Ветка открыла дверь собственных покоев и замерла…
На полу было раскинуто ее самое любимое светло-желтое платье, расшитое солнечными лучами. То самое, в котором Ветка выходила замуж.
Йуллийель сидела на подоле с ножницами, выкраивая что-то свое. Девочка была до ушей измазана вареньем, в покоях оглушительно пахло разлитыми благовониями, украшения разбросаны по кованому столику. На развесистых рогах лося притаилась Йулова белка.
Девочка посмотрела на маму и восхищенно чикнула себе по прядке волос — локон упал на измордованное платье.
Ветка выдохнула на счет три и ласково спросила:
— А где Эллениль?
— А я убизяла.
— Скоро прибудут гости, Йуллийель. А ты измазана и потерялась. Что будем делать?
— Нихасю.
— Там же столько деток. И Анариндил тебя ищет!
— Диль? — Йул встала, по возможности оправилась и шурхнула мимо мамы в оставленную открытой дверь. Ветке показалось, что там порхнул прохладный ветерок с легким смешком Эллениль, но вслушиваться и всматриваться она не стала. Просто сказала, не поворачиваясь к двери:
— Принцесса должна знать, что каждый наряд — это большая работа. Покажи ей, как ткут и вышивают, пусть проведет день с златошвейками. Чужой труд необходимо уважать.
Ольва огладила огромный кованый сундук с хитрым замком, где хранила все по-настоящему ценное.
Белка убежала за маленькой хозяйкой.
Ветка осмотрела себя в зеркале. Выпрямилась. Провела руками по волосам.
На плечи легли сильные прохладные ладони.
Ольва откинулась назад и прикрыла глаза.
Трандуил медленно опустил на ее голову желтую диадему.
— Посольства вот-вот прибудут, — теплое дыхание Лесного Короля тронуло шею и ухо, и Ветка в миллионный раз замерла и возликовала этому чуду, которое не переставало поражать и дарить счастье. — Вот-вот. Пора идти, повелительница Пущи.
— Иду…
***
Детки тихо гудели, но не расползались и не безобразничали. Ветка подозревала, что тому причиной был легкий дымок из чаши, с которой обошла зал Синувирстивиэль.
Обитатели Сумеречного дворца стояли полукругом, освободив место Ривенделлу и Лотлориену.
В соседних галереях было приготовлено угощение, бальные залы расчищены, музыканты наготове.
Ветка на полшага вперед, Трандуил в стекающей на ступени мантии следом — повелители Леса поднялись на свои места. Едва слышная музыка и сияние цветов сделали тронный зал совершенно волшебными. Ветка мельком вспомнила изобилие навезенных из Дейла подвод с бочками и бутылками вина со всего Севера и Юга, доставленных сухопутным и водным путем, и усмехнулась.
Здесь почти не было инородцев, лишь несколько людей, избранных эльфами и ставшими родителями эльфинитов — Ветка знала в лицо и поименно каждого.
Глашатаи подняли горны провозгласить посольства.
Лорд Элронд был великолепен как никогда.
Галадриэль в белоснежном платье текла бриллиантовым водопадом.
Ветка сидела — спинка прямо, о подлокотник не опираться — слушала мужа и рассматривала зал. Многих здесь она знала и любила, но высокой золотой фигуры, до ушей заклепанной в доспехи, пока не углядела.
Да и вообще чего-то недоставало.
Праздник Новой Зари приурочили к дню рождения Йуллийель, который пришелся на первый день лета. В этом многие усмотрели особую волю Эру — и решили в нынешнем году в этот день собрать всех деток, родившихся у эльфов, вместе. Виновница торжества затерялась где-то среди других малышей, светлых длинных волосиков, меха, пушистых спинок и хвостов питомцев.
И только когда по мехам и коврам прошел старый волшебник в серой шляпе, аккуратно ставя ноги в стоптанных сапогах между детишками и зверятами, подметая меховой ковер истрепанной серой мантией, и произнес пламенную речь, для Ветки торжество, наконец, обрело законченность и понятную средиземскую форму.
Эльфы пили, ели и танцевали во всем Сумеречном дворце, передавали малышей из рук в руки. Все было настолько чисто и радостно, как только вообще возможно; цветы благоухали, каждый ребенок ощущал себя королем или королевой, Йул с помощью брата подпалила весь запас фейерверков Гэндальфа разом, и бахнуло так, что даже принцесса присмирела, а власть имущие, не желая созерцать размеры ущерба, удалились на совещание в уединенную залу, где также был накрыт стол.
