— Так и не расскажешь. Из дальних человеческих земель, — задумчиво сказала Ветка, — из Москвы, стольного града Российского.

— Да, не слыхал такого. Надо будет посмотреть карты дальнеземелья. А что не замужем?

— Вдова.

— Так что же ты, Ольва, к людям не прибилась?

Ветка подумала и честно сказала:

— А я вас не нашла! То эльфы, то гномы…

Тенгель рассмеялся.

— Стало быть, с гномами оказалось сподручнее? Или эльфы не звали?

— Не звали. Кобылу вот подарили только. А твой… отличный конь! Хорошо прыгает? Лопатка длинная, корпус короткий… засекал?

— Засекал, правое заднее по венцу. Клали глину, чтобы нога становилась тяжелее. Твоя молоденькая… крыть бы пора. Ее в косяк, а тебе бы по посадке — жеребца.

— Я сама жеребцов и предпочитаю, но вот привыкла уже. Хорошая она, не нравная, не шарахается, не закусывает. Выносливая.

— Мой закусывает. Поэтому обучил ходить вовсе без оголовья, ибо толку нет. В бой если — тогда железо на цепях.

— Мундштук?..

— Не понимаю, что речешь!

— Ну вот… с рычагами… рычажные удила, и с цепочкой?

— Ну да, они!

— И кстати, жеребцы жеребцами, но я думаю, что Зима побыстрее твоего…

— Азара.

— Побыстрее твоего Азара будет.

— Поскачем завтра?

— На что?

— Ну… на желание.

— Хм. Хорошо. Ты что желать будешь, коли победишь?

— А ты?

— Я буду желать твоего коня на денек — покататься.

— А я с тебя танец али песню.

— Уговорились!

Ветка призадумалась. Потом опомнилась — достала их с Ранком дорожные припасы. Поделилась с Тенгелем, хлебнула еще раз из его фляги.

Лошади подружились, и Зима доверчиво прислонилась к теплому боку белоснежного жеребца, покинув вороного, который сердито косил, поджимая заднюю ногу. Ветка уставилась на эту картину слегка зачарованно, сообразив, что она так запросто разговаривала с парнем, которого и видела-то единственный раз. Пять минут. Там, перед битвой, в невероятном прошлом, три жизни назад.

Первая жизнь — дома, в Москве. Те лунные сутки внезапного возвращения.

Вторая жизнь — ожидание следующего новолуния в Эреборе.

И третья жизнь, которая началась недавно — жизнь подданной Эребора.

Веткины свитки судьбы заполнялись лихорадочными, скачущими рунами, как будто айну, управлявший этой скорописью, спешил наверстать нечто очень важное.

Рохиррим встал, дожевывая половину доставшегося ему хлеба, оставив свой алый плащ на соболе на Веткиных плечах. Светлые волосы с волной, которые не закрывал шлем, осыпаны снежинками. Серо-голубые глаза ясные… и человеческие. Мужчина был, наверное, ростом с эльфийского короля, не меньше, и Ветка ощутила странное чувство — она так привыкла к гномам, которые все, как один, были много ниже ее. В памяти всплыли слова Барда о своем народе, сказанные когда-то.

— Проходит непогода, — сказал эорлинг, — да и варгов не слышно. Скоро доберемся до Дейла. Бард, кстати, так и сказал, что это ты — хотя разглядеть еще трудно было.

— Бард меня немного уже знает.

— Непоседа?

— Есть такое.

— Это видно. Да и вообще… есть у меня такое чувство, Ольва Льюэнь, что мы с тобой знакомы уже были. Ты в Гондоре не жила?

— Не довелось, — улыбнулась девушка, — но и у меня есть ощущение, что я тебя давно знаю, принц Рохана. Например, знаю, что ты сладкоежка.

Эорлинг поднял на Ветку глаза. Не смеялся.

— Откуда знаешь?

— Знаю!

— Верно. Угадала. Малой еще был — в Рохане на пасеке частенько бывал. В Гондоре раздолье — и сахар, и всякие сласти. Стараюсь, чтобы никто не знал.

— А почему?

— Да не пристало воину!

— Чего это не пристало? Какая разница, кто чего есть любит?

— А вот не пристало и все. Слышишь, как завывает? Есть в тебе, Ольва, что-то… как от коршуна. Они так же подчас на добычу-то смотрят, как ты на… моего Азара, — скомкал какую-то другую концовку эорлинг.

— Я и на тебя так смотрю, — с удовольствием сказала Ветка. Воин вздернул светлые брови. — Не пугайся, я имею в виду — приятно с человеком посидеть. С людьми. А то гномы… они, конечно… но снизу вверх на мужчину посмотреть — это же здорово.

— Ну тогда радуйся, — расхохотался рохиррим, — вот я стою, полным ростом. Стихнет — и сразу в намет двинем. А то буран темнотой сменится, на пустоши это одна беда заместо другой. Гном, поспеешь за нами?

Назад Дальше