В дверь постучали, вырывая меня из омута мыслей. Я не ответила. Откинулась на подушку и притворилась спящей. Вдруг таки зайдут. Кто–то постучал ещё раз, но, не дождавшись реакции, удалился.
Когда я наконец вышла, нашла своих друзей на палубе. Заметив меня, они прекратили разговор, и уставились на меня.
— Мне жаль, что я вела себя нелюдимо…
— Всё в порядке, — улыбнулась Флейм.
— Правда? — подняла я брови.
— Если тебе сложно об этом говорить… Мы можем подождать, — покладисто заявил Лиум.
— Только не кисни так больше, ладно? — попросила подруга. — Тебе не к лицу. И ты всегда можешь поговорить с нами, — добавила она, приобняв меня за плечи.
— Спасибо, — поблагодарила я, глянув сначала на Флейм, потом на Лиума.
День налаживался, пусть от него и осталось всего половина. Зато она прошла очень даже неплохо: мы гуляли по кораблю и знакомились с командой. В конце концов, с этими людьми нам предстоит провести немало времени.
Лиум быстро нашёл общий язык с Торном, бортмехаником. На самом деле, я не совсем понимаю, как это работает, ведь он был несговорчивым, сколько его помню. Мужчине было лет пятьдесят, и кустистые тёмные брови этого человека выглядели так, словно собирались устроить отдельное государство. Густые волосы на голове он вечно прятал под повязкой, чтоб не мешали, а усы, наверняка, были настолько тяжелым грузом, что рот он открывал изредка, и говорил только по делу.
И всё же, они поладили, и даже договорились, что Лиум завтра придёт помогать ему. Также в машинном отделении трудился коротко стриженный тёмноволосый парень примерно наших лет по имени Ксант. Корсак сказал, что «Рассветный Путник» стал его единственным домом, и обещал позже рассказать всю историю.
Алекс, Соколиный Глаз, был нашим дозорным. Кто такой сокол и правда ли он видел получше прочих, помнил мало кто, но выражение сохранилось на века. У Алекса действительно был очень зоркий глаз — всего один, зато видел он за троих. На втором он носил чёрную повязку, что неплохо сочеталось с его жилистым телосложением и лицом, чем–то напоминавшим пиратов из книг. По поводу того, где именно он этот глаз потерял, мужчина всякий раз сочинял новую байку. То это было в бою, то на нём ставили опыты какие–то безумцы, от которых он сбежал, то шальная пуля, то смертельная болезнь… И лишь мы с Корсаком знали, что истинной причиной была самая обыкновенная ветка, неудачно хлестнувшая его вот уже как семь лет назад. И хранить этот секрет было обязательным условием его работы.
Наш рулевой, Доджсон — мужик мускулистый и крупный. Простой как двери, с галереей татуировок на теле и доброй душой. За жизнь сменил несколько профессий, а нашли мы его на боксёрских боях, и я вас умоляю: не спрашивайте, как туда попал такой пацифист, как Корсак. И как он может быть доброй душой и при этом боксёром в прошлом. Просто не стоит.
Наш смуглый кок Пит был на удивление худосочным парнишей. Уж не знаю, как он это делал, но парень правда любил поесть и при этом оставался тощим, как спичка. Не иначе как где–то внутри у него была чёрная дыра, без следа поглощающая всё, что он съедал за день. Зато готовил просто отлично, так что даже самый обычный бобовый суп превращался в произведения искусства. А бобовые в рационе были регулярно в самых разных вариациях: консервы, тофу, темпе, в виде муки для лепёшек и даже в составе кексов и пирогов. Да так, что угадать их там было той ещё задачей!
Впрочем, и про остальные важные группы продуктов он тоже не забывал, и каждый день на столе были крестоцветые, грибы, ягоды, растения семейства луковых, орехи и семена. После тотального перехода на растительное питание учёные давно выяснили, что для хорошего самочувствия необходимо ежедневно употреблять их, и Пит не игнорировал это. Да и попробовал бы он — ему тут же прилетел бы выговор от Анселя — довольно приятного молодого врача, окончившего университет около пяти лет назад. Набравшись достаточно практики, он решил, что самое время податься на воздушное судно. Он был крепко сбитым парнем с коротко стриженными светлыми волосами, и одного взгляда хватало, чтобы понять: если будешь пытаться вырваться, у него хватит сил взять ситуацию под контроль. Что ж, анестезия не всегда даёт стопроцентный результат…
На следующее утро я уже начала привыкать к тому, от чего пришлось отказываться так долго. Поднявшись пораньше, я вышла на палубу и размялась, с радостью осознавая себя в небе. И ощущения были такие, словно нет больше надо мной никакого начальства, нет обязательств перед почтовой компанией и кем бы то ни было, а есть только я и это безграничное небо, да гул моторов на фоне. И всё, чего я хотела сейчас, это снова быть полезной, а не обычным пассажиром.
Мою радость не смог омрачить даже попавшийся тут же Филс, и я постаралась быть с ним максимально вежливой.
— Доброе утро, мистер Филс! Как ваши дела?
— Доброе утро, мисс Флайхай, — ответил он, потирая глаза. — Я смотрю, вы рано поднялись.
— Не хочу пропускать такое красивое утро. А вы, я смотрю, устали? — посочувствовала я.
— Мне не привыкать, — отмахнулся он. — Работа квартирмейстера очень ответственная и непростая.
— О, понимаю.
Уж мне ли не знать.
— Сомневаюсь, — криво усмехнулся он.
А я в твоей честности и умственных способностях сомневаюсь, но не говорю же это вслух! Что за вопиющий не профессионализм? Они что, никогда с пассажирами не летали? Но ведь Корсак раньше брал пассажиров. Немного, но всё же.
— Что ж, если смогу хоть как–то помочь вам, можете обращаться. В почтовом университете учат грамотному ведению дел.
Тот окинул меня взглядом, говорившим «А по тебе не скажешь», и снисходительно склонил голову на бок.
— Если я решу к вам обратится… — «небо рухнет на землю, а пираты станут законопослушными гражданами» — наверняка хотел сказать он, но вместо этого прозвучало — непременно дам знать.
— Буду ждать. Нам с друзьями всё равно нечего делать, — улыбнулась я, словно бы не замечая его настроя.
Мы встретились с капитаном по дороге к столовой, и он хитро улыбался.
— Мои квартирмейстеры решили поднять белый флаг переговоров? — вопросил он.
— А, так вот чему мы обязаны ухмылочке на твоей физиономии, — улыбнулась я. — Да, я выставила белую салфетку на вилке, но мне кажется, такую жертвенность не оценили — можно сказать, он забрал её и сложил в карман на крайний случай.
— Поступи он иначе, и это унизило бы его квартирмейстерское достоинство, — серьёзно сказал капитан. — Тем более, что ему предложил помощь почтальон.
— Пилот–почтальон из столичного университета, — поправила его я.
— Для него это не играет роли, — пожал плечами капитан. — Но я был бы рад, если бы вы помирились. Он не такой пройдоха, каким может показаться.
— Возможно, — пожала я плечами. — Просто на меня он произвёл не очень хорошее первое впечатление.
— Может, это ревность? — изогнул бровь парень.
— Пф, очень надо! Забирай себе своё гнилое корыто и крыс в подарок! Но в одну бочку не сажай — готова поспорить, что Филс остальных сожрёт и не поперхнётся, — ответила я.
— Я больше опасаюсь, как бы вы не сожрали друг друга во время этого полёта, — отпарировал капитан.
— Ну, опасайся, что я ещё тебе могу сказать, — пожала я плечами. — Да вот только я всегда беспокоилась о благе этого судна, и если говорю что–то, то только из лучших побуждений. И не смей упрекать меня моими тёплыми чувствами к «Рассветному Путнику».
Капитан лишь вздохнул, утверждая свою рабочую гипотезу.
— И не думал упрекать. Но это правда похоже на ревность.
Я отвернулась. Конечно же, это была ревность! Я столько труда вложила в успех этого корабля, а теперь кто–то занял моё место. И, похоже, получалось у него даже лучше, чем у меня…
— Как скажешь, — буркнула я, проходя вперёд.
Конечно, я сама понимала, что бываю не подарком, но всё же эта тема почему–то до сих пор проезжала по мне не легче грузового паровоза. Даже уйдя с «Путника», я заботилась о нём, как могла. А теперь, у меня было ощущение, словно мне больше нет здесь места. Всего лишь пассажир… Для меня это звучало ужасно.
Мне повезло обнаружить своих друзей за одним столиком. На этот раз они оживлённо спорили на одну из своих излюбленных тем: техника и учёба. Для Флейм единственное, что имело значение — это её механоиды и то, что могло пригодиться для их производства. Лиум же считал любые технологии, а особенно то, что преподавали в университете — крайне важным, и часто пытался надоумить подругу учиться на баллы получше. Но блондинка считала, что баллы в принципе не важны, и на этой почве они могли спорить долго и нудно.
— Доброе утро, ребят! — прервала я их.
— Доброе, — поздоровался Лиум.
— Бри, ты так вовремя нарисовалась! — воскликнула подруга, подрываясь с места.
— Правда?
— Да–да! Этот умник уже достал читать морали. Как будто твой любимый Док Браун учился на «отлично»! — добавила она, оглянувшись на друга.
— Но ты ж не Док, и машину времени пока не изобрела, — заметил парень.
— Зато изобрела крутых механоидов! — сказала в свою защиту блондинка, и Сеньорита подняла голову в доказательство её слов.
— А ты представь, сколько ещё можно было бы изобрести, если бы ты прилежнее училась. Элл, скажи ей!
Флейм только закатила глаза к потолку. Я лишь усмехнулась, глядя на них. Этот спор вряд ли когда–то будет разрешён…
— Не хочешь выпить по чашке кофе на палубе? Я знаю неплохое место, где можно посидеть, — подмигнула я.
— Давай, — обрадовалась девушка.
Я улыбнулась — уж кого–кого, а Флейм я знала довольно хорошо, и это знание меня всегда радовало. Не сказать, что с ней всё просто — мол, взял кофе с молоком да лавандовым сиропом и человек уже счастлив. Но кое–какая стабильность всё же наблюдалась. А ещё она доверяла мне, что я всегда очень ценила. И мы обе соблюдали золотое правило: не спрашивать ничего о прошлом. Никогда. У нас обоих были причины не молоть языками на эту тему, и мы уважали это.
Зато в остальном у нас никогда не было секретов. Это заставляло меня чувствовать себя куда лучше в любых обстоятельствах.
Я отправилась за вышеуказанным напитком, по пути схватив парочку сэндвичей — не люблю это неприятное чувство после кофе на голодный желудок.
Пройдя мимо Лиума, я с ним переглянулась и пожала плечами, мол, сам знаешь. Друг кивнул — да, он сам знал. В следующий миг рядом с ним уже оказался редко замолкающий подмастерье Ксант и редко говорящий что–либо Торн.
Флейм захватила плед, и мы спустились на балкончик под прогулочной палубой, где лежали мотки канатов. На них мы и устроились, наблюдая за небом вокруг.
— Вот знаешь, всё бы хорошо, если бы он так за оценками не гнался, — пробурчала девушка, отпивая кофе. — А точнее — если бы не ожидал этого от меня.
— Ну, он же нечасто наседает, — заметила я. — Да и хочет как лучше.
— Для меня это просто не имеет значения. Я научилась делать механоидов — и всё, больше мне не надо.
— Верю. А знаешь, мне вот что интересно: как он успевает читать все эти комиксы и книги, и при этом выполнять все задания вовремя? — задумалась я.
— Ты у него спрашивала?
— Он лишь говорил, что у него дома какие–то временные аномалии, — усмехнулась я.
— Мистика, — протянула подруга, и мы синхронно сделали ещё по глотку ароматного напитка.
После завтрака Корсак показал нам вещи, найденными командой во время путешествий. В основном, это был хлам из разрушенных городов посреди пустошей, в которых временами останавливался «Рассветный Путник». На него был отведён небольшой чулан, где техника с неизвестным назначением или просто разные детали ютились на полках и даже просто на полу. Флейм, до того не слишком активная, вдруг заметила какой–то механизм и вцепилась в него.
— Я могу взять его?
— Конечно! — кивнул капитан. — Как и всё остальное в этой комнате, если найдёшь им применение.
— Спасибо! — горячо поблагодарила блондинка.
— Без проблем, — улыбнулся Корсак.
Девушка начала активные поиски того, что могло бы пригодиться ей в работе, а капитан тихонько спросил у меня:
— Что она собирается делать с этим хламом?
— У неё хобби — мастерить механических змей и драконов, — пояснила я.
— Ааа… — протянул понимающе Корсак, бросив взгляд на Сеньориту. — Тогда, пусть занимается. И если нужно, можешь заходить сюда в любое время, — последнее предложение было обращено к блондинке, которая копалась в груде хлама.
— Что? — переспросила девушка.
— Тебя предлагают закрыть здесь, — подсказал Лиум.
— Если не с тобой, то меня полностью устраивает! — отозвалась Флейм, снова ныряя в механизмы.
Переглянувшись, мы усмехнулись и решили оставить её в покое.
Глава 8. Розыск
На следующий день мы попали в провинциальный городок. Корсак сказал, что у нас есть около трёх часов, и мы с Лиумом и Флейм решили немного пройтись.
Обменяв на станции воздушных кораблей коттлинги на верники, мы отправились в город, где быстро нашли центральную улочку. Она была выложена брусчаткой и заканчивалась небольшим сквером с фонтаном.
Прохожие поглядывали на нас кто с равнодушием, кто с неприязнью, услышав наш говор. Да, это не столица, где привыкли к любым приезжим, в том числе из Анфикса. В провинции не слишком–то скрывали свою нелюбовь к нашему государству. Вся проблема была в том, что никто не мог решить, из какого бункера люди вышли раньше: из того, что в землях Анфикса, или Декламиона. И если в нашем государстве правит Верховный Консилиум, в котором заседают учёные и признанные умы, внесшие наибольший склад в развитие страны, то в Зарии их Высший Совет поделён на фракции: природоведов, деловодов, правоохранителей, докторов и так далее. И все уверены, что вносят куда больший вклад в развитие человечества, и что их система лучше. Между ними будто бы ведётся гонка: кто похвастается миру большим количеством новых знаний и изобретений. А ещё одни вечно подозревают других в шпионаже, и поэтому к чужестранцам отношение… Бывает довольно сложным.
Впрочем, торговля между нашими странами, как ни странно, весьма оживлённая. Декламионский был в чём–то схож с анфиксовским, и жители обоих стран знали язык соседей лишь за малым хуже своего. Говорят даже, что раньше Анфикс и Декламион были чуть ли не единым государством, пока один из них — который раньше, так и неясно — пожелал получить независимость.
Поэтому мы старались не привлекать к себе лишнее внимание.
С обоих сторон виднелись небольшие кирпичные дома и стеклянные витрины магазинов. Небольшая книжная лавка так и манила зайти внутрь, а мастерская часовщика тикала сотнями маятников и стрелок.
Мы изо всех сил старались не застрять в книжном на всё время, что у нас было. И очнувшись через полчаса с несколькими приобретениями каждый, пошли к прилавку и отметили, что цели почти достигли. Правда, на часть книг мне оставалось лишь пускать слюни, так как не могла позволить себе тратить столько на литературу. Продавщица смерила нас равнодушным взглядом, и мы, расплатившись, ушли.
Дальше нам нужно было докупить несколько инструментов для Флейм. И когда я говорю «несколько», читайте «вагон и небольшая тележка».
Пока девушка обратила внимание на детали и всё необходимое для работы, я подошла к стенду с часами. Их были десятки — карманные, наручные, в виде кулонов и подвесок, роскошные и лаконичные. И среди всего этого, из ряда вон выбивались два кулона–крыла. Парные. На левом был прикреплён маленький декоративный замок, а на правом — ключ. Помимо них там виднелись детали и шестерёнки — очевидно, из старых часов.
Лишь только завидев их, я ощутила, что они будто предназначены для меня и Флейм. Она давно мечтала, чтобы у нас были какие–то парные вещи — брошки, браслеты или кулоны дружбы. А эти просто идеально подходили!
За прилавком сидел пожилой мужчина с седыми волосами и пышными усами. В его серой жилетке было столько карманов, что, вероятно, мог бы поместиться весь магазинчик, а на носу приземлились очки. На правом глазу ровным рядом выстроилась с дюжину дополнительных линз, и он копался в тонком механизме карманных часов.