Зала, укрытая от общей суеты, вмещала чуть больше десятка эльфов, допущенных к этому разговору.
— Уже теперь, — спокойно выговорил Трандуил, занимая место во главе стола, — несмотря на детей Новой Зари, понятно, что столь же могущественным как прежде народ эльфов уже не станет. Нам улыбнулось напоследок счастье, но рассчитывать, что наши дети сделаются воинами грядущих битв или возродят прежнее величие во всем великолепии, нельзя.
— Битв не избежать, — выговорила Галадриэль. — Вы знаете это, каждый из вас. Око возжглось… и война непременно грянет.
— Что светлейший?
— Глорфиндейл во власти своего Предназначения, и пока что в странствиях, — сказал Гэндальф, набивая трубочку. — Витязь придет в миг, когда будет нужен.
— Он всегда нужен, — буркнула Ветка. Трандуил чуть склонился к ней и продолжил:
— Моя супруга обеспокоена событиями в Мории. Даэмар и два других лесных разведчика посетили Морию и прибыли с докладом.
— Трандуил, — с досадой проговорил Элронд, — мы знаем, что твоя супруга… словом, понятно, что то, что происходит в недрах Кхазад-Дума, беспокоит ее. Торин не смог оценить верно свои силы. Одна… авантюра ему удалась, и он вообразил себя избранником Ауле. Гномы гибнут там и это несомненно. Они гибнут, попутно убирая сомнища гоблинов и орков, избравших павшие галереи своим обиталищем… что нам до этого? Пользы это не принесет даже Лориену, расположенному возле Черных ворот Казад-Дума. Потому что гоблинов неисчислимо много. Это поражение надо было просто признать. Лучше думать о судьбах людей. Рано или поздно извечное сражение за подгорные богатства гномов и орков уйдет и вовсе под землю, и оставшиеся забудут об обоих этих народах.
— Не рано ли хоронишь гномов? — спросила Ветка.
— Нам надо думать о судьбах людей. Людские королевства и державы разобщены и заполнили все Средиземье. И я привез с собой то, что является их единственной надеждой, — чопорно выговорил Элронд. — Пусть также не навечно. Но на какое-то время.
— Я видела в твоем посольстве подростка, — сказала Ветка.
— Ты поняла, — Элронд наклонил голову. — Это Эстель. Единственная надежда людей в тех битвах, которые предстоят.
— И эту единственную надежду ты сделал воспитанником эльфов?
— В силу обстоятельств, его пришлось прятать в Ривенделле и скрывать его имя, — неспешно сказал Элронд. — Все Мудрейшие и Белый совет одобрили это. Эстель растет в моем доме. Сегодня я доставил его в Лихолесье, чтобы и ты, Трандуил Ороферион, дал ему то, что сочтешь возможным и достаточным для того, чтобы рано или поздно он выполнил свое предназначение.
Галадриэль кивнула, улыбаясь так загадочно, что Ветка невольно вспомнила, как знаменитая дева-воин-маг лихо умеет потреблять спиртное. Возможно, Владычица уже приложилась по пути к паре кубков. Келеборн, остающийся пока что для повелительницы Сумеречья фигурой неизвестной, участвовал в разговоре, кивая согласно или отрицательно.
Галадриэль подняла бокал и салютовала Ольве, хитро сверкнув глазами.
— Саурон не успокаивается и не успокоится никогда, — сказал Трандуил. — Мы считаем этого врага своим личным и скапливаем все силы, которые позволят когда-то стереть его с лица земли. В том грядущем, что мы пока лишь провидим, Лихолесье встанет великой армией. Но пока мы будем оберегать наши границы… что до людей — я не стану вмешиваться в дела людских городов и держав. У нас есть друзья, обретенные в нелегких испытаниях. Это так. Мы не оставим их, но предлагать человеческим правителям те или иные решения не станем.
— Эльфы не выстоят перед Сауроном, когда он снова будет готов к атаке, даже если мы соберем воинства Эрин Галена, Лориена и Ривенделла воедино. Ты уже уступил часть Пущи и развалины Дол Гулдура, где снова копится зло, — сказала Галадриэль. — Без союза с людьми нам не справиться. А ведь уже теперь многие из них считают нас старой сказкой, лишенной силы, обходят стороной наши последниие владения, словно могильники. Тому виной и та жизнь, которую мы избрали… и наше число, и наши корабли, уносящие нас из Гавани в вековечный Валинор. Но те, кто еще здесь — они должны решить, что делать. Новая Заря заставляет жить.
