-- Ничего себе. Нет уж, лучше по тропкам.
И тут я замечу, что подобным образом повезло, кажется, лишь нам с Женкой. Ибо среди жаждущих своими глазами узреть святыню Монсеррат я заметил множество, если не всех, экскурсантов нашего автобуса. Причем, лица женщин казались сурово сосредоточенными, а сопровождающие их мужчины выглядели... скажем так, не шибко радостными.
И вот мы "наконец-то" взбираемся по одной из множества уводящих в самые настоящие горы скрытых в кустах тропинок.
Я не случайно "наконец-то" взял в кавычки. Потому что если мечта и сбылась, то совершено точно не моя, и минут через двадцать нашего горовосхождения очередь к Черной Мадонне уже не казалась мне таким большим злом. Еще минут через десять я объявил, что лучше умру здесь, вот на этом валуне, чем сделаю хотя бы еще шаг вверх. Не то чтобы я действительно до такой степени устал, но с горными прогулками однозначно следовало закругляться, и подобным образом я как бы намекал на это. Причем, намекал без какой-либо надежды на поддержку, так как в подобных случаях всегда слышится примерно одно и то же: "Еще немножечко, только вон до того поворота дойдем. Или... ой, какой там камень необычный, его нужно обязательно осмотреть".
Каково же было мое удивление, когда Женечка сразу откликнулась:
-- Действительно, пора прогулку заканчивать. -- Впрочем, тут же все объяснилось: -- Времени мало осталось, а еще сколько спускаться отсюда, и до Михайлова креста еще сколько идти.
-- Ну, здрасти! -- теперь совершенно искренне возмутился я. -- Давайте в следующий раз к нему сходим. Как раз будет повод приехать сюда еще раз.
-- Давайте сначала на дорогу спустимся и тогда решим, -- очень дипломатично ответила Женечка, что могло означать лишь одно: отказываться от похода к кресту Святого Михаила она не собирается.
Впрочем, меня подобными трюками не проведешь, и, пока наша семейная экскурсионная группа спускалась по вдруг оказавшейся очень крутой тропинке (на подъеме крутизна столь явно не ощущалась), я готовился к "решающей битве".
Что касается нашего сынули, то он не менее дипломатично от комментариев воздержался и теперь первым очень ловко и, казалось, без малейших усилий двигался вниз по горной тропе.
Что ж, вот так и пришел конец нашей безмятежной ПРОСТО прогулки. В то время, пока мы двигались вниз по склону, что-то загадочное и необычное, сопровождающее нас на протяжении всего дня, подготавливало финальную сцену. Ни о чем подобном мы, естественно, не догадывались, и даже я, "страдающий" предчувствиями с утра, на тот момент о прежних своих мыслях и ощущениях не вспоминал. Мне действительно было не до бабы-яги с ее козами, не до розовой девочки-женщины -- ни до чего: проклиная себя за дурную идею гулять по тропинкам, я цеплялся за кусты, хватался за траву и думал лишь о том, как бы не кувыркнуться и не скатиться кубарем в синее-синее море, находящееся, кстати, в десятках километров от места нашего горовосхождения.
И вдруг -- о, чудо! Небольшой участок совершенно плоской и ровной земли (на подъеме я почему-то его не заметил) и стоящий на том участке чуть в стороне "сказочный" столб. Только вместо знакомых с детства волшебных фраз "Направо пойдешь -- коня потеряешь; налево пойдешь -- женату быть; прямо пойдешь -- и себя, и коня потеряешь" на указующем том столбе красовалось что-то другое. Причем это другое было написано на нескольких языках, но не на русском.
-- Жень, что тут сказано? -- спросил я, обращаясь к сыну.
Тот, в отличие от своей матери и уж тем более от своего отца, разговаривает на английском, как на родном.
Женька нехотя (английский-то он знает, но переводить страсть как не любит), бросил взгляд на указатели, но ответить не успел: Евгения его опередила.
-- О! До креста Святого Михаила всего триста семьдесят метров. Вон туда, -- и Женечка указала рукой на скрытую кустами еще одну тропинку.
