– Это была роза! – откликнулась ведьма.
– Ее я уже рисовал, неинтересно! – отмахнулся старик.
– Так, что я вижу, – Елизавета совершила полный обход Парадной Залы глазами. – Прелестно! Две школьницы, назойливая журналистка, ее граф в плаще, маленький ребенок и ведьма! – констатировала она. – Лучше и быть не может!
– Это хуже тебя ничего не придумаешь! – бросила Маша.
Вместо Принцессы разозлилась Брай:
– Заткнись и молчи, мелкая! – закричала она.
– Мелкая? Да ты на лет пять меня младше!
– Маша, успокойся! – попыталась остановить подругу Анна.
– Не успокоюсь, пока не врежу ей! – решительно объявила Маша, не зная хорошенько, кому собирается врезать.
– Нет-нет-нет! Нельзя вредить Музе! – взмолился художник.
– Ей можно и нужно вредить! Она сожгла мою камеру! – закивала Джессика.
– Прекратите браниться сию же секунду! Что за вздор? – вмешался граф.
– Это все рыжая девчонка виновата! – Вито показал Брай язык.
– И не думай подходить к ней, мерзкий мальчик! – вступилась Елизавета.
Она достала из складок своего бесконечного платья веер, да так резко расправила его, что Вито, стоявший неподалеку, потерял равновесие и плюхнулся на пол.
Тут никто и опомниться не успел, как перед Елизаветой закружились густые черные клубы. Дым окутал Принцессу со всех сторон, не давая шагнуть ни шагу.
Елизавета принялась махать веером. Недостаточно для того, чтобы отогнать от себя черные оковы, но достаточно, чтобы разглядеть в дымной массе лицо Белинды.
– Не. Смей. Обижать. Вито! – слова ведьмы эхом раздались по всему Замку.
– Не сметь указывать мне! – не менее громко приказала Елизавета.
Стены от этого не на шутку проснулись, начиная теперь по-настоящему стреляться острыми копьями, которые, увы, не исчезают.
А ведьма не на шутку разозлилась. Она топнула левой ногой, вскинула правую руку вверх, закружила белые пальцы…
В Зале вдруг создался сильный сквозняк, постепенно переходящий в ураган. Елизавета, по воле Белинды, подлетела под самый потолок.
Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не одна, прямо таки, совсем необычная гостья. Кто она? Как ей удалось остановить этот хаос, воцарившийся в Парадной Зале? Что же, для этого нам необходимо обратиться к сказке.
10.Лесная Дева
В глубокую старину, когда солнце светило ярче, а деревья были выше, жил на свете юноша по прозванью Юншен-цзы. Жил он с матерью да двумя братьями в вечной нужде да бедности, и частенько тоска одолевала его. Сидит, бывало, да думает: «Вот мне уж давно сравнялось двадцать, а я еще ничего в жизни не повидал, только и делаю, что работаю с утра до ночи. И замуж за меня точно никто не пойдет, если мы с матерью да братьями сами себя прокормить не можем. Так видно и буду своей смерти дожидаться».
Гулял однажды Юншен-цзы по бамбуковому лесу, которому ни конца ни края не сыщешь, да думал все о судьбе своей, как вдруг видит – впереди речка течет, а подле речки дерево стоит, какого он еще не видывал. Подошел Юншен-цзы поближе да только диву дается: листья точно из шелка сотканы, а стебли до самого неба достают. Дивился Юншен-цзы, дивился, как вдруг услышал, будто бы кто-то сзади него вздохнул горестно.
Оглянулся юноша да увидел старца. Юншен-цзы поклонился ему, а старец говорит: «Добрый юноша! Вижу я, что ты сильный и пригожий. Помоги мне! Сруби ты это дерево, от него все несчастье мое! Я заплачу тебе столько, что будешь ты жить всегда в богатстве и довольствии».
Юншен-цзы поначалу согласился исполнить просьбу старца да подошел к дереву. Да тут сердце его сжалось, руки опустились. Хотел Юншен-цзы сказать старцу, что не способен он такую красоту загубить, а его и след простыл. Только лишь золотой кувшин остался на том месте, где стоял он.
Подобрал юноша кувшин. Как увидел, что тот золотой, тотчас же на базар отправился. Кувшин понравился одному господину, да купил он его, хорошо заплатив. Юншен-цзы вернулся домой с мешочком, полным монет, положил его себе под голову да уснул.
Наутро юноша проснулся, смотрит, а вместо денег золотой кувшин подле него лежит. Подивился Юншен-цзы, подивился, да опять на базар пошел.
А в городе суета: все только и говорят о том, как нынче ночью знатный господин умер. Стал Юншен-цзы снова кувшин продавать, да понравился он одному вельможе. Вельможа дал ему еще больше денег, но на следующий день кувшин снова к юноше возвратился, а в городе о второй смерти говорили.
Отправился Юншен-цзы тогда к тому самому месту, где старца повстречал. Поставил он кувшин туда, где подобрал, и хотел было домой направится, как слышит вдруг, будто ветерок ему шепчет: «Постой, не уходи, поговори со мной! Постой, не уходи, поговори со мной! Постой, не уходи, поговори со мной!» Смотрит юноша, а то молодая дева из шелкового дерева выглядывает, да его подзывает. Подошел к ней Юншен-цзы, а она ему и говорит:
– Спасибо тебе на том, что меня от верной смерти спас. Вечно храню я этот лес, и вечно буду благодарна тебе. Скажи же мне, чего желаешь ты, и я исполню твое желание.
– Ах, прекрасная дева! Ничего мне не нужно в этом мире кроме жизни! Можешь ли ты сделать так, чтобы жил я так же вечно, как и ты?
Призадумалась дева, призадумалась, да наконец ответила:
– Так и быть, выполню я твое пожелание. Но будешь ли ты каждый день набирать речную воду в золотой кувшин да приносить ее мне?
– Я буду делать это!
– Смотри же, помни об этом. Забудешь свою Му Нинг, и жизнь твоя закончится.
Да отвечал юноша Му Нинг, что никогда не забудет ее. С тех пор вставал Юншен-цзы поутру рано-рано, отправлялся к реке, набирал в золотой кувшин воды да поливал шелковое дерево.
Так проходили дни, года. Вскоре мать Юншен-цзы умерла, а за ней и братья его. Да никуда не мог он уйти из тех краев. С каждым днем грусть его росла, река становилась шире, а золотой кувшин – тяжелее.
Наконец бросился юноша к дереву, упал на колени да стал молить деву о том, чтобы она его от вечной жизни избавила да в странствия да скитания отправиться позволила. Му Нинг, прелестными губами мягко улыбнувшись, молвила:
– Да будет так.
В мгновение ока вышла он из дерева да ступила на твердую землю, а юноши как будто и не бывало. Махнула дева рукой левой – дерево с треском упало в воду. Махнула дева рукой правой – стебли его обернулись крепким мостом. Отрезала от него Му Нинг один прутик да сказочную флейту сотворила. Медленно перешла она через реку да отправилась в далекие края.
Долго Му Нинг путешествовала. Бывало, сядет где-нибудь в тени да начнет играть на флейте волшебной. Тотчас окажется дева в чудесной комнате, где ровно девять тысяч бабочек порхает.
Подолгу могла сидеть там Му, даже не шелохнувшись. Да лишь однажды сильный шум помешал ей тишиной наслаждаться. Поднялась дева да направилась туда, где человеческие сердца согласия найти не могли, да бабочки ее не оставили.
Долго ли, коротко ли, пришла Му Нинг к волшебному кругу, от которого тьма исходила. Встала дева в самый центр, а бабочки все вокруг нее летают. Раздумывала Му Нинг, раздумывала, как вдруг земля ушла из под ног ее. Бабочки подхватили деву да медленно опустили на Солнце, что грело людей, враждующих меж собой.
Увидали они Му Нинг да застыли.
– Прекратите вражду, иначе никогда не сумеете вы разрешить общую проблему свою, – молвила дева. – И никогда не ставьте себя выше других, не умея спуститься, – продолжила Му, повелевая бабочкам опустить на землю ту, что на всех сверху вниз взирала.
11.Палитра
Все гости были удивлены появлением Му. Не каждый день увидишь волшебницу на огромной люстре Парадной Залы Замка, из которого ты не можешь выбраться..
– Кто ты? – спросил Вито, первым выйдя из оцепенения.
– Имя мне – Му Нинг, – отвечала фея, спускаясь со своего светила.
Бабочки ее без помощи не оставили.
Она была не похожа на человека – словно куколка с хрупкой фарфоровой шеей и свежим, немного детским, личиком. Ее губы вполне возможно было сравнить с нежными лепестками орхидеи. Ее черные волосы, впитавшие теплый свет люстры, были собраны весенними цветами в два пучка. Только две тонкие пряди лежали поверх нежно-розового шелкового ханьфу с широкими белыми рукавами и поясом, расшитым серебряными нитями. Темно-зеленые глаза внимательно изучали новых знакомых.
– Вы, вероятно, здесь госпожа? – спросил Дезире, учтиво кланяясь, невольно заставив каждого, хотя-бы слегка, но пригнуться.
Даже Елизавета, и та немного наклонила голову.
– В этом месте пятнадцать господ, – ответила Му, взглянув на стулья.
– А нас десять,– художник покачал головой.
– Я могу это изменить, – сказала волшебница с уверенностью. – Но вам лучше посторониться.
Все, включая надменную Елизавету и неуправляемую Брай, послушались. Му Нинг закрыла глаза и начала медленно разводить руки в разные стороны, так что все бабочки, порхающие в Зале, залетели в ее рукава.
«Хлоп!» – и она открыла глаза.
«Хлоп!» – и она исчезла, оставив после себя только пару зеленых листочков.
– Ну и что нам теперь делать? – закапризничала Брай.
Однако через секунду Му уже «Хлоп!» – и вернулась. И не одна.
– Теперь осталось только сесть, – молвила она торжественно.
Началась невероятная неразбериха по поводу того, кто где должен сидеть, так что новые гости остались совсем без внимания.
– И что это она уселась во главе стола? – возмущалась Маша, показывая на Джессику.
– А я вообще не хочу сидеть! – объявила Брай.
– Чего вы спорите? Посмотрите на цвета! – кричал Вито.
Наконец, не с первого раза, правда, все услышали мальчика и через несколько пересадок все же распределились.
Получилось так, что во главе стола, на золотом стуле, оказался граф де Лепаж. Справа от него располагались серебряный, черный, синий, фиолетовый, зеленый, оранжевый и розовый стулья. Первые два стула нам известны: на серебряном сидел, болтая ножками в «прыгай-выше-кросовках», Вито, а рядом с ним стоял стул, возвращенный на место задумчивой Белиндой. Светловолосый юноша, Люсиан Бош, сидел на синем стуле. Художник посоветовал своему стулу фиолетовый цвет. За зеленым была красавица Му Нинг. Рядом, на стуле розового цвета, беспрестанно рыдала вдова, обеспокоенная чрезвычайно сумасшедшими стенами. Стены, к слову, изобиловали теперь не только копьями, но и несущимися колесницами. Впрочем, вдова рыдала не от этого, а от того, что она была в трауре. Джессика Форстер, тоже весьма печальная, занимала оранжевое место.
Слева от графа, на красном стуле, сидела Брай, которая то и дело спрашивала: «И почему я должна здесь сидеть?». Елизавета, восседающая рядом с ней на ярко-желтом стуле, шептала: «Потерпи, так надо…». Затем имел место белый стул, на котором сидел, нога за ногу, настоящий ученый-философ. Наконец очередь дошла до Анны, стул которой оказался прозрачным.
– Ну вот! У всех есть цвет, а у меня нет! Отлично! – пожаловалась девочка.
– Твой стул хоть как-то изменился! – заметила Маша.
– Посмотрите же! – обратил на себя внимание ученый. – Два стула – лишние!
И на самом деле – Мария занимала все три последних стула. Она пересаживалась с одного на другой, в надежде обнаружить свой, но все три остались при своем мнении о том, какого цвета они должны быть.
– Я не смогла дотянуться до этих двоих, – молвила Му Нинг печально.
Мария наконец успокоилась и села рядом с Анной, что было очень кстати, потому как в ту же секунду, как по щелчку пальца, два стула перестали пустовать. Рядом с Машей оказался юноша с каре песочного цвета. Его стул стал коричневым. Девушка, а точнее черный мешок с девушкой внутри, сидел на стуле телесного цвета.
– Почему нас должны приводить сюда насильно, когда мы и сами можем прийти, – сказал юноша, сверкая ореховыми глазами.
При слове «насильно» мешок так сильно возмутился, что фокуснику, а юноша был, несомненно, настоящим фокусником – в черном фраке, с волшебным цилиндром и даже с тростью, пришлось развязать мешок. Как только он это сделал, он тут же об этом пожалел, так как девушка, находившаяся там, была спортсменкой.
– Это моя… ассистентка, – объяснил он, мирясь с болью.
– Вовсе нет, идиот! Мы с ним никак не связаны, – заверила девушка, с любопытством разглядывая остальных гостей. – Доброе утро.
– Здравствуй, сестра! – поздоровался ученый.
– Что? – переспросила та.
– Ну вот! Теперь все стулья окрасились! – обрадовался Вито.
– А мой нет! – отчаянно протянула Маша.
– Прекрасное создание, – обратился к ней художник, – разве ты видишь где-нибудь такой же, как у тебя?
– Некоторым вещам лучше оставаться обычными, чтобы отличаться от других, – добавил ученый, заметно успокоив девочку.
– Все это замечательно! – снова повторила Елизавета. – Но кто-нибудь может объяснить мне, что здесь происходит?
Дезире хотел было ответить ей, но Маша его опередила.
– Мы все застряли здесь, вот что! – сказала она.
– И умрем от этих ужасных стен! – завершила вдова.
– Это место, кажется, называется «Замок», – граф де Лепаж мысленно просматривал карту.
– И мы здесь умрем!
– Мы говорим на разных языках, но понимаем друг друга, – добавила Белинда.
– Это оттого, что мы равны, – пояснила Му Нинг.
– И мы умрем!
– Так! Отлично! Кто-нибудь знает что-нибудь еще? – спросила Джессика.
– Я знаю, – заговорила вдруг Анна, встав, чтобы все могли ее видеть. – Все мы пришли сюда разными путями из разных мест и времен. Раз уж случилось так, что мы встретились, теперь мы должны искать путь домой вместе.
– А вдруг вернуться может только один, и мы должны бороться между собой за это право? – предположила Джессика.
– Не нужно бороться, вернуться должна я, – твердо сказала Брай. – И Лиззи, – добавила она чуть погодя.
– Фу, ну что за вечная привычка? – возмутился Люсиан, впервые заговорив. – Только в одном месте соберутся умные люди, как они тут же обязаны друг друга возненавидеть… Как это банально!
– Я считаю, что прежде всего нужно выяснить, из-за чего это произошло, – высказалась Елизавета, косясь на Машу с Аней.
– Нет, так не пойдет! – не согласилась Джессика. – Не могу ничего выяснять! Вообще думать не могу, пока не знаю, с кем говорю! А что если нам придется провести вместе не один день?
– Еще чего, – фыркнула Лиззи.
– Пускай каждый хотя бы представится…
– Пока мы еще живы…
12.Ворота
Первой представилась сама Принцесса, которая оказалась пятнадцатилетней Королевой династии Оптис из 24 века. Она проговорила все это так быстро, что остальные сначала ничего не поняли, а когда поняли, то запутались еще больше.
– И какой же страной ты управляешь? – спросил Вито недоверчиво.
– Страны – это пережиток прошлого, – ответила Лиззи.
– Да ладно! – не поверила Маша. – Значит, в 24 веке не будет ни Испании, ни Канделарии! Как же много я знаю теперь!
Затем она, тихонько хихикая, шепнула на Анне на ухо:
– А ты все твердила: «Француженка, француженка…»
– Но ведь она одета как дама из прошлого! – не выдержала девочка.
– Сомневаюсь, что дамы из прошлого носили платье весом в 16 зеттабайт, – гордо ответила Королева, услыхав слова Ани.
– Одежда из информации? Так значит, ее все же изобрели!.. – вслух подумал Люсиан.
Он тоже представился. Мальчик был сиротой и самые первые его воспоминания возникли в доме обучения. Вот уже шестнадцать лет он проводил там свои дни.
Дома обучения стали создаваться как только люди поняли, что разные дети не должны ходить на одни и те же уроки, так как это может плохо отразиться на их способностях к обучению. С тех пор стали проводиться комплексные обследования, которые выясняли, какой тип информации воспринимается головным мозгом ребенка наиболее дружелюбно. Сны каждого также принимались во внимание. Если ребенок оказывался неспособным к восприятию чего-либо и, что еще страшнее, совсем не любознательным, его допускали только к элементарной механической работе. Потому в школы, названные домами обучения, ходили только довольные ученики, посещающие подходящие им занятия. Люди, учившиеся таким образом, меньше болели, больше улыбались и вообще жили дольше.
В конце 23 века появились ЭДО – Элитные Дома Обучения. Люсиан состоял как раз в таком. ЭДО отличались от обычных домов обучения очень сильно. Во-первых, их члены имели доступ ко всем актуальным исследованиям и разработкам. Ученики развивались одновременно с наукой, которую изучали. Во-вторых, в ЭДО была предусмотрена каждая мелочь. Даже еда в столовой подбиралась под предметы.