Вирус-4 - Розанов Вадим Вадимович 2 стр.


   И все это в придачу к тому, что достаточно жесткие правила бюджетных расходов по МИДовской линии и так трещали по швам. У человека, например, кончался договор о командировке, а выехать на родину он не мог, поскольку границы были закрыты, и самолеты фактически не летали. Он, может быть, уже и не нужен загранпредставительству, или вообще его замена приехала, но не выгонишь же его на улицу (иностранную!) и не оставишь без куска хлеба. Если на чем и удавалось экономить в этот период, так это на представительских расходах. Прием на несколько сот человек в июне по случаю дня России в этих условиях смотрелся бы странно. Впрочем, на этот счет посольствам своевременно были даны соответствующие указания.

   Так что не стоит удивляться тому, что руководство МИДа настойчиво требовало от правительства проведения максимально широкой вакцинации своих сотрудников, в первую очередь за границей. Причем выбор вакцины - в зависимости от местных условий. Патриотизм патриотизмом, но не во все представительства можно было доставить отечественную вакцину с учетом особенностей ее транспортировки. -18 градусов, все-таки.

   Белоруссии в этом отношении повезло. И недалеко - довезти не проблема, а главное - российские силовики по своей линии подсуетились и добились решения о выделении изрядного количества вакцин их белорусским коллегам. Вообще надо сказать, что вакцина к этому моменту стала ценнейшим ресурсом спецслужб, и получали они ее по отдельным, закрытым решениям. Ясно, что хотя в списке "медики, учителя etc" все силовые ведомства прописаны не были, но начали-то с них. А то, не дай Бог, все заболеют, и кто будет охранять режим?

   И вот, прибытие очередного контейнера в Минск было намечено как раз на 3 января, так что 4-5-го надо было пропустить через вакцинацию всех сотрудников посольства и генконсульства. Не то, чтобы это было обязательно, но всех заранее неофициально предупредили, что отказавшиеся от вакцинации и потом в силу этого заболевшие будут урегулировать вопросы с местной медициной сами. Вот и думайте, дорогие. Народ был опытный и думал правильно. Да и устали все уже изрядно от этой жизни под дамокловым мечом. Как это часто бывает, сотрудники и посольства, и консульства считали, что положение их намного опаснее, чем коллег в Москве. В сравнении с российской столицей число заболевших в Белоруссии было намного меньше - и в абсолютных цифрах, и при относительном сравнении - но местной статистике народ верил слабо. Это не говоря уже о том, что уровень антиковидной медицины именно в Москве вообще мог потягаться и с основными европейскими столицами. Так что посол практически с чистым сердцем отрапортовал в Москву, что коллективы единодушно пошли на уколы.

   Поскольку просто запереть генконсульство на замок и уехать сразу всем сотрудникам было нельзя, Ильину пришлось организовывать вакцинацию в два потока, да, к тому же, еще и решать проблему с сотрудниками из числа местных белорусских граждан, которые тоже захотели привиться. К счастью, запас вакцины в посольстве был, посол пошел ему навстречу и он настолько набрался наглости, что взял с собой на второй день и Валерию. Ее, как и сотрудников нанятых на месте, просто записали в общую амбарную книгу, поставив в соответствующей графе загадочное сокращение "мс" - местный сотрудник.

   Звал Ильин с собой и Марцинкевича, но тот сослался на возраст и заболевания, а дочь Валерии - кстати, уже почти дипломированный медик - категорически отказалась, заявив, что ей еще детей рожать, а как на них скажется эта вакцина - черт его знает. Ильину укол тоже вкатили, поскольку болел он уже почти полгода назад, и анализы наличия антител в его анализе крови уже не показывали.

   Всю эту историю предстояло повторить по-новой через три недели, но теперь это уже не смотрелось так страшно.

   Как раз к Православному Рождеству большинство привитых достаточно пришли в себя, чтобы спокойно, без излишнего экстремизма, встретить новый праздник. Ильин в эти дни ощущал себя как-то странно. Как раз примерно год назад начиналась вся эта эпопея. Вспоминая сейчас, услышанное тогда от соседского консула, он все больше выделял ту часть его информации, которая касалась происхождения вируса. Переболевших среди его знакомых было уже очень и очень немало, а людей за свою долгую жизнь он встречал разных, в том числе и наделенных несколько необычными способностями.

   Кстати, подход Ильина к этим способностям и людям, которые считались старцами, экстрасенсами, колдунами и прочими, был достаточно простой: что-то есть. Что - мы пока просто не знаем. Возможно, это поймут наши потомки через пару-тройку поколений, а может, раньше или позже. Может быть, мы для этого еще не созрели, чего-то не поняли. Может быть, сейчас нам просто опасно получать это знание. Одним словом, всему свое время. Так что прислушаться к словам тех, кто, вероятно, в силу каких-то причин что-то такое может или ощущает, можно, но руководствоваться в жизни надо, все же, здравым смыслом и тем, что каждый из нас вкладывает в понятие совесть.

   Так вот, один из таких знакомых Ильина, суммируя свои впечатления о болезни, сказал очень коротко:

   - Явно не естественного происхождения дрянь!

   Конечно, такое вполне можно списать на эмоции только что переболевшего человека, но в общую мозаику пандемии ложилось уж слишком много маленьких таких кусочков, каждый из которых, может быть, и ничего не значил, но вот собранные вместе... Много было у Ильина знакомых и, как это часто бывает у дипломатов, представляли они самые разные срезы общества. Услышав от одного из них, маститого ученого, хорошо известного далеко за границами нашей родины, о том, что, узнав о его болезни, китайские коллеги через свое посольство в Москве прислали набор каких-то таинственных разноцветных пилюль с четкой инструкцией, что и на каком этапе болезни принимать, он вообще не придал этому значения, подумав только о том, что все мы на когда-то не выдерживаем испытания медными трубами. Однако буквально через пару дней услышал об аналогичном случае - теперь уже в сфере культуры.

   А тут еще и услышанное тогда от консула...

   Как и много другое, эту тему всесторонне обсудили за очередным ужином на кухне у Валерии. Марцинкевич сразу сказал, что китайцам он не верит ни на грош, и умный человек вообще должен задуматься, почему весь мир бьется в конвульсиях второй волны пандемии, а у них больных единицы. Валерия попыталась объяснить ему, что китайцы бьют болезнь своей организованностью и дисциплиной, высоким уровнем развития общества, но тут откровенно засмеялся уже Ильин. Китай он видел разным, и твердо верил только в одно: при желании жители Поднебесной в состоянии скрыть от окружающего мира все, что угодно. Тем, кто брался с ним спорить, он приводил пару примеров из китайской истории ХХ века, о которых стало известно спустя много лет, почти случайно и далеко не факт, что все.

   Истина в результате этого спора, конечно, не родилась, но закончился он как-то сам собой, без обид и продолжения. Ильин вообще с удивлением замечал, что именно так заканчиваются почти все их споры. Каждый из них троих явно ценил своих друзей и отношения с ними больше, чем истину.

   "- Наверное, мы все достигли возраста мудрости, - подумал он про себя, - хотя нет, у нас с Валерией явно не тот случай".

   Х

   Еще до Нового года жизнь Ильина вошла в какие-то рамки и приобрела упорядоченный характер. Вечера он обычно проводил с Валерией. Несмотря на свою активную общественную деятельность, она каким-то чудом успевала заниматься домом, и, как правило, Ильин мог рассчитывать на неплохой домашний ужин. Часто к ним присоединялся и Марцинкевич, который их временем не злоупотреблял, и после чая обычно отправлялся, как он выражался, "работать над мемуарами". Ильин, правда, очень сомневался, что эти мемуары вообще существовали в природе. По его опыту, люди подобной профессии обладают слишком развитым инстинктом самосохранения, чтобы баловаться воспоминаниями о своей службе.

   Как-то раз в один из декабрьских дней, еще до неожиданного предновогоднего фортеля силовиков за ужином разговор зашел о свежей новации прокуратуры республики, которая выступила с инициативой конфисковать денежные средства задержанных во время митингов и направлять их на "поддержание штанов" силовиков.

   Валерия бурно возмущалась, говорила об открытом грабеже, до которого опускается власть, Марцинкевич попробовал было как-то хмыкнуть в том плане, что взятое с боя - свято, и чуть не получил за это от Валерии столовой ложкой по лбу.

   Ильин долго крепился, но потом не выдержал.

   - Вы на своих-то все не валите, - в конце концов признался он, - это же наверняка наши посоветовали.

   Марцинкевич бросил на него осуждающий взгляд из-за насупленных ресниц. Он не любил, когда Валерия пыталась выведать у Ильина что-то из того, что ему могло быть известно по работе. Он вообще большое внимание уделял проблеме служебной этики, с которой явно столкнулся его новый друг в этой ситуации. Скорее всего, за этим стоял опыт. Он-то уж прекрасно понимал, чем может обернуться Ильину просто даже знакомство и с Валерией, и с ним самим при определенном стечении обстоятельств.

   - Нет, конкретно, я ничего не слышал, - правильно понял его взгляд Ильин, - и утверждать ничего такого не берусь, но дело в том, что подобная практика уже давно применяется у нас, и было бы странно, если бы ее не порекомендовали и вашим орлам.

   - Как это? - теперь удивился даже Марцинкевич.

   - А очень просто. Наша полиция, например, очень любит проводить обыски. Получить решение суда - не проблема, вот и идут даже к свидетелям, что само по себе, на мой взгляд, должно быть категорически воспрещено.

   - Это еще почему? - продолжал удивляться Марцинкевич.

   - Свидетель должен быть абсолютно независим. А о какой независимости может идти речь, если к тебе в дверь часов в 6 утра стучатся люди с оружием и в бронежилетах. Я о нормальном, среднем человеке говорю. Тебя-то таким не запугаешь. Но главное - дальше. Любят они изымать во время обыска, особенно у подозреваемых, деньги. Я об официальных изъятиях говорю, а не о том, что по-тихому в карманах оседает. Когда-то такие деньги, конечно, криминальны и имеют отношение к делу, но не всегда, и случается, что они потом ни в обвинении, ни как вещдоки не фигурируют.

   - И что?

   - А то, что обратно ты их уже никогда не получишь.

   - Что, конфискуют?

   - Если бы. Часто и конфисковать по закону нельзя - не все статьи УК подразумевают конфискацию. Просто не отдают и все. Обращаются люди в суд - и суд не отдает под любым предлогом. А потом оформляют их как безхозные, с неустановленным владельцем, и по-тихому передают их на нужды полиции. И очень мало кто об этом знает. Так что, знаете, что я вам скажу: ваши силовики еще честные люди, открыто о таком говорят!

   - Чудны дела твои, Господи ...

   В таких вот интересных разговорах и проходили вечера. Сначала Ильин еще стремился вернуться домой до утра, а потом вообще бросил эту затею, перевез к Валерии часть своего гардероба и ночевал у себя только тогда, когда она почему-то была занята. Менять что-то в этом порядке он пока не собирался. Вообще отказаться от казенного жилья он не мог - разные могли быть ситуации, а приглашать Валерию переехать к себе было, все же, несколько стремно.

   Так бы оно все, наверное, и тянулось достаточно долго, но неожиданно уже в январе, сразу же после православного Рождества, события приобрели неожиданный оборот. Размышляя об этом позднее, Ильин пришел к выводу, что с какого-то момента кто-то там, наверху решил не давать ему передышки больше чем на месяц-другой.

   С Рождеством вообще получилось забавно. Еще в конце декабря вдруг выяснилось, что Валерия - католичка. Не так, чтобы особо усердная, но Рождество она собралась праздновать 25-го. Что, впрочем, совсем не помешало ей собрать праздничный стол и в январе. Марцинкевич по этому поводу слегка посмеивался и говорил, что Валерия - живое воплощение современной Белоруссии, где выходными днями, как известно, являются оба Рождества. И народ воспринимает это совершенно спокойно. Почему бы не отпраздновать дважды, если есть такая возможность?

   Ильина католицизм его новой подруги сначала немного напряг, но постепенно он выяснил, что это - отнюдь не дань семейным традициям. Родители Валерии, как и следовало ожидать, были сугубыми атеистами, и первые лет тридцать своей жизни она была далека от вопросов веры. В церковь она пришла действительно в трудный момент жизни: в течение года один за другим ушли отец с матерью, а там и с мужем рассталась. Кто-то из подруг посоветовал пойти помолиться - она и двинулась в ближайший православный храм. Потом-то Валерия осознала, что надо было все же получше подготовиться к такому шагу - узнать что-то о правилах, почитать литературу, но в тот день она просто поддалась неожиданному импульсу. Старушки на входе в храм ей все разъяснили и про джинсы, и про непокрытую голову... До священника она добралась, но и тут ей не очень повезло. Вычленив из ее сбивчивого рассказа ключевые точки - работаю учителем, муж ушел, осталась одна с дочерью - и не испытав ко всему этому особого интереса, он сурово буркнул: "Молиться надо!" и двинулся дальше по своим делам.

   Другая бы плюнула и оставила попытки прикоснуться к божественному, но Валерия была человеком упорным и, все же, посетила после этого костел. Не то, чтобы ее там особенно радостно встретили, но, все же, в костеле не было такого потока людей, как в православном храме, а главное - священник в начале беседы предложил ей сесть на одну из скамеек, которые занимали большую часть площади храма. Вроде мелочь, но Валерия-то пришла туда, отстояв шесть уроков у школьной доски... Так постепенно и втянулась, хотя теперь, приобретя уже определенный религиозный опыт, призналась Ильину, что все могло произойти с точностью до наоборот. Разных ей позднее приходилось встречать и православных священников, и католических ксендзов.

Назад Дальше