Сын, в подтверждение слов матери, удовлетворенно угукнул.
И вот тут я понял, что именно сейчас настал момент, когда необходимо давать достойный отпор попыткам усугубить наши горные прогулки. Я на пару секунд задумался, подбирая достаточно яркие выражения (наверное, это и было ошибкой, обычно я не заморачиваюсь выбором слов, а говорю что думаю), а Евгения в этот момент продолжила блистать знанием английского.
-- А возвращаться к монастырю целых четыреста девяносто, -- добавила она, показав на другую дощечку, указывающую на тропинку, по которой мы только что шли, и, глядя на меня наивно и по-детски невинно, продолжила: -- Ну, давайте сходим? Что тут осталось? Всего триста метров.
-- Я не против, -- опять, как на грех, тут же откликнулся сынок.
И что мне оставалось? Я лишь вздохнул очень громко, очень глубоко и, как мне самому показалось, с чрезмерным страданием.
И эта самая чрезмерность возымела обратный эффект.
Засмеявшись, обожаемая супруга, тут же заявила, что триста метров погоды не сделают, она в меня верит и знает, что я не рассыплюсь. И вообще, когда мы еще так замечательно сможем прогуляться в эдаком прекрасном месте.
Я вздохнул еще раз, теперь уже обреченно, и лишь напомнил, что кое-кто совсем недавно в эдаком прекрасном месте гулять не хотел, предпочитая блужданию на природе стояние в очередях.
-- А кто из нас не ошибается? -- весело откликнулась Женечка и, не дожидаясь ответа, первой почти побежала по новой тропинке.
К счастью, тропа оказалась не настолько крутой, как прежняя, и минут через... не знаю, сколько прошло времени, но не много, мы как-то сразу вышли из густых кустов и оказались на неширокой асфальтированной дороге. Не далее чем в ста метрах на горном уступе виднелась небольшая смотровая площадка, обнесенная невысоким металлическим забором, а посредине нее на трехступенчатом постаменте возвышался крест Святого Михаила.
-- Ничего себе, какой здоровенный, -- заметил Женька.
-- Да, красиво, -- согласилась его мать. -- Я же говорила, что сюда нужно обязательно сходить, а ты -- "в другой раз... в другой раз..."
Улыбаясь, супруга смотрела на меня, а я не мог оторвать глаз от разбегающихся от креста туристов.
Десятка полтора, а то и больше людей разных национальностей и возрастов, что напуганная стая голубей, разлетались в разные стороны от смотровой площадки. Это потом я понял, что они просто расходились, общаясь друг с другом, что-то обсуждая, но в момент нашего появления у меня возникло четкое ощущение, что туристы бегут как по команде.
-- Чего это они? -- ошеломленно спросил я.
-- В смысле? -- переспросила супруга.
"Бегут. Люди бегут", -- хотел сказать я, но вдруг точно время замедлилось, и видимые впереди туристы замедлились вместе с ним.
-- Куда они все разом пошли? -- негромко пробормотал я.
-- Наверное, кто куда, -- с усмешкой ответил Женька. -- Нам, кстати, тоже надо спешить, а то времени совсем не осталось.
И двое моих родственников, не оглядываясь на меня, устремились к огороженной металлом площадке.
Вот так и получилось, что по какому-то удивительному стечению обстоятельств у креста Святого Михаила (одной из самых посещаемых достопримечательностей Монсеррат) оказались лишь мы втроем.
И тут я замечу, что ни путеводители, ни Эльвира не обманывали, когда утверждали, что открывающаяся с этого места картина невероятна. Действительно, вид на национальный парк Монсеррат, монастырь Монсеррат и горную гряду, простирающуюся за монастырем, оказался поистине ошеломляющим. Ошеломляющем настолько, что я, замерев у края смотровой площадки, на какое-то время потерялся в сине-голубой небесной бездне, зеленеющих далеко под нами и растворяющихся у горизонта просторах лесов и полей и навечно впечатанном в пространство и мою память песчано-оранжевом массиве гор.
Ни чувств... Ни слов... Ни мыслей...
Лишь ощущение бесконечного восторга, наполняющего вечность, и ощущение себя -- невесомого, существующего метафизически и чудом оказавшегося на границе той вечности.
И вдруг я почувствовал абсолютно реальный жар, идущий откуда-то сверху и из-за спины. И сине-голубые небеса насытились синевой, перестав казаться легкими и восторженно-родными. И в один миг в вышине, застилая уже незнакомое небо, от горизонта до горизонта раскинулись белоснежные крылья. Горы покрылись багрянцем, кажущиеся игрушечными монастырские строения исчезли, и наполнивший воздух горько-терпкий запах принес с собою человеческий и так не похожий на человеческий голос.
-- Сэ-э-Фэн-н-Тар! -- совершенно явственно раздалось за моей спиной.
8
Меня, разбитого и потерянного, все еще задыхающегося от травяного пряного аромата, жена и сын обнаружили сидящим на первой ступеньке каменного постамента креста. Впрочем, можно сказать, что мы одновременно обнаружили друг друга.
Пребывая в состоянии борьбы неверия в увиденное с неодолимым желанием в то самое увиденное поверить, я забыл обо всем. В моем сознании полностью отсутствовало понимание -- что я, где я, с кем я. Хватаясь за отголоски видений, за память о произошедшем, я пытался игнорировать свой настойчивый внутренний голос, насмешливо повторяющий: "Каков бред. Это надо же. Дом ха-ха", -- и вдруг услышал знакомый смех.
Подняв голову, я увидел Евгению и Евгения. Они спускались по асфальтовой дорожке с близлежащего пригорка и направлялись ко мне.
В это мгновение моя память частично вернулась, а вместе с памятью пришло непонимание.
-- Что вы там делали? -- поднявшись на ноги, пробормотал я, когда посмеивающиеся родственники оказались совсем рядом.
-- Ну и видон у тебя, -- вместо ответа сказал Женька и, обращаясь к матери, добавил: -- Я же говорил, что одного его лучше не оставлять.
-- Что с тобой? -- встревоженный голос Евгении мне совсем не понравился.
-- Ничего. А что?
-- Ты выглядишь так, словно опять свою бабу-ягу увидел.
-- А до чего классно полынью пахнет, просто супер, -- принюхавшись, сказал сын и вдруг вскрикнул: -- А что у тебя с рукой?
-- О, боже! -- Женечка почти мгновенно оказалась возле меня, и взгляд ее, полный ужаса, поднявшись откуда-то снизу, замер на моем лице. -- Тебе больно?
-- В смысле -- больно? -- И я только сейчас посмотрел на свои руки.
Левая рука выглядела совершенно обычно, а вот на правой в районе запястья кожа казалась воспаленной, а силиконовый браслет, та самая флешка из Порт Авентура (я прихватил его на всякий случай, вдруг во время экскурсии понадобится записать еще что-нибудь), выглядел слегка оплавленным.
-- О-па, -- только и смог вымолвить я.
Скажу, не кривя душой, разглядывая свою руку, я одновременно переживал расстройство (очень небольшое) и... испытывал радость. Именно покраснение кожи и именно в районе запястья подтверждали, что недавние мои видения не только не являлись бредом, но и видениями тоже. А значит, с полным удовлетворением я мог сказать своему внутреннему голосу: "Вот тебе и дом ха-ха, лучше заткнись". Но, с другой стороны, вдруг покрасневшая рука требовала объяснений для моих близких, а сейчас говорить о случившемся я был не готов.
-- Нет, вообще не болит, -- сказал я, вращая ладонью.
И действительно, ни малейшего дискомфорта в руке я не испытывал. Да, голова слегка побаливала, меня немного тошнило, но об этом я предпочел не упоминать.
Я посмотрел на супругу и, пожимая плечами, добавил:
-- Странно. Может, ударился обо что.
-- Ужас, -- резюмировала Женечка.