— Гномы тоже могут быть союзниками в этой столь ожидаемой вами войне, — сообщила Ветка, усмотрев подходящую паузу в беседе.
— Никто из эльфов не пойдет на выручку Торину, — мягко сказал Трандуил. — Даэмар рассказал все, как есть. Мория — это не Эребор. И он велик, а Кхазад-Дум вовсе необъятен. В эти пещеры могут войти все народы Средиземья как есть и еще останется место для мумаков и харадримов. Войска Торина и племянников тают, они с трудом держат несколько галерей. Когда этот упрямец образумится, они попросту отступят. А уцелевшие вернутся по домам. Мория отдана Злу безвозвратно.
— То есть все, что можно сделать — посоветовать ему отступать? — прошептала Ветка.
— Мы призваны решать более… долгосрочные задачи, Ольва.
— Нельзя смотреть свысока на тех, с кем вы в пределах не очень длинного для эльфов срока собираетесь воевать плечом к плечу. А нельзя ли как-то раз и навсегда закрыт тему Зла в Средиземье?..
— Можно, — звучно выговорил Гэндальф. — Ты должна понять, Повелительница, что пока в Средиземье свет открыто противится Тьме, есть и эльфы. Как только Саурона и тьму, стоящую за ним, повергнут окончательно, Свет и Тьма уйдут в душу человека, и продолжат борьбу там. Легко отделять черное от белого, тьму от света, когда и тьму, и свет без всяких затей попросту видно. А людям не уготован простой путь. А эльфы покинут этот мир и отправятся в благие края, так как их назначение здесь завершится. Мы говорим не только о той войне, которая грядет, но и о судьбе народа, к которому ты теперь наполовину принадлежишь. Как только баланс сил станет таков, что Зло будет окончательно побеждено… Зримое Зло в виде башен, замков, Мордорской пустоши и Саурона, орд орков…
— Я поняла. Тогда отплывут и последние корабли из Серебристой гавани, — выговорила Ольва.
— Верно, Ольва Льюэнь. Уже теперь Свет и Тьма сражаются также и в каждой душе, — тихо сказал Трандуил. — Уже теперь эта битва не только та, что видна глазу. Я думаю, грядущее подкинет нам сюрпризов о том, кто и почему выберет в итоге себе сторону. Оставляй Эстеля, Элронд.
Ветка умоляюще воззрилась на Галадриэль. Та украдкой заглянула в кубок и внезапно пришла на помощь Ольве, невзирая на отрицательные покачивания Келеборна.
— Только одно должно и может привлечь наше внимание к событиям в Мории, — сказала волшебница Лотлориена. — Гномы своим копошением пробудят валараукар. Пробудят, как пить дать. Застывшее в недрах Зло поднимется снова. Мы считаем, что уцелел лишь один балрог, которого называем Проклятием Дурина. Но и про Смауга мы думали, что он остался один. И я не уверена, что светлейший сладит с огненным майа, присягнувшим Мелькору, и на сей раз. Мория окажется во власти не жалких гоблинов, а Испепеляющего Огня. А это уже затронет Лориен.
Трандуил уставился на Владычицу без особого одобрения. Элронд прошипел что-то себе под нос, и Ольва с восторгом узнала одно из старинных редких словечек, по секрету сообщенных ей Мэглином в рамках изучения языка. Келеборн вздохнул и закивал правильно.
— Ну и как мы будем помогать Торину? — очевидно недовольным тоном выговорил Трандуил. — Я не беру в расчет вариант как-то добавить ему мозгов и убрать его гномье баранье упрямство…
Ветка поняла, что дальше лучше пока палку не перегибать.
— Решим завтра, — выговорила она. — Я покажу вам, Владыки, наших жеребят, которых мы подготовили в подарок вам. Это внуки и правнуки Герцега и от лучших кобыл, присланных нам Роханом. А что до Торина… не должны короли Севера оставлять друг друга в опасности. Если барлог — это аргумент, пусть будет барлог.
***
Позже, вечером, когда праздник завершился, а уставших и счастливых деток развели по спальням, Ветка причесывалась у зеркала. Это был небыстрый и не всегда простой процесс.
Во дворце еще звучали отголоски пира, гостей разместили, деток раздали родителям — но то тут, то там вспыхивали огоньки веселого смеха и начиналась возня и игры.
Трандуил, полностью обнаженный, стоял у окна с бокалом, вглядывался во тьму Леса.
— Ну и кто этот Эстель? — спросила Ветка.
— Он из Гондора. Ну, или нуменорец, если смотреть шире.
— Зря ты это сказал, — хмыкнула Ольва. — У меня с нуменорцами так себе ассоциация.
— Иди сюда, — Лесной Король повернулся и улыбнулся. — Все идет так, как должно.
========== Глава 3. Сладкое вино ==========
Ветка работала Геста на ровной, плотной площадке, посыпанной песком. По ее просьбе и приказу Трандуила плац не просто выровняли, но даже огородили. Конные соревнования тут были, но исстари проводились они на полянах, дорожках, лугах и полях — специальные выгородки никогда не ставили.
Гнедому было вроде бы не понять, зачем ограда, что от него хотят. В далеком прошлом, в другом мире повелительница Пущи получала готовых лошадей, и премудрость конного дела знала лишь с такого момента, когда конь уже обучен и должен слушаться определенных команд. Здесь же она желала заездить сына Герцега так, чтобы ей было привычно, но он не слушался. На прогулке он мог прянуть галопом так, что только держись; пугался одному ему видимых врагов в кустах, животных, ручейков и теней. У него не было решительной самоотверженности павшего ганновера, только лишь его стати и масть.
Трандуил относился к Гесту скептически. У Ветки был еще белоснежный конь из Рохана, теперь жеребец был совсем взрослым и очень одичал.
Были и другие потомки Герцега, но более похожего внешне не случилось.
Гест был балованным, толстым, ленивым. От Герцега в точности был унаследован только истошный страх собак. На нем нельзя было не то чтобы воевать либо охотиться, но даже гулять оказалось опасно. Пару раз Ветка была близка к моменту, когда конь бы вернулся домой отдельно, она отдельно. После этого она попросила построить плац, но в работе с конем что-то не клеилось. Животное оставалось животным и никак не становилось Герцем.
Ветка его не «слышала».
К плацу подъехал Трандуил на олене. Несколько мгновений смотрел на взмыленного, сопротивляющегося Геста и такую же взмыленную Ветку. Затем окликнул ее.
— Я уеду на один или два дня.
Доспехи блистали, выглаженные белоснежные волосы лежали плащом.
Ветка кивнула, затем до нее дошло, она осадила Геста и по возможности близко подъехала к ограде плаца.
— Как? Куда? Я с тобой!
— Совсем нежелательно, — голос Владыки звучал холодно, как звон льдинок в весеннем ручье. — Я прошу тебя, Ольва, остаться дома. Я заберу часть дворцовой стражи с собой. Может быть, даже Эйтара. Он очень давно не покидал Сумеречный дворец. С тобой будут Эллениль, Мэглин, Фириэль… Пожалуйста, не покидай дворец.
— Это… это…
— Это связано с Дол Гулдуром. Там закрепился отряд очень упрямых орков, а я хоть и отступил от крепости, не желаю таких соседей. И я не желаю брать в Дол Гулдур тебя. Дольше двух дней мой выезд не продлится. Но если вдруг задержусь, не тревожься.
— Это первый раз, когда мы разлучаемся с самого дня свадьбы, — сказала Ветка.
— Это так. Но время идет, и не все дела я могу решить, не покидая своего трона… и своей семьи, — едва заметно улыбнулся Трандуил. — Ты сама чаешь скорее отправиться в Эребор.
— Не в Эребор…
— В странствия. Навестить друзей. Напомнить о себе врагам. Готовься, Ольва. Дети подрастут, и тогда… что до меня, на моих руках Пуща.
Ветка спрыгнула с Геста, который неровным галопом тут же умчался в дальний конец плаца, пролезла под перекладинами ограды, подошла к огромному оленю. Трандуил отдал ей стремя; Ольва поднялась к нему, на седло.
Трандуил коснулся губами соленых, запыленных губ Ветки… и на секунду засомневался, стоит ли уезжать. Это что-то напомнило ему — до боли драгоценное, до сумасшествия родное, безгранично ценное…
Морок спал, Ветка слезла, немного растерянная, но исполненная решимости быть истинной Повелительницей. И отправилась в купальни.
Днем спустя прискакал гонец — Владыка все же задерживался.