Да, Палач знал эту местность и шёл отомстить, но как-то это было подозрительно. Момо забрал все свои отряды, бродившие до этого по территории Конго, и теперь они шли завоёвывать, для Мамбы, соседние султанаты, бывшие территорией Раббиха. А у Палача в подчинении было почти пятьсот воинов, и каждый из них был отменным головорезом, которых боялись его воины.
Между тем, отданный приказ, был недвусмыслен: завоевать султанат Борну, Вадаи, Багирми, и прочие мелкие государственные образования, вокруг озера Чад, и дойти до реки Нигер, захватив всё правобережье.
Момо было невдомёк, что эта территория будет через два года захвачена французами, а сейчас только-только начался 1897 год. Мамба не знал точного года захвата, но знал, что она точно будет у французов, и поэтому торопился. Ну, а Момо просто попался в тему. Победит, молодец, но и воинов у него поубавится. Проиграет…, тогда и обретённая спесь уйдёт.
Войско шло быстро, миновав свои территории, пограничные с территориями немецкого Камеруна. Потянулись унылые пустоши саванны, постепенно, всё более жаркие и бедные на осадки.
Появления войск солдаты Раббиха, банально, прозевали. Это дало воинам Момо изрядную фору. Напав на первое крупное селение, они разграбили его, отобрав продовольствие и изнасиловав всех, кого нашли. Мамбы, всё равно, рядом не было, а Палач ему не указ. Он и так совершает подвиг, воюя за Мамбу. Где Мамба? Почему он не пошёл с ними? Ведь он бессмертный, а Момо, в любой момент может умереть!
Момо, действительно, думал, что Мамба бессмертен, и его защищают духи Африки, иначе, он давно бы уже повернул обратно, либо, воспротивился этому походу, сбежав, или открыто напав на вождя. Но он боялся, и поэтому, не хотел идти против. Все это не мешало копиться противоречиям в его душе. Нужен был лишь один толчок, чтобы Момо смог решиться на захват власти. А пока, события шли своим чередом.
Рабих, потеряв своего верного помощника, Аль-Максума, не грустил, скорее, наоборот, продолжал вести себя прежним образом. Разорял окрестные территории и создавал государство, наподобие махдистского, совершенно радикального толка.
Всё окрестное население давно уже приняло ислам, отчего и государственные образования назывались султанатами. Засилье туарегов, проникающих на территории, лежащие недалеко от реки Нигер, и вокруг озера Чад, с севера, оказывало очень сильное влияние на чернокожих жителей. Смешиваясь с ними, набирая из местных жителей рабов, они прививали им свою культуру вечных кочевников.
Благодаря более высокой температуре воздуха и малому количеству рек и речек, здесь отсутствовала муха це-це, смертельная для скота. Сухой климат позволял заниматься скотоводством. Здесь уже были верблюды, ослы и кони, используемые, как для перевозки людей, так и как тягловая сила.
Раббих-аз-Зубейра узнал о вторгшемся в его владения войске Мамбы уже довольно поздно, когда было захвачено почти четверть территории его земель. Узнав, он стал спешно набирать в свою армию солдат.
У Момо не было возможности маневрировать. Местность он знал плохо, поддержкой местного населения не пользовался, благодаря грабежам и изнасилованиям. Что такое удар в разных направлениях, он не знал, и даже не представлял, как вести бой, используя разную тактику. Он умел воевать в джунглях малыми отрядами, а здесь знал только направление главного удара, научившись этому на учениях в полевом лагере.
Оба войска встретились в десяти километрах от новой столицы султаната Борну. Здесь же Раббихом было решено дать генеральное сражение. Момо не возражал. У Раббиха было десять тысяч воинов, вооружённых, как винтовками, так и луками, не считая мечей и копий. Были у него и всадники, но немного, всего две сотни.
Момо, вместе с Палачом, могли выставить в ответ, почти пять тысяч воинов. Однако, все они были вооружены французскими однозарядными винтовками, из числа трофеев, и это было явное преимущество перед солдатами Раббиха. Пулемёта Мамба не дал, аргументировав это тем, что у него нет подготовленных пулемётчиков. Впрочем, Момо и не настаивал, понимая правоту вождя.
