<p>
Роды отобрали последние остатки сил и сознание твари затуманилось. Она зло зашипела, сделала несколько неуверенных шагов в сторону от яйца и рухнула на землю. Уже умирая, тварь подняла вверх свой хвост и, подчиняясь все той же программе животного инстинкта, с силой ударила им себя в живот. Шипастое жало пробило кожу, разорвало артерии и вошло внутрь тела почти до самого позвоночника. Кислотная кровь твари хлынула наружу, обжигая внешний панцирь и растворяя ее туловище. Тварь сдавленно зарычала от пронзившей ее мозг чудовищной боли, дернулась всем телом и издохла.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
II</p>
<p>
</p>
<p>
Глубокую округлую яму посреди поля обнаружил колхозный агроном Федор Григорьевич Алиенко.</p>
<p>
В то утро Алиенко шел с хутора Свинюково, где заночевал у косоглазой Дашки Отморозовой, в деревню Бутылкино. Близилась посевная, и Алиенко собирался зайти в колхозное правление и переговорить с председателем Митрофаном Демьяновичем Навознюком о состоянии посевного фонда.</p>
<p>
Позавчера поздно вечером он звонил председателю из Чертово-Куличкино, в котором вот уже почти десять лет жил со всем своим семейством - женой Марусей и двумя детишками, - и просил прислать за ним председательский "газик". Митрофан Демьянович молча выслушал просьбу агронома, громко икнул в телефонную трубку и ответил в том смысле, что с бензином в колхозе напряженка и что Алиенко - не премьер-министр Контюх и даже не председатель парламента товарищ Хрющ. А поэтому пусть он оторвет от стула ту мягкую область, что природой помещена ниже спины, и своим ходом, на собственных ногах, преодолеет расстояние в десять километров от забытого Богом Чертово-Куличкино до Бутылкино - признанного во всем мире районного центра духовности и культуры. Так сказать, ик твою мать, совершит паломничество. Хадж, значит, ик и еще раз ик. А по дороге дорогой товарищ агроном пусть заодно заглянет и к своей ненаглядной Дашуньке с хутора Свинюково, которая несколько дней назад в сельском магазине прилюдно жаловалась, что в ее роскошном теле - ик! - кое-что и кое-где уже заржавело от долгого не использования по прямому назначению.</p>
<p>
Пока Митрофан Демьянович с присущей ему эмоциональностью и напором произносил эту тираду, в трубке явственно слышалось мерзкое хихиканье его молоденькой разбитной секретарши Аллочки Стервенец, у которой, ясное дело, ничего и никогда не ржавело. Алиенко тактично не стал уточнять, какой это срочной работой занята Аллочка в кабинете председателя в половине десятого вечера, молча выслушал пространное напутствие Митрофана Демьяновича и положил трубку на рычаг. Ему было очень обидно, но ссориться с жестоким и злопамятным Навознюком из-за такого пустяка не хотелось. Кроме того, брошенная председателем идея насчет Дашки Отморозовой показалась Пете Алиенко не такой уж и неинтересной.</p>
<p>
Поэтому на следующий день после полудня Алиенко отправился в путь, свернул на ночь в Свинюково и сегодняшним утром, ровно в половине шестого, оказался на уже успевшей подсохнуть грунтовой дороге, ведущей с хуторского подворья через распаханные поля и еще не успевшие покрыться листвой лесополосы прямо в деревню Бутылкино. Состояние головы и желудка агронома после обильного вчерашнего застолья и бурной ночи в объятиях косоглазой Дашуньки явно оставляло желать лучшего. Голова раскалывалась от дикой боли, в желудке что-то самым мерзким образом по лягушачьи квакало и периодически пыталось выпрыгнуть наружу, по ногам и рукам разливалась неприятная ватная слабость. В очередной раз утерев рукавом плаща холодный пот со лба и мысленно помянув Дашуньку и ее слишком уж горячее гостеприимство по матушке, Федор Алиенко свернул с грунтовки, огибавшей распаханные поля, и принял мужественное решение пересечь пространство по кратчайшей линии: по прямой, через пахоту.</p>
<p>
Вот тут-то, когда Федор Григорьевич, чертыхаясь и проклиная все на свете, проковылял по вспаханному полю метров триста в сторону от дороги, он и заметил в некотором удалении от своего магистрального пути округлую яму, похожую на свежевырытый колодец. К этому времени чистый, свежий и прохладный воздух отчасти уже успел оказать благоприятное воздействие на измученный излишествами организм Федора Григорьевича. Поэтому с детства присущее сельскому агроному любопытство взяло верх над еще остававшимися проблемами со здоровьем, и Алиенко круто свернул прямо к округлому отверстию.</p>
<p>
Нужно отметить, что Федор Григорьевич, несмотря на свое высшее сельскохозяйственное образование к сорока двум годам так и не удосужился прочитать бессмертный роман Герберта Уэллса "Война миров". Именно поэтому он не имел понятия, как опасно приближаться к округлым отверстиям, вырытым посреди поля неизвестно кем, неизвестно как и неизвестно с какой целью.</p>
<p>
Впрочем, в самой дыре с оплавленными краями Федор Григорьевич ничего существенного не обнаружил. Гораздо больше его заинтересовали следы, которые тянулись от округлой свежевырытой ямы в сторону заброшенного склада сельхозинвентаря. Следопыт из агронома Алиенко был совершенно никудышный. Поэтому единственной мыслью, которая пришла во все еще слегка затуманенную голову Федора Григорьевича, была далеко не тривиальная мысль о том, что кому-то из односельчан попала в руки древняя секретная карта сокровищ и под покровом ночи клад, захороненный столетия назад как раз посередине колхозного поля, был тайно вырыт, проволочен прямо через пахоту и сокрыт под прелой соломой внутри старого склада. С детства привитая Феде Алиенко тяга к всеобщей справедливости и имущественному равенству сказала свое веское слово и колхозный агроном, еще раз скорректировав маршрут своего движения, направился в сторону просевшей от времени и сырости деревянной постройки на краю поля.</p>
<p>
Когда агроном переступил порог заброшенного склада, в нос ему сразу же шибанул едкий и острый запах разлитой кислоты. Внутри постройки было наполовину темно, но Федор Григорьевич все же смог различить у деревянной стены справа от входа бесформенные останки явно органического происхождения.</p>
<p>
"Корову тут в серной кислоте купали, что ли? - подумал он раздраженно, ковырнув носком сапога на половину растворившиеся в кислоте кости. - Эх, до чего только люди не додумаются! Хуже зверей стали, в самом-то деле!"</p>
<p>
Федор Григорьевич уже сообразил, что никакими сокровищами в заброшенном складе и не пахнет и что лучше бы отсюда убраться по добру, по здорову и не дышать вредными испарениями, когда его внимание привлек округлый предмет в противоположном углу постройки. Любопытство снова взяло верх над осторожностью. Федор Григорьевич подошел к округлому предмету вплотную и присел на корточки, чтобы лучше рассмотреть свою находку.</p>
<p>
Предмет больше всего походил на полуметровое, покрытое сморщенной толстой кожей яйцо. В своей верхней части темно - коричневый кожистый овал заканчивался тремя плотно сомкнутыми лепестками.</p>
<p>
- Чертовщина какая-то, - буркнул себе под нос Федор Григорьевич. – Гм, эта штука чем-то похожа на цветочный бутон...</p>
<p>
Он протянул руку и робко коснулся указательным пальцем кожистого предмета. Овальное яйцо отреагировало на прикосновение самым неожиданным образом. Лепестки на верхней части предмета вздрогнули и стали медленно раскрываться. Федор Григорьевич испуганно охнул, отдернул руку и сделал попытку встать.</p>
<p>
Вчерашнее опьянение, однако, сыграло с координацией агронома Алиенко весьма дурную шутку. Ноги его еще не успели разогнуться, а туловище Федора Григорьевича уже резко повело назад. Поэтому он потерял равновесие, качнулся на спину и совершенно по-детски опустился на пятую опорную точку. Это маленькое предательство вестибулярного аппарата в конечном итоге и решило судьбу колхозного агронома.</p>
<p>
Федор Григорьевич попытался подняться, отталкиваясь от земли руками, но ноги его вдруг сделались совершенно ватными и перестали слушаться. Он открыл рот, чтобы выругаться, да так с раскрытым ртом и застыл.</p>
<p>
Лепестки на кожистом яйце уже полностью раскрылись. Изнутри овального предмета наружу выбралось существо совершенно ни на что не похожего вида. Внешне более всего оно походило на мертвенно - белую, отсеченную от руки кисть огромных размеров. Четыре длинных суставчатых пальца - ножки лениво покачивались в воздухе. Короткое тело существа оканчивалось толстым хвостом, похожим на сильно вытянутый и загнутый в сторону большой палец. Ни головы, ни глаз, ни рта на теле вылупившегося из яйца хвостатого паука на четырех ногах Федор Григорьевич не заметил.</p>
<p>
- Твою мать! - только и успел произнести колхозный агроном Алиенко. В следующее мгновение хвост паука мощно распрямился и четырехногая тварь сиганула прямо в лицо Федору Григорьевичу.</p>
<p>
Алиенко сдавленно вскрикнул, оторвал руки от земли, пытаясь заслониться от летящей к нему твари, окончательно потерял равновесие и рухнул на спину. Паук тем временем мягко шлепнулся ему под подбородок и тут же властно обхватил голову Федора Григорьевича своими лапами. Алиенко с ужасом увидел, что всего в нескольких сантиметрах от его лица прямо из гладкого живота твари вдруг вылезла толстая покрытая слизью трубка, и слегка покачиваясь в воздухе, двинулась к приоткрытому в немом крике рту Федора Григорьевича. Он дико завизжал и с силой сжал зубы. В следующее мгновение толстый хвост твари молниеносно обвился вокруг его шеи, перекрыв доступ кислорода в легкие агронома. Кровь ударила в голову Федора Григорьевича, он почувствовал, что задыхается, непроизвольно снова открыл рот и в ту же секунду покрытая слизью трубка четырехногой твари рывком раздвинула его зубы, прижала вниз язык и прошла в самое горло. Разум агронома Алиенко окончательно затуманился, он закатил глаза и потерял сознание.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
III</p>
<p>
</p>
<p>
Очнулся Алиенко только после полудня. К тому времени четырехпалая тварь уже успела впрыснуть свой эмбрион в пищевод Федора Григорьевича, отползла в сторону и мирно издохла прямо посреди кислотной лужи около деревянной стены сарая.</p>
<p>
Федор Григорьевич открыл глаза и некоторое время не мог понять, где он находится. Постепенно мысли его прояснились и он последовательно начал вспоминать разговор с председателем, жаркие объятия Дашутки Отморозовой, круглую загадочную дыру посреди колхозного поля, странную кожистую яйцевидную находку в заброшенном складе и, наконец, страшного четырехпалого паука. Последний пункт воспоминаний был настолько ужасен, что Федор Григорьевич отчаянно вскрикнул и рывком поднялся на ноги. Испуганно оглядевшись по сторонам, Алиенко никакой твари не обнаружил, облегченно вздохнул и пытаясь унять бешено колотящееся сердце, вышел из старого сарая на свежий воздух. Здесь, под ласковыми лучами мартовского солнышка, Федор Григорьевич окончательно пришел в себя.</p>
<p>
- Все, - решительно произнес он вслух. - С сегодняшнего дня - ни капли. А то так можно и до зеленых чертиков упиться!</p>
<p>
Окончательно списав свое утреннее приключение на остаточное воздействие спиртовых паров обильно принятой вчера в гостях у Дашутки перцовки, Федор Григорьевич продолжил свой путь в деревню Бутылкино.</p>
<p>
Тот день прошел для агронома Алиенко весьма плодотворно. Он побеседовал "за жизнь" с председателем, взял пробы семенного фонда в колхозных амбарах, строго отчитал кладовщицу Дуську Гапченко за повышенную влажность в зернохранилище. И часам к пяти - видимо, от трудов праведных, - почувствовал страшный, прямо таки зверский голод. Есть ему захотелось так, что окажись он вдруг снова за вчерашним обильным столом у косоглазой Отморозихи, все закуски без разбору были бы употреблены Федором Григорьевичем в один присест и в рекордно короткие сроки.</p>
<p>
Он с тоской скользнул глазами по центральной улице деревни Бутылкино, на секунду остановил взгляд на заколоченных досками окнах колхозной столовой, закрытой еще в прошлом году из-за своей ставшей вдруг очевидной нерентабельности, и тяжело вздохнул. Ужин мог ждать его только дома, в Чертово-Куличкино, до которого нужно было пешком протопать в сумерках еще добрый десяток километров.</p>