- Верь мне, - пронеслось под кронами древних дубов и все вокруг дышало и жило этой просьбой. Кроме улыбки лесной девы. «Если не испугаешься!» - говорила ее усмешка и зеленые глаза, каких у людей не бывает. Словно драгоценные камни были они – такие же яркие и блестящие.
- Не испугаюсь, - уверенно сказал Степан и подошел ближе. Сделав последний шаг, он заметил множество зеленых юрких ящерок. Казалось, они были везде – шуршали высокой травой возле поваленного дерева, облепили плоские серые камни, разбросанные по поляне, усеяли рыжие стволы могучих сосен. Сосен?.. Нахмурился Степа, ошарашено оглядываясь по сторонам – только что ведь вокруг дубовая роща была…
«Волшебница!» - зачарованно подумал Степан, и встал напротив девы, глядя на нее сверху вниз своими светло-серыми ясными глазами, похожими на небо перед дождем. Он понимал, что может и не вернуться в поселок после встречи с духом лесным, но возвращаться ему и не хотелось. Да и куда возвращаться? К тяжкому труду на бельгийцев, купивших их завод в том году с милостивого разрешения Николашки? К одиночеству, в пустой, потемневший от времени дом? На миг в памяти всплыли темные глаза-бусинки рыженькой соседки, Татьяны, но едва глянул Степан на зеленоглазое видение, как образ земной девушки, влюбленной в него, померк и навеки растаял в волшебном тумане грез.
- Кто ты? – спросил Степан, нахмурившись.
- Смотри, Степушка, что я тебе сейчас покажу, - звонко отозвалась она, сверкая глазищами. Обратилась дева к нему негромко, но переливы ее голоса убаюкивали и позванивали, словно где-то колокольный звон несся. Она отложила увитый цепочками камень в сторону и протянула Степану руку с браслетом из малахита и речного жемчуга. Затем отцепила один из камушков и протянула ему. Но не успел он взять камень с ее ладони, как она расхохоталась и бросила его оземь между ними. С земли стал подниматься зеленый туман.
А девушка после этого встала с дерева и выпрямилась, подняв вверх руки. Длинные, почти до земли рукава, украшенные малахитовой крошкой и золотистой шелковой нитью, развернулись за ее спиной волшебными крылами, и, казалось, сама она сейчас превратится в диковинную яркую птицу.
– В мире, в который я приглашаю тебя, ничто не будет таким, как ты видишь, – загадочно сказала лесная царица. – Все будет только таким, каким тебе нужно.
Туман заволок все вокруг, и, кроме зеленоглазки, Степан больше ничего не видел. Еще мгновение - и клубы тумана рассеялись, и они оказались на скалистом плато, а у их ног плескался малахитовый лес.
- Любишь ли ты Камень-Гор, как люблю его я? – спросила дева и улыбнулась. – Любишь ли ты обрывистые гранитные скалы, покрытые лесом горы и бурные холодные реки? Любишь ли синь озер и хмурое серое небо? Любишь ли ты это все, как люблю я?
- Люблю, - сказал Степан внезапно пересохшими губами. В это миг она – стройная как сосна, грациозная, как высокий утес, с глазами, в которых отражалась тайга, сама казалась живым воплощением этого сурового северного края. – И тебя люблю!
И не удивился даже своему порывистому признанию. Образ Татьяны истончился и растаял в зеленоватой туманной дымке, что снова стала подниматься с земли. Да и разве соперница она прекрасной лесной царице, сверкающей, словно, смарагдовый камень? А дева из мира грез улыбнулась призывно и повела руками в воздухе. Тут же скала, на которой стоял рядом с ней Степа, стала стремительно уменьшаться, и лес снова обступил их, став еще дремучее и темнее, чем был до этого. Да и тот ли это был лес?..
Лесная красавица нагнулась и подняла с земли брошенный перед этим камушек, снова прикрепив его к своему браслету.
- Кто ты? – спросил Степан, пристально глядя на нее потемневшими от страсти глазами, в которых плясали сумеречные тени невидимого мира.
- Ты так и не понял? А еще говоришь, что любишь… – удивилась зеленоглазка. – Тогда ты глупец, Степан, и не заслужил такой чести - стоять со мной на одной тропе. Зови меня Идель. Догонишь – будет тебе счастье!
Девка-Азовка, мелькнуло в голове Степы, и тут он испугался. Идель поняла, что он догадался, кто она, и расхохоталась, стремительно сбежав со склона горы. Повернулась к нему, поманила пальцем. Сама сейчас не понимала, отчего решила имечко свое ему доверить, а только чувствовала – не обманет ее стройный русич с тревожным взглядом и мягкой улыбкой на тонких губах. И не смог парень противиться ее очарованию, побежал следом, старательно пряча страх в глубине своих серых глаз.
Степан бежал за мелькающей меж сосен тонкоталой фигурой в зеленом платье, усыпанном самоцветами, бежал так долго, что могучий лес, в котором он повстречал волшеб-ницу, перешел в болотистые луга, которые позже сменились скалами, круто обрывавшимися в реку. Догонит ли? Сердце выскакивало из груди, дыхание сбивалось, но Степан боялся остановиться даже на миг. Идель убегала от него вдоль берега по узкой тропке, что вилась и петляла между камней и скал. Наконец, он приблизился к деве настолько, что смог схватить за длинную толстую косу с вплетенной в нее нитью речного жемчуга. Перламутрово-лунные блики заплясали по камешкам. А Степан, тяжело дыша, притянул лесную царицу к себе, прижал крепко.
- Догнал, - тяжело выдохнул и намотал ее косу себе на шею, чтобы еще раз ощутить прикосновение шелковистых волос – как тогда, в тумане, окутавшем лес. Подумалось – не жить теперь без этой тяжести на груди.
Идель молча высвободила свою косу, отстранилась, вырвавшись из кольца объятий, но все же взяла парня за руку. Пальцы лесной царевны были холодны, словно лед. Улыбнувшись, она повела Степана вдоль берега.
– Тут как во сне, – сказал он, когда они остановились перед маленьким гротом, что появился перед ними, полускрытый зеленоватым туманом. На миг показалось, что вся скала из цельного куска яшмы с узором из аметистов и чароита. – Так, наверное, было на Урале до того, как пришли люди.
– Мы сами – сон, – загадочно ответила Идель. – По крайней мере, здесь. Хочешь, я расскажу тебе, как было здесь до прихода людей? – дождалась его согласного кивка и улыбнулась. – Тогда слушай…
И журчащим ручьем лилась ее речь в тишине таежного леса, и вспоминала она благодаря своему очарованному пленнику давнюю быль…
- Посреди нашего поселка на ровном месте гора огромная стоит, - сказал Степа, когда дева замолчала, - зарос один склон – сосны да елки на нем, а с другой стороны скалистые выступы. Нам, ребятишкам, старики баяли, что там ночью свечи горят. Я на эту гору и залезать боялся. Сказывали, что в ней дивный тайный народ живет. Много ли вас, духов лесных, с тех времен осталось, корня чудского?
- Нет никого, - сверкнула глазищами Идель, и словно огнем обожгла, - одна я осталась. Все в Азов-гору ушли, думали, по-старому жить будут. Из-за Ермака ушли. Но не так вышло все, как думалось – сгинули все во тьме пещер. Закрылась гора, и только я жить осталась. Да только странная у меня жизнь, непонятная.
- Ермак? – вскинулся Степка. – Как не слышать, слышал! Сказок, песен много сложено. По Туре, говорят, ходил да татар клюкой крестил. Да только отчего твой народ от него хоронился? Он ведь, бают, мирно тайгой шел.
- Нет, Степушка, войной шел Ермак. Ну, слушай, раз спросил. В далекие времена, в густых тенистых лесах, подступившим к Уральским горам, жило наше племя. Мужчины наши были так сильны, что один на один медведей валили, и так быстры, что могли бегущего оленя догнать. Не знали наши мужчины неудач на охоте и поражения в бою. А женщины наши носили меха – соболя, песца, куницу - и украшали себя самоцветами. Добрые духи гор помогали нам и давали силу, но лишь до прихода Ермака. Да, сам Урал помогал нам поначалу, наводя ужас на захватчиков дремучими лесами и мрачными скалами. А потом попривыкли разбойники-то, и легко шли по рекам горным. Вот и схорониться решили мои родичи, а меня Хозяйкой богатств своих оставить. Так девка-Азовка осталась сторожить в горах клады и заманивать к себе красивых молодцев, - закончила свой рассказ Идель и ласково поглядела на парня, но в глазах странный блеск появился, словно испытывала его сейчас. – Не боишься, что меня повстречал?
- Ничего не боюсь, - прошептал Степа, снова закольцевав ее в объятия. Но сердце от страха чуть из груди не выпрыгивало – страшился он девку-Азовку, а сказать об этом не решался. Обидеть не хотел. Да только лучше бы обидел, чем соврал.
- На первый раз прощаю тебя, Степушка, - холодно сказала Хранительница, и легко поведя плечами, сбросила с себя его руки. В глазах – лед, руки на груди сложила и глядит строго так, с осуждением. – Но запомни, не ври мне больше никогда. Не люблю я этого.
Он порывисто бросился к ней, но от его прикосновения девица рассыпалась золотым песком. Некоторое время Степа оторопело на блестящую россыпь у ног своих смотрел. А золото постепенно в землю уходило, словно в мельчайшие трещинки просачивалось. Постоял Степан, а затем по той тропе, которой сюда с девкой-Азовкой пришел, стал со скалы спускаться – понял, ушла лесная царица.
Поселок заводской, где Степан Летучев-то жил, раскинулся на берегу пруда, у подножия Шихан-горы, в окружении пологих склонов и взгорий, покрытых густым тенистым лесом. Изба парня на пригорочке стояла, на окраине самой, а за палисадником его уже сосны шумели своими вечнозелеными кронами, вгрызаясь сильными корнями в суглинистую землю. Тут же, справа, луга заливные по склонам светлыми островками зеленели, скот пасся, да чуть дальше и завод стоял.
…Татьяна сбежала с пригорка навстречу Степе, жениху своему. Шатаясь от усталости и голода, брел он пыльным трактом, едва ноги передвигая. Рубаха кое-где порвалась, словно через густой колючий подлесок довелось ему продираться. Летучева не было несколько дней, и девка переживала не меньше, чем мать его, что же случилось в лесу с парнем-то. Извелись обе, наплакались. И как увидала Таня Степушку своего - похолодело все внутри у нее от его глаз. Они были бледно-голубые, такие блеклые, что казались почти белыми, и от его холодного отрешенного взгляда девушке стало не по себе. Странно, подумалось ей, всегда глаза его серыми казались, отчего посветлели-то так?
- Что с тобой? – вскрикнула она, прижав ладони к горящим щекам.
Но Степан не ответил. Проковылял мимо, словно ее тут не было. А Татьяна судорожно выдохнула, испугавшись. Как околдовали ее милого! Ведь еще дед рассказывал ей, что всегда можно легко узнать того, кто часто и долго бродил зачарованными чащами. У них особый потухший взгляд, который видит иные деревья, иные скалы над бурной рекой. Заколдованные люди улыбаются, когда ничего забавного нет, и грустят, когда всем весело. Они как будто видят то, что другим не дано. Такие люди всегда настораживают, потому что безумие опасно для того, кому его прикосновение незнакомо…
И Татьяна испугалась. Ведь Степан, вернувшийся домой, был не тем Степаном, который уходил за змеевиком. Вернулся пленник иного мира, спрятанного от людских глаз за завесой туманных грез. И теперь делать, Таня не знала...
Но сейчас она помчалась за Степаном, догнала его, и, резко дернув за плечо, заставила повернуться к ней лицом. Он передернулся, скривился, но не отпрянул, когда девушка подняла его опущенную на грудь голову, и заглянула в светлые глаза, казавшиеся сапфировыми осколками. Чужие глаза это были, не Степушкины.
На какое-то мгновение взгляд парня стал более осмысленным, искра узнавания мелькнула в глубине этих синих озер, покрытых корочкой льда.
- Что тебе, Танечка? – спросил он. – Я очень устал, столько дней по лесам бродил, все домой дорогу искал, да тропа меня водила…
Некоторое время они стояли молча. Степан посмотрел с невыразимой тоской вдаль, словно сквозь бревенчатые стены своего дома. Будто видел сейчас что-то, что недоступно Таниному пониманию.
- Степушка, кого ты встретил в лесу? – напрямик спросила девушка.
Дымка отчужденности заволокла глаза парня, и он отшатнулся.
- Никого, - ответил резко, отрывисто, и убрал ее руку с плеча. Развернулся и пошел к своей избе. А Таня еще долго стояла на тракте, глядя ему вслед. А дома стыли тройные пельмени с луком да пироги с рыбой – порадовать она Степу хотела, да не пришел он на угощение.
С того дня как подменили парня – прежде веселый и улыбчивый, мрачнее тучи ходил он сгорбившейся тенью. На завод – и домой, ни на посиделках больше его никто не видал, ни у костров лесных после сенокосов не бывал. Тонкие жесткие губы сжимал все плотнее, схуд сильно, наряжаться перестал. На зазнобу свою – Танюшку рыженькую – и не глядел больше-то. Дивились люди, грустила мать, лила слезы невеста. А Степе – все едино, словно в своем мире живет, куда нет входа никому – ни родичам, ни друзьям, ни прежде милой соседке-хохотушке.
Никому он не сказывал, какие сны ему стали сниться, и за змеевиком к лесному озеру так и не пошел, раздумал подарок Тане делать. Да и о свадьбе больше не заговаривал.
И вот однажды не выдержал он тоски-кручины и ранним утром вместо завода в леса подался. Долго ли он ходил по горам, коротко ли, все имечко лесной царицы выкрикивал – да только отозвалась она. Увидела – что ни откроется клад перед Степой, сверкая монетами золотыми да каменьями, он все едино мимо идет, кличет свою Идель.
И вот в жаркий полдень, когда седмица уж прошла с тех пор, как он поселок покинул, сжалилась Хранительница и сумрачной тенью явилась в клубах зеленоватого тумана перед уставшим и оголодавшим Степой.
Возле пещер известняковых встретились они, и бросился, словно ветер, парень к царице лесной. И усталость как рукой сняло, и снова блеск в глазах появился, черты разгладились, даже словно стройнее еще стал и краше, чем раньше. Куда сутулость и впалость щек делись, да взгляд загнанный? От одного вида чернокосой зеленоглазой девы сердце чаще биться стало, и улыбка на лице заиграла.
- Скучал по мне, Степушка? – ласково спросила Идель, сверкая изумрудами огромных глаз. Платье ее змеиной кожей казалось – аметисты и зеленые агаты, желтые топазы и теплый солнечный янтарь витиеватыми узорами извивались на дорогой бирюзовой парче. Слепили глаза камушки, да еще пуще краса ее неземная ослепляла, дыхание в груди сбивало.
- Как не скучать по тебе? – с тоской отозвался Степа, жадно глядя на девушку. – С тех пор, как увидал волшебную красу твою, свет мне не мил стал!
- Так пошли со мной, покажу тебе свой мир… Скоро выбирать тебе придется – али к людям возвернешься, али со мной навек останешься.
Леса, покрывающие пологие горы, были прорежены пятнами луговых полян. Низкорослый ельник, опоясывающий соседний склон сумеречным кольцом, темнел под ясным небом. Справа белела пронизанная солнечными лучами березовая роща. Степа следом за Идель углубился в еловый лес. Вокруг высились высокие заросли папоротника, чернели поваленные стволы древних деревьев, и первозданная тишина нарушалась лишь мелодичным звоном камешков на браслетах лесной царицы.
Вскоре они вышли к обвалившейся старинной шахте.
- Я покажу тебе места рудные, - тихо сказала дева, - а помнить будешь мое имя, то и Азов-гора с сокрытыми в ней сокровищами раскроется перед тобой, Степан. Но только знай, никому про то нельзя сказывать. И обо мне молчи!
На вершине горы голый камень, к которому со всех сторон подступает густой тенистый лес. Возле этого камня каждую ночь горит горная свеча.
- Здесь жили стары люди? – спросил Степа, пристально поглядев на свою проводницу.
- Здесь, Степа, здесь. Стара земля хранит свою тайную силу. А меня захоронили в темных пещерах горы много лет назад, когда еще ни заводов, ни поселков на Урале не было. Вот с тех пор и храню я сокровища Синегорья от лихих людей.
- А я слышал, что в этих пещерах разбойники жили..
Долго блуждал по лесам Степан, а пришло время ему выбор свой делать. И хоть и был он уверен, что среди людей от тоски замается, да без Идель жизнь – не жизнь будет, а маета одна, а все ж заболела душа. Отпросился в поселок у своей лесной царицы – с матерью проститься, да людей в последний раз увидать