Но Дмитрий Анатольевич покачал пальцем.
- За один присест ты всю информацию не осилишь, мозг треснет.
Я попытался возразить, дескать, ещё вопрос, чей мозг крепче, но жабоид встал и направился в тамбур. Я побежал за ним. Электричка затормозила, двери открылись. Прямо перед моими глазами возникла белая табличка с чёрными буквами "ст. Киселиха".
- Приехали, - сказал жабоид, и первым сошёл на платформу.
Электричка умчалась, махнув на прощанье последним вагоном, а мы остались наслаждаться видом глухого железнодорожного посёлка в обрамлении зимнего леса. Вид, сразу скажу, обыкновенно-деревенский с лёгким отклонением в городскую сторону, на что намекали два огромных рекламных плаката в разных концах перрона. На одном красовался здоровенный джип с тонированными стёклами и серебристым кенгурятником, на другом улыбалась милая банковская служащая с одиннадцатью и девятью десятыми процентами годовых на раскрытой ладони. Мне так кажется, что, несмотря на обширность и художественную пестроту, оба плаката были здесь совершенно неуместны.
- Это и есть твоя Песочная яма?
- Это станция Киселиха, - кивнул на табличку жабоид. - А до Песочной ямы через лес километров восемь, - и посмотрел на меня. - Ну, потопали что ли?
- Потопали.
И мы потопали.
Глава пятая, в которой я продолжаю познавать Мир
- Так вот об артефактах, - заговорил жабоид, когда мы ступили на лесную дорожку и пошли вдоль бесконечной череды убелённых снегом елей. - Конёк Горбунок один из самых древнейших артефактов, созданный аж... Я даже затрудняюсь сказать, сколько лет тому назад это было.
- Тысячу, - осмелился предположить я.
- Если бы, - усмехнулся жабоид. - Но не будем гадать. По предположению некоторых учёных из НИИ магии и мировых проблем, создал его не иначе как сам Великий Боян. Если ты ещё не в курсе, то Великий Боян - это самый могущественный волшебник и основатель Мира. Предание гласит, что был он волхвом при князе Богумире и жене его княгине Славе . Истинное его имя история не сохранила, а Боян, значит, певец и сказитель. Сила его была настолько велика, что мог он поспорить с Богами и остаться целым. В помощь себе он создал несколько могущественных артефактов, но что это были за артефакты и какова их реальная сила, до сих пор остаётся предметом учёных дискуссий. Однако доподлинно известно, что в подражании его искусству некоторые маги позволили себе сотворить подобие таких артефактов. Лично я, кстати, считаю, что Горбунок и его братишка Сивка Бурка как раз и есть подобия. А вот Змей Горыныч самое что ни на есть настоящее творение Бояна...
Навстречу нам вылетела волна грохота и лязга, и из-за деревьев показался бульдозер, ярко-красный и пыхтящий, словно сказочный дракон. Пришлось забираться по колено в сугроб, чтобы не попасть под его гусеницы. Когда он проезжал мимо, я мельком заглянул в кабину. За рычагами сидел подросток, мальчишка лет пятнадцати. Позади бульдозера тянулись гружёные смёрзшимся песком сани.
- Разъездились тут, - в раздражении плюнул жабоид, когда мы выбрались обратно на дорогу.
- Ну, и чего там дальше? - в нетерпении затеребил его я.
- Да чего там может быть дальше... Если взнуздаем Горбунка, считай, половина дела сделана, - он мечтательно закатил глаза. - Это такая, я тебе скажу брат Игнатиус, сила! И не важно, кто его создал - Боян или иной кто, но с этим артефактом нам сам Константин Константинович нестрашен.
- А как взнуздать будем?
- А так и будем. Ты, главное, не суетись. Приходим, разговариваем и по ходу событий решаем вопрос в положительную сторону. Тут основная проблема заключается в том, что Горбунка ещё найти надо, он просто так в руки не дастся. И вот что: про обрез не забывай. Чует моё сердце, без него не обойдётся.
- Опять гномы?
- Если бы, - скривился жабоид, и повторил тише и злее. - Если бы.
Оставшийся путь мы проделали молча. Я пытался разговорить жабоида, выспрашивая у него новые подробности о Мире, но тот лишь хмурил брови и отнекивался. Не до разговоров ему было. Единственное, что мне ещё удалось из него вытянуть, так это то, что по слухам великий маг и волшебник, учитель и волхв Боян до сих пор жив, и как прежде ходит между людьми, прячась от них под разными обличьями. Наступит день, когда он во второй раз явится Миру, и уж тогда каждому воздастся по заслугам его. И лягут неверующие костьми, а верующие сядут пировать с ним за один стол.
Но это всё вымыслы, сказки, а реальность заключалась в том, что мороз крепчал, а дорога с каждым пройденным километром становилась более непроходимой, как будто кто-то специально подкидывал нам под ноги ледяные глыбы и стряхивал на головы снег с еловых лап. Я чертыхался, а жабоид ёжился, втягивал голову в плечи и вздыхал.
Часа через два мы добрались до большого рукотворного оврага, въезд в который перекрывали две деревянные створки, имитирующие ворота. Чья-то не особо грамотная рука намалевала на них синей краской: "Писёчный кырьер". Так вот откуда взялась Песочная яма. Сразу за воротами стоял строительный вагончик, из трубы над крышей поднимался дымок. Я сунулся было к воротам, но жабоид придержал меня за рукав.
- Не спеши.
Он толкнул одну створку, шагнул вперёд. Из карьера выскочила свора облезлых шавок, и давай поливать нас гневным лаем. Некоторые подскочили совсем близко и вздумали ухватить жабоида за брючину. Дмитрий Анатольевич щёлкнул пальцами - я успел разглядеть проскочившую искру - и шавки с истошным воплем кинулись прочь. Только одна, похожая на болонку, спокойно отошла в сторону и продолжила простужено тявкать.
На шум из вагончика выглянул мужик.
- Чего опять надобно? Песку что ль? Так я давеча сказал, чтоб завтре приезжали, седни боле не дам!
Голос его походил на рокот того бульдозера, который встретился нам по дороге. Впрочем, и внешним видом мужик мало чем от него отличался - крупный, косматый и рыжий, на правом глазу чёрная повязка. Когда он высунулся, я ненароком подумал - медведь, и рука сама собой полезла за пазуху за обрезом.
- Что ж ты, Никодим Аристархович, гостей так недружелюбно встречаешь? - жабоид сделал ещё шаг вперёд и закачал головой. - Ай-я-яй. Собак, вон, натравил.
Мужик прищурился, присмотрелся к нам.
- Энто ты что ль там, жаба болотная, квакаешь? - прорычал он. - Вот уж нечаял снова рожу твою поганую лицезреть. Каким ветром тебя сызнова надуло?
В тоне Никодима Аристарховича радости не чувствовалось, из чего я сделал вывод, что Дмитрия Анатольевича он не любит.
- Да вот мимо шёл, в гости решил заглянуть. Чаем-то напоишь?
- Ты - мимо? Однако, новость. Кому скажу, смеяться будут.
- А кому тут рассказывать, Никодим Аристархович? Один ты в глуши своей сидишь, как пень замшелый.
- Что ж один-то? Вовсе не один. Почитай, кажной день людины за песком приезжают. А то бывает, лесовик в гости заглянет, аль кикимора какая с посёлку придёт. Их нынче в посёлку понабралось жуть сколько много. Не иначе, собор у них случился.
Жабоид вытянулся, словно загадку надоедливую разгадал, и обрадовано засверкал зубами.
- Так и есть, дорогой Никодим Аристархович! Так и есть! Собор! Мир таких соборов ещё не видывал.
- Вот ведь окоянство, ох... - завздыхал мужичина. - Не иначе кикиморы вдругорядь непотребство задумали. И снова у меня под боком...
- Именно так! Об этом я и хотел с тобой поговорить. Даже человека специального из города привёз, - жабоид указал на меня. - Ну так что, пустишь?
Никодим Аристархович пускать нас не хотел. Он недоверчиво сморщился и закусил губищу. Но любопытство перебороло недоверие, и он махнул рукой:
- А-а-а-а... непутный ты, непутный. Заходь, ладно. Но если что... - он потряс пальцем.
Палец походил на снаряд от ста пятидесяти двух миллиметровой гаубицы, и мне стало не по себе. Мой обрез в сравнении с этим пальцем обычный сувенир.
Однако дело важнее страха, и мы направились к вагончику. Возле двери я на секунду придержал жабоида.
- А чего там кикиморы задумали?
- Ничего они не задумали. Это так, для связки разговору. Ты мне поддакивай и головой кивай, остальное я решу.
- А что это за мужик вообще?
- Верлиока.
Вот как? В сказках мне попадалось это имя. Грубиян, уголовник, неимоверно жестокий тип. У деда какого-то двух внучек и бабку порешил - полный неадекват. Чтобы воскресить родственников, деду пришлось Верлиоку убить. Так неужели и жабоид задумал ужасное...
- Ты завалить его хочешь? - зашептал я. - Ты чем думаешь? Да его ни один обрез в мире не возьмёт!
- Почему завалить? Ты о чём? На такого богатырь нужен. Витязь! А то и два. Мы пойдём другим путём.
Другим путём... Это я тоже где-то слышал. Ну хорошо, попробуем.
Внутри вагончик оказался не лучше квартиры моего соседа снизу - грязь, вонь, бардак. Нет, не так: вонь, грязь, вонь, бардак, вонь. Меня едва не стошнило. На загаженном столе лежала посуда с останками протухшей пищи - я даже стесняюсь подумать, что это была за пища - под низким потолком висели портянки, на полу валялись старые кости, тряпьё, собачьи хвосты. Это мы здесь чай пить собрались?
Я протиснулся ближе к печке. Ни к какой еде я здесь не притронусь, но хоть согреюсь немного, а то замёрз совсем. Жабоид сел на табурет возле стола, Верлиока притулился напротив. В узкой обстановке вагончика он выглядел ещё опаснее. На улице от него можно было убежать, а здесь и увернуться не получится. Зря я, наверное, к печке пробрался, надо было у порога оставаться.
- Вам чаю, аль чаво другого? - строя из себя радушного хозяина, предложил Верлиока. - А то и поесть осталось, - кивнул он на стол.
У меня снова начались рвотные позывы, а жабоид сдвинул объедки в сторону и увалился локтями на столешницу.
- Не беспокойся Никодим Аристархович, сыты мы, спасибо.
- Ну гляди, гляди... Так чаво там кикиморы удумали?
Жабоид не стал размениваться по мелочам и сразу выдал:
- В нетрадиционную ориентацию подались. В ЛГБТ, так сказать. Все разом.
Я аж присел. Чего он болтает? За такие шутки этот здоровяк нам такую ЛГБТ устроит, что мы сами в неё подадимся. Нашёл тему! Я завертел пальцем у виска, дескать, чего говоришь, придурок, и одновременно начал продвигаться к выходу.
Но Верлиока не понял. Для него что ЛГБТ, что АБВГД - один бес дремучий лес.
- Это что ж за оринтация? Никак опять к колдовству потянулись?
- Именно, - мотнул головой жабоид. - К колдовству. Зачаровывают кого нипопадя, и творят всякие непотребства. Вроде даже кровь пьют.
- Вон оно как, - присвистнул Верлиока. - Ко мне тут одна захаживат, ничего из себя, полненька, а я и стелюсь перед нею. А оно вон как. Зачаровывают...
Он опёрся подбородком о ладонь, застыл, и было в его позе что-то роденовское: опущенная долу голова, сплюснутые губы, размытый взгляд. Жабоид помахал возле его рожи пальцами - никакой реакции.
- Всё, завис. У нас теперь часа два есть. Идём.
- Что ты с ним сделал?
- Информацию дал к размышлению. Он теперь из этой позы долго не выберется, слабость у него к мыслительному процессу.