Выстроив свои тысячи, выпуклым полукругом, он стал ждать атаки солдат Раббиха. Палач не посчитал нужным сражаться в общем строю, и увёл своих воинов. Они, практически сразу, будто растворились в саванне. Момо не препятствовал ему, так как понимал, что успех сражения, целиком и полностью, зависел от внезапной атаки Палача на тыл Раббиха. Какие он преследовал при этом цели, уже было глубоко наплевать, главное, это победа!
Ждать пришлось недолго. Взревели сигнальные трубы Раббиха, и подбодрённые чернокожие солдаты-мусульмане двинулись в атаку, потрясая при этом своим оружием и пугая врага дикими криками.
В ответ, забили боевые тамтамы, и в свою очередь, воины Момо огласили воздух яростными криками жажды победы и крови врага. Вскоре послышались первые выстрелы, со стороны солдат султаната.
Момо, всё же, не был дураком. Опыт жарких схваток у него присутствовал, он не раз встречал вражеские атаки лицом к лицу, и знал силу огнестрельного оружия. Подпустив солдат Раббиха на прицельный выстрел, он отдал приказ на открытие огня.
Вытянутые полукругом, шеренги воинов окутались огнём и дымом. Глухо протрещали раскатистые звуки выстрелов, взбудоражив саванну на многие километры вокруг. Солдаты Раббиха стали валиться в сухую траву, не успев добежать до своих врагов. Второй и третий залп нанесли ещё более жестокие потери. Атакующие дрогнули.
Положение спасли две сотни кавалерийского отряда, зашедшего с фланга. Громко улюлюкая, они понеслись в атаку, нахлёстывая своих верблюдов и коней. Атакованный фланг Момо стал спешно разворачиваться в сторону нападающих. Строй сломался. Этим воспользовалась пехота Раббиха. И, невзирая на потери, всё-таки смогла добежать до врагов, вступив в рукопашную схватку.
Закипел ожесточённый бой. Валились от ударов сабель и штыков убитые и раненые. Расстреляв патроны, воины Момо рубились мечами и ножами, побросав свои винтовки. Потеряв около половины всадников, до мамбовцев доскакали и кавалеристы, сразу начав рубить с коней и верблюдов беззащитную пехоту.
И тут, в самый разгар сражения свой удар нанёс Палач.
Раббих наблюдал за сражением, сидя на белом верблюде. Атаку неизвестного отряда он пропустил, так же, как и все остальные его воины, остававшиеся в резерве. Его тысяча лучших воинов, не сразу заметив наступающих, схватилась в рукопашную с возникшими, буквально ниоткуда, воинами. И уже на первых минутах боя потеряла почти половину своего личного состава.
Призывающие сражаться крики не помогали, стрельба в воздух, тоже. Раббих в бессилии наблюдал, как его воины стремительно таяли, уступая врагам в мастерстве и подготовке. Поняв, что надо отступать из лагеря, и всеми оставшимися силами атаковать чужое войско, где кипела жаркая схватка, он, во главе десятка телохранителей на верблюдах, ринулся в атаку, бросив свой лагерь.
Но, так просто ему никто не собирался давать уйти!
Осторожно приподнявшись над землёй, Палач, тщательно прицелившись, направил на Раббиха длинноствольную винтовку, с прикрученным к ней прицелом. Выстрел сбил на скаку всадника. Завалившись вправо, но удержавшись на верблюде, Раббих стал его останавливать.
Вторая, предназначавшаяся ему, пуля попала в верблюда, тяжело ранив его. Верблюд сначала остановился, но получив следующую пулю в голову, упал, высоко взбрыкнув ногами и придавив всадника всей своей тушей. Сопровождающие телохранители стали останавливаться, пытаясь спасти своего предводителя.
Отборный десяток воинов Палача охладил их пыл, расстреливая издалека. Потеряв всех верблюдов, телохранители Раббиха хаотично отстреливались. Но дуэль надолго не затянулась.
Пока телохранители отстреливались из-за туш убитых верблюдов, пытаясь вытащить раненого Раббиха, палач, с двумя воинами, обошли их с другой стороны и расстреляли в спины из револьвера, добив, затем, саблями и ножами. Раббих не собирался так просто сдаваться на милость врагу. Тем более, никакой милости ему ожидать не приходилось, и он это знал. Сумев выбраться из-под туши убитого верблюда, с помощью своих телохранителей, он направил ствол карабина на Палача и выстрелил.
Но, от полученного ранения его руки дрожали, и выстрел получился неточным. Пуля ударила в голову Палача и, вырвав из щеки кусок мяса и разорвав мочку уха, умчалась дальше. Громкий смех Палача заставил вздрогнуть Раббиха-аз-Зубейра, никогда не знавшего страха.
— Я рад! Как я рад этой боли. Наконец, я могу снова чувствовать боль. Ведь эту боль причинил мой кровный враг…
— Раббих! Да будет проклято навеки твоё имя! Ты убил мою сестру. Ты уничтожил мою семью. Ты втоптал в пыль древний город, который жил до тебя полной жизнью. Ты любишь разрушать и убивать, прикрываясь верой в Аллаха. Но, я тоже верю в него. Тогда почему ты взял на себя труд решать за Него… Почему ТЫ можешь убивать, говоря, что на то была Его Воля, а я нет?
Кто дал тебе право на это? Ты прячешься за верой, и прикрываешь пеленой фанатизма свои личные желания и личные страсти! Да не упоминай всуе имя Его. И не прикрывай Его именем свои низменные поступки. Аллах Акбар, Раббих! Аллах Акбар. И сегодня наступит справедливость.
Я так долго ждал этого момента. Пережил голод, отчаяние, надежду и смерть! Да, и смерть! Я умер, Раббих. Я умер тогда, когда увидел своего, истекающего кровью старшего брата, протягивающего мне передаваемую по наследству древнюю саблю.
Тут взгляд Палача переместился на лежащих вокруг Раббиха телохранителей.
— Оооо… я вижу… она в руке одного из твоих телохранителей. Но, моя душа тогда ещё была со мной. Я потерял её, когда увидел, как мою сестрёнку разрубили саблей пополам. Она была, как маленькое чудо, как дивный сад моей души, утопающий в весенних цветах.
— Надежда и душа рода умерла, растоптанная тобою и твоими жестокими воинами. Но, она была ни в чём не виновата, как нераспустившийся бутон Суданской розы, блистала она в моём сердце. Твои воины безжалостно срубили её, даже не дав возможности распуститься. Будь ты проклят на веки вечные за это, Раббих, и прокляты все твои воины.
Сегодня пришла расплата за твои поступки. Каждому — своё! Получишь и ты своё, а твоя голова займёт место у дворца Мамбы. Мне она не нужна, а его коллекция мёртвых врагов пополнится новым экземпляром.
Я готов жить только ради того, чтобы видеть каждый день твою мёртвую голову, торчащую на пике. У входа единственного в этом мире человека, которому я верю, и который дал мне надежду жить, самим своим существованием. Я знаю, я ему нужен. Он не чувствует, а я знаю, кругом одни враги, одни враги. Они хотят убить его, но я не позволю им это. Слышишь ты, враг врага, я не позволю убить последнюю родственную мне душу!!!
Лицо Ката исказилось и он, широко размахнувшись, метнул изогнутый африканский нож в грудь Раббиха. Как не пытался тот увернуться от ножа, но небольшое расстояние и слабость от потери крови, не оставили никаких шансов уйти от возмездия.
Сделав полный оборот, нож вонзился в грудь Раббиха, глубоко погрузившись в неё. В два прыжка преодолев расстояние между ними, Палач схватил голову Раббиха за волосы. Держа её левой рукой, он одним мощным движением ударил по шее коротким тесаком. Отделившаяся от тела, голова стала заливать всё кровью.
— Ааааа, — дикий звериный крик огласил всё окружающее пространство. Высоко подняв отрезанную голову султана, Палач кричал, заливаясь счастливым смехом. Его собственная кровь, вытекая из разорванной пулей щеки, смешивалась с кровью его врага, капающей ему на лицо из перерезанных вен и артерий.
Первый и, наверное, последний раз, в своей взрослой жизни, Кат был счастлив. Его радость передалась и воинам его отряда, а потом, и воинам Момо, узнавшим о гибели вождя противника.
Войско Раббиха стало разбегаться. Яростно настёгивая верблюдов плетками, умчались выжившие в схватке верблюжьи всадники. Бежали, бросая на ходу ставшее обузой оружие, воины султаната. Их догоняли выстрелы и ножи в спину, сбивали с ног, опрокидывая в сухую землю и колючую, жёсткую траву. Сражение было выиграно!
Итоги его были не так однозначны. Из пяти тысяч воинов Момо, половина осталась на поле боя, ещё около тысячи было ранено. Живыми и здоровыми осталось, едва ли, полторы тысячи, да четыреста воинов Палача, вот и весь отряд.
Но, приказ Мамбы был однозначным. Порадовавшись победе, засмолив голову Раббиха и уложив её в кожаный мешок, они отправились дальше. Преследуя цель захватить территорию всего султаната, они одерживали мелкие победы над «губернаторами» небольших провинций и племенными вождями местных народностей.
К концу похода, они подчинили себе всю территорию вокруг озера Чад, преодолев большое расстояние, но так и не смогли дойти до реки Нигер. Потери, при этом, составили ещё тысячу человек убитыми, но и набралось ещё гораздо большее количество местных жителей, желающих вступить в новое войско.
Воины Момо уже не занимались таким откровенным разбоем и жестокостями, по причине недовольства этим Палача, и страха перед ним, а также, резкого уменьшения количества желающих этого сделать, вследствие понесённых потерь, и пресыщения этим тех, кто смог выжить в многочисленных стычках.
Захватив султанат и оставив там временного наместника, из числа самых трусливых, нагруженные награбленными ценностями, отобранными у Раббиха и его приближённых, они отправились в обратный путь.
Прибыли они в то время, когда Ярый, забрав с собою восемь тысяч воинов, отправился покорять Конго и Габон. У Момо оставалось около пяти сотен старых воинов, ушедших с ним в поход, да Палач привёл с собой триста бойцов. Остальные три тысячи воинов присоединились к ним по пути, но не могли заменить тех испытанных бойцов, которые были у Момо до похода. Зато, у них был один, не очевидный для постороннего плюс, они не боялись Мамбу, и не знали его. А значит…, а значит, не всё ещё для него было потеряно.
Между тем, казаки и другие белые люди, прибывшие совсем недавно, тренировали уже новых воинов, стекавшихся к Мамбе со всех сторон, и поголовно принимавших коптскую веру.
Я сидел в своём дворце и размышлял о новых событиях, происходящих вокруг меня, когда плетёные двери в мой небольшой дворец приоткрылись, и туда заглянул начальник моей личной охраны Жало.
— Вождь, прибыл Момо и Палач.
— Хорошо, Жало, впусти их.
Через минуту, в двери вошли, сначала Момо, а потом, и Палач. Момо, в своей обычной манере, начал рассказ о походе, о котором я уже знал, но терпеливо выслушивал незначительные подробности, упущенные из доклада многочисленных курьеров и шпионов.
Задав несколько вопросов, и получив на них ответы, а также, терпеливо выслушав горестные стенания о гибели своих лучших и преданных воинов, я отпустил Момо, наградив различными интересными вещами, привезёнными из России и других европейских стран.
Момо ушёл, по всей видимости, зализывать нанесённые ему моральные и физические раны. Впрочем, у него гарем большой, есть, кому зализывать и ублажать. При этом, меня не покидало ощущение, что он ушёл недовольным, затаив обиду. Ну да, поживём, увидим, во что это выльется. А сейчас, есть дела и важнее всяких недовольных засранцев.
— Ты убил Раббиха, Кат?
— Да, мой повелитель, вот он, — и с этими словами Палач выкатил из принесённого мешка засушенную голову Раббиха. Я взял голову за короткие волосы и внимательно посмотрел на неё. Вздохнув, я вызвал телохранителя и, отдав трофей, приказал насадить голову на очередную пику и выставить перед моим «дворцом».
— Что ты хочешь за это, Кат?
— Ничего, мой повелитель. Только лишь, иметь возможность всегда быть рядом с тобой и служить тебе.
— Воля твоя. Я могу наградить тебя всем, что есть у меня, и отпустить на все четыре стороны. Вольному воля, Кат!
— Я давно уже в неволе, — с горечью произнёс Кат, — и мне некуда идти. Позволь служить тебе и дальше.
— Кат, мне нужны такие люди, и твоя воля в этом только приносит в моё сердце радость. Оставайся, и занимай любую должность, которую считаешь для себя достойной.
— Спасибо, вождь. Я хочу быть незаметным, но всегда знающим обо всём, чтобы помочь тебе, и предотвратить то, что желают тебе враги.