"Вау! Вот это здорово!" -- подумал я.
И все! Больше я думать не мог! Ни о чем!
Забытый было запах травы ударил в мозг и растворил в себе все возможные мысли, а вернувшееся Ожидание Чего-то прошептало: "Прости..." -- и исчезло. Уже навсегда.
Я увидел...
Огромный лысый розовый Кот сидел на песчаном взгорке рядом с невероятным ручьем, а в самом ручье, уронив голову на грудь, стоял на коленях человек. Мужчина. Голый.
Движение мое почти прекратилось, и дух мой словно завис в воздухе. В этот момент мужчина поднял голову, распрямил спину и посмотрел в мою сторону, но взгляд его прошел сквозь меня.
-- Нет и не бу-у-у-удет... -- прошептали дрожащие губы.
Мужчина рыдал.
"Не будет чего?" -- хотел спросить я, но дух мой, точно подхваченный порывом ветра, был поднят вверх и через мгновение низвергнут в воду ручья.
И вновь темнота, и снова прохлада, и...
БУМ! БУм! Бум! бум!
БУМ!!
...и я ощутил страх.
Не свой страх. Не страх внутри меня. Страх жил снаружи, и он источал запах смерти.
Я увидел гору тел, тел человеческих, голых, бледных и истощенных. Я видел, как гора росла и росла, как еще и еще когда-то люди сыпались на нее сверху. Они катились друг по другу, они размахивали иссушенными конечностями, они смотрели мертвыми глазами, они...
Что-то пыталось выбраться из-под страшного человеческого завала! С самого низа, расталкивая неживые тела, что-то вырывалось на волю!
То был человек, такой же голый, но... живой?
Живой, судя по цвету кожи. Живой, судя по ярости в его глазах. Живой...
Я УЗНАЛ ЕГО!
То был человек, из ручья!
И я растерялся. Я испытывал желание что-нибудь сделать, желание хотя бы что-то прокричать, но голоса не было и возможности сделать что-то у меня не было тоже: мой дух не подчинялся моему разуму. Его, дух мой, опять поднимало вверх, все выше и выше. А в воздухе, наполненном шипящими, звенящими, взрывающимися энергиями разных цветов -- энергиями, так похожими на разноцветный несущий радость салют, царило безумие. Вокруг меня то и дело возникали все новые и новые разноцветные вспышки, десятки, сотни, тысячи вспышек, и целью каждой из них было -- убить!
Убить! УБИТЬ! У-Б-И-Т-Ь!!! Темное, туманное Нечто, высотою до неба
Я увидел женщину, парящую высоко-высоко, женщину не от мира сего, женщину, окутанную в гнев из молний. Энергетические потоки струились вокруг нее и с яростью вселенной били в то самое туманное Нечто.
"Воздаяние!" -- подумал я.
-- Сэ-фэн-тар! -- прокричала женщина, и голос ее заглушил все звуки бытия. -- Сэ-э--фэ-эн--та-ар!
Она посмотрела на меня, и в наступившей вмиг тишине я услышал сказанное с мольбой:
-- Вы должны нам помочь!
И женщина умерла. Темное Нечто объяло ее и раздавило.
"Помочь? Но как?" -- кажется, это кричал я, когда мой кошмарный сон прервала супруга.
-- Ты чего орешь, как бешеный? -- громко шептала Евгения, расталкивая меня.
В глазах Женечки я увидел растерянность и испуг.
-- Ничего, -- в ответ прошептал я, -- просто сон приснился.
Потом мы сидели и молча смотрели друг на друга. Как долго, не знаю. Наконец Женечка вздохнула, покачала головой и вернулась к чтению книги. Ну а я...
Я больше не спал в самолете. Подобных снов я тоже больше не видел. Не видел почти целый месяц.
11
И вновь узнаваемая картина: не наше бесконечно-синее небо, пятипалая длань венчает далекие горы, и между каменными ее перстами все так же низвергаются водопады. Дух мой опять поднимается вверх над абсурдно-круглым безмятежно-зеркальным озером, и сон в начале своем повторяется, с той лишь разницей, что радужных пузырей вокруг меня стало гораздо больше. Их уже не десяток-другой, как в первый раз: теперь шарообразные стрекозы исчислялись сотнями.
Да, я спал. Я спал и осознавал, что нахожусь во сне. Как и в самолете, я помнил сам момент засыпания.
"Тудум-тудум, тудум-тудум, тудум-тудум" -- постукивали колеса поезда. И вдруг среди бесконечных "тудумов" я услышал знакомый травяной запах. "Тудум-тудум, тудум-тудум, тудум-тудум" -- волнение, пришедшее с запахом, нарастало, и, когда меня накрыло тепло, я успел подумать: "Вот оно! Дождался!"
Потом я опять падал с невиданной высоты, и озеро опять поглотило меня, а в нем караулили темнота и прохлада. Когда же они, прохлада и темнота, сменились на жгучее солнце, отнюдь не пустыня окружала меня. В этот раз дух мой парил в воздухе, наполненном запахом сладко-приторной тухлецы и настойчиво-непреклонным жужжанием мух. То была городская площадь, окруженная со всех сторон невысокими многоэтажными зданиями. Мой дух кружился над городским рынком.
Немногочисленные ошарпанные прилавки и великое множество деревянных ящиков, разбитых и целых, пустых и с товаром, ящиков, составленных друг на друга с возвышающимися на них качелями весов. И повсюду развалы фруктов и овощей, жара, люди и мухи.
Неведомая сила, влекущая меня куда-то, остановила движение мое у стены одного из зданий. Здесь, укрывшись в тени от палящего солнца, крупная пожилая цыганка настойчиво предлагала свои услуги невысокой молоденькой женщине. Женщина, еще почти девочка, от гадания отказывалась, а крошечный мальчуган, ее сын, настойчиво тянул мамку за руку.
-- ...все что будет, про него расскажу, -- "пропела" цыганка и очень ловко схватила ребенка за свободную руку.
Мальченка пискнул, мать его вскрикнула, а настойчивая гадалка уже тыкала унизанным перстнями толстым пальцем в детскую ладошку.
-- Я милицию позову! -- закричала женщина.
-- Э... не спеши, да-ра... -- голос цыганки, вначале звучавший с напевом, вдруг оборвался, и фразу она закончила почти шепотом: -- ...га-а-ая.
Рука ребенка теперь была снова свободна: гадалка выпустила, буквально выронила ее. Пожилая цыганка уже не выглядела бесцеремонной: на ее лице вперемешку с растерянностью застыло изумление, а дрожащие губы что-то беззвучно шептали.
Я видел, как испуганный мальчуган вырвался из материной руки и, чуть не плача, побежал в толпу. Я видел, как его мать, ошеломленная не меньше гадалки, растерянно смотрит то на цыганку, то на поглотившее ее ребенка людское море. Я видел, как она вдруг изменилась, словно оттаяла, и, выкрикивая имя сына, устремилась за ним вдогонку.
Цыганка, по-прежнему не шевелясь, стояла на месте. Немолодая гадалка теперь выглядела смертельно усталой. Губы ее все еще что-то шептали, а взгляд казался растворенным в небытии.
Время как будто остановилось.
И вдруг...
Вдруг взгляд цыганки вернулся и сфокусировался на мне.
-- Вы должны нам помочь! -- прошептала испуганная женщина, и дух мой опять погрузился во тьму.
* * *
Какое-то время я даже думал, что Он -- это Я.
Наблюдая, как на лице склонившегося надо мной мужчины меняются эмоции (растерянность, ужас, решимость, отчаяние и снова растерянность), я опять и опять задавался вопросом: "Почему уже в который раз я вижу именно этого человека?" Сначала я видел его стоящим на коленях в ручье, затем выбирающимся из-под горы мертвых тел, и вот теперь...
В глазах молодого мужчины застыл вопрос, а в мыслях его царили непонимание и хаос (хотя откуда мне знать?), а потом неведомая сила, что все время вела меня сквозь сон, опять подняла дух мой в воздух, и я увидел, что склоняется парень вовсе не надо мной.
На земле в невысокой траве лежал кто-то другой.
Именно так эта сцена и отпечаталась в моей памяти: медленное движение воздуха, поднимающее меня все выше и выше; знакомый мне незнакомец, пытающийся... я так и не понял, что делал он, склонившись над умирающим человеком; и невероятной красоты поляна: три развесистых каштана, с листвой, отливающей багрянцем позднего заката, фигурная, точно нарисованная, скамья с изящно выгнутой спинкой и два белых шарика-фонаря по краям той скамейки.
Пробуждение мое трудно назвать восторженным. Проснувшись (тудум-тудум, тудум-тудум, -- говорили колеса, но я их почти не слышал), я еще долго-долго сидел неподвижно в кресле поезда и задавался вопросами. Всего лишь двумя, но отчаянно безответными. Почему я во второй раз вижу такие похожие, не то чтобы по сюжету, скорее по ощущению, сны? И почему меня не отпускают видения одного и того же человека?
Ни ответов, ни намеков на ответы в голову ко мне не приходило. Возможно, и по сей день я бы так и оставался в неведении, не решись я на отчаянный (а может быть и глупый) поступок. Когда я приехал домой, то первое, что сделал буквально с порога, -- рассказал о своих мыслях и переживаниях супруге.
Только не стоит думать, что желание исповедаться входит в число моих добродетелей. Нет, нет и еще раз нет. Прошел почти месяц со времени нашего испанского путешествия, и за все это время у меня даже мысли не появилось поделиться своими открытиями и предположениями по поводу тех открытий. А тут вдруг раз -- и выложил все, как на духу.
Быть может, звезды сошлись? Ибо иначе, как чудом, присутствие Женечки дома в разгар рабочего дня объяснить невозможно. Но еще большим чудом (наверное, и здесь подсуропили звезды) можно считать проявленное супругой недюжинное терпение в выслушивании моих сбивчивых неоформленных мыслей. Ну и третье, опять-таки, влияние звезд, проявилось в удивительнейшем совпадении по времени: Евгения лишь на минуточку вернулась домой за забытыми с утра документами -- и именно в этот момент я переступил порог квартиры.
Помнится, покуда я рассказывал о сегодняшнем сне, то и дело перескакивая к увиденному на Монсеррат, предчувствиям, преследовавшим меня еще в Тосса-де-Мар, и мыслям, сопровождающим поездку на экскурсионном автобусе, Евгения нет-нет да посматривала на часы, но... почему-то меня не перебивала. Когда же сумбур мой закончился вопросом:
-- И почему я вижу именно этого совершенно незнакомого мне парня?
Женечка ответила:
-- Понятия не имею. Давай обсудим все вечером, я и так уже чересчур задержалась.
-- Давай, -- абсолютно ни на что не надеясь, согласился я.
И это совершеннейшая правда: я действительно не надеялся на вечернее возобновление разговора -- хотя бы уже потому, что сам пожалел о своем рассказе и даже дал себе обещание больше к нему не возвращаться.
И тем не менее разговор, я бы даже назвал его "Семейный совет", состоялся, но не вечером, а скорее ночью. И "виновницей" как этого, так и последующих событий стала ясная звездочка моя -- Евгения.
-- Давай, -- абсолютно ни на что не надеясь, согласился я.
Услышав ответ мой, Женечка тут же подхватила свою неприподъемную сумку и мотыльком упорхнула к входной двери. Ну, а я... Я, разбитый не столько долгой дорогой, сколько своим глупым рассказом, поплелся за нею вслед.
-- До вечера. Не грусти, -- улыбнувшись то ли насмешливо, то ли хитро, сказала супруга.
И, прежде чем я успел ответить "Да я и не грущу", --Женечка